полностью подчинит ее своей воле, ибо нет толпы, какую он не сумел бы
обработать, и нет такого, даже самого великого зверя, которого он не сумел
бы приручить.
продолжал Уисс, обретя былую самоуверенность и забыв о страхах. - Мы
завоевали их дорогой ценой, так неужели откажемся их защищать? Ибо
Революция еще не завершилась, собратья, и победа еще не одержана. И не
будет одержана окончательно, пока среди нас остаются предатели, втайне
замышляющие нашу гибель. Имя врагам Свободы - легион. Они упорны и
неутомимы в достижении своей цели - обратить нас в прежнее рабство.
Избавить нашу только что возникшую Республику от этих ядовитых тварей -
дело мучительное, долгое, даже противное, но едва ли жестокое. Это не
более чем кровопускание, к которому прибегает врач, дабы вернуть больному
здоровье.
воспользуется, чтобы окончательно сбить ее с толку...
рябью, золотистые огни фонарей расплылись, и Уисс ощутил знакомое
тошнотворное головокружение, верный признак того, что отец навел свои
чары. Странно: всего за минуту до этого, обращаясь к толпе, он и думать
забыл о Хорле. Увлекшись, он мыслил, говорил и действовал так, словно все
зависело лишь от него самого и отпущенных ему природой способностей. Он и
в самом деле верил, что одержит победу собственными усилиями. Впрочем,
неважно. Вмешательство Хорла только поддержит его.
отметил взрывоопасную многоцветную ауру настроений толпы - не совсем то,
чего он ожидал, но это не имело значения. Главное - он видел эту ауру и
мог на нее воздействовать.
плечом к плечу... - начал Уисс и замолк, пораженный. С аурой происходило
что-то непонятное. Он был уверен, что теперь-то народ, покорный его
голосу, начнет успокаиваться и приходить к единодушию. Как бы не так! Над
площадью пробежали черные облака замешательства, сгущаясь в тяжелые тучи
подозрительности, в которых поблескивали молнии отвращения.
Такое иногда бывает.
- Но кто прольет слезу по страданиям истинных патриотов? Кто возвысит свой
голос в защиту Республики? Кто сбережет нашу свободу, которой угрожает
гибель?
ненависти. Негодующий гул. Опасность.
утратил связь с толпой, чье настроение всегда прекрасно чувствовал и умел
им управлять. Гнев и враждебность народа нарастали с каждым мигом.
Грозовые зарницы надвигающегося бунта тут и там вспыхивали во дворе
"Гробницы". Слова, призванные отвратить бурю, казалось, ее приближают.
Почему? Каким образом? Но он найдет их - эти единственно верные слова, -
как находил всегда.
все вы не готовы пожертвовать собой? Так можно ли осуждать неизбежные
казни предателей, если патриоты готовы принять смерть в любую минуту?
Невероятно. Он утратил власть над толпой. Дракон, этот многоглавый зверь,
оживал самым чудовищным образом; на сей раз кошмар начал сбываться, и Уисс
не мог этому помешать. Невероятно.
этот-то зов должен был подействовать.
туман вспарывали яркие вспышки уродливой накаленной ненависти. Лица
стоявших внизу искажала гримаса отвращения.
их ушей доходили не его слова, а какое-то непотребство пополам с
тарабарщиной. И видели они не его, а кого-то другого; иначе откуда в их
глазах столько злого презрения, словно перед ними некое диковинное,
отталкивающего вида чудовище? Восприятие толпы было явно искажено: его,
настоящего Уисса, она не видела.
резко обернулся к отцу.
от боли и отскочил к двери. За первым камнем последовал второй, третий,
десятки, дюжины - метили в Защитника и его отца. Хорл не пытался спастись
- он даже не поднял рук, чтобы защитить голову. Просвистевший булыжник
поразил его в висок, и Хорл упал бездыханный. Уиссу было отказано в
мгновенной смерти. Он втянул голову в плечи и бросился к двери, но дверь
перед ним закрыли. Тогда он, срываясь на визг, приказал народогвардейцам
стрелять по толпе. Солдаты как выстроились на лестнице, так и остались
стоять; ни один не исполнил приказа. Они смотрели на него с тем же
презрительно-гадливым выражением, что и горожане.
увертывался, кидался из стороны в сторону как безумный - все тщетно, все
лишь на потеху безжалостной толпе. Когда он под градом камней рухнул
наконец на колени и пригнулся, уткнувшись головою в гранит,
народогвардейцы своими подкованными башмаками столкнули его с крыльца.
Уисс Валёр скатился к подножию лестницы. Толпа хлынула к распростертому
телу, как ни пытался Шорви Нирьен ее остановить и урезонить.
поэтому о событиях, происходивших в Шеррине после смерти Уисса Валёра,
узнавала из вторых рук. У нее не вызвало особого интереса то, что
Конституционный Конгресс, изрядно поредевший из-за чисток, казней, арестов
и бегства многочисленных депутатов, был преобразован во Временную
Конституционную Ассамблею, а Шорви Нирьен избран ее Председателем. Куда
более Элистэ затронуло полное и безоговорочное крушение
экспроприационизма. Террор прекратился чуть ли не в одночасье. Народный
Трибунал закрыли. Народный Авангард расформировали. Государственных
преступников выпустили на свободу, их камеры в "Гробнице" заняли бывшие
заправилы из Комитета Народного Благоденствия. То немногое, что осталось
от тела Уисса Валёра, положили вместо гроба в ободранное свинцовое чрево
Кокотты и похоронили в безымянной могиле. Сестер-Чувствительниц Кокотты -
Заза, Нану и Буметту, невзирая на то, что они были творениями редчайшими и
бесценными, растерзали буйные толпы: детали механизмов растащили
бесчисленные метельщики, фонарщики и досужие охотники за сувенирами. Гнид
Нану выслеживали и уничтожали с таким рвением, что в городе, как полагали,
не осталось ни единой золотистой твари.
именовать по закону, уже не вменялось в вину, ибо проведенная на скорую
руку правовая реформа, при всей своей мягкости, не предусматривала
признания или восстановления наследственных титулов. Былые хозяева Вонара
могли беспрепятственно ходить по улицам, не опасаясь ареста либо
нападения; они получили право свободного передвижения, право
собственности, право заключения сделок и право голоса. Но их древние
привилегии навсегда отошли в прошлое, а громадные земельные владения
оказались сильно урезаны и переданы в собственность бывших серфов и
арендаторов.
боли и приступы головокружения с каждым днем становились слабее. Новые
очки - их достали взамен утерянных - заметно подняли его настроение. И
наконец наступил ясный весенний день, когда к нему вернулась его
чародейная сила. Старый кавалер заполнил комнату яркими
птичками-бабочками, которые так нравились племяннице. Под восторженные
возгласы Элистэ поющие создания исполняли воздушный танец, слетались,
образуя подвижные переливчатые узоры удивительнейших расцветок и форм. В
конце представления птички-бабочки исчезли, растворившись каждая в своей
музыкальной ноте, которая краткий миг висела в воздухе, прежде чем сойти
на нет. После этого дня дядюшка Кинц быстро встал на ноги.
будило в ее душе противоречивые чувства: она предвидела, к чему это
приведет в недалеком будущем. Как она и опасалась, через несколько дней он
заговорил о возвращении в Фабек. Элистэ только вздыхала - ей страшно не
хотелось расставаться с Кинцем. Без него жизнь представлялась ей чудовищно
одинокой - кроме него, в Шеррине не было ни одной родной души, с кем она
могла бы поделиться своими думами, посидеть за трапезой, поговорить,
посмеяться, одним словом, хорошо провести время. Не с Дрефом же, и, уж
конечно, не в эти дни... Впрочем, негоже ей было думать лишь о себе.
Дядюшка Кинц выполнил поставленную перед ним задачу в столице и теперь
хотел отдохнуть. Он рвался к пологим фабекским холмам и хмурому небу, к
своему тихому домику в горах над Дерривалем, к любимому и столь
Эриксон Стивен
Махров Алексей
Березин Федор
Афанасьев Роман
Белогорский Евгений
Майер Стефани