сейчас печатаю брошюру, которая, наверное, произведет много шуму в
республике пера.
но дивлюсь, что ты забавляешься писанием брошюр: мне кажется, что это -
безделушки, не приносящие большой чести таланту.
брошюр забавляются только те, которые читают все. И тем не менее я только
что испек брошюру и признаюсь тебе, что она - дитя нужды. Голод, как ты
знаешь, гонит волка из лесу.
такие слова? Может ли так говорить человек с рентою в две тысячи эскудо?
счастливый поэт, который пользовался аккуратно выплачиваемой пенсией. Дела
казначея дона Бельтрана внезапно пришли в расстройство. Он роздал,
растратил казенные деньги; все его имущество конфисковано, и мой пенсион
пошел ко всем чертям.
какой-нибудь надежды поправить это дело?
нищий, как и его поэт; он - конченный человек и, говорят, никогда уже не
выплывет на поверхность.
какое-нибудь место, которое утешило бы тебя в утрате пенсии.
предложил мне в канцелярии министерства место с окладом в три тысячи
эскудо, я бы отказался. Ремесло конторщика не по нутру питомцу муз; мне
необходимо наслаждение творчеством. Одним словом, я рожден, чтобы жить и
умереть поэтом, и выполню свое предназначение. К тому же не воображай, что
мы так несчастны: не говоря уже о том, что мы живем в полной
независимости, мы - беззаботные птички. Некоторые полагают, что мы
частенько довольствуемся трапезой Демокрита, но они ошибаются. Среди моих
собратьев (не исключая даже авторов календарей) нет ни одного, который бы
не был нахлебником в каком-нибудь хорошем доме. У меня лично есть два
таких дома, где меня с удовольствием принимают. Два прибора всегда ждут
меня: один - у толстосума-откупщика, которому я посвятил роман, другой - у
богатого мадридского купца, страдающего манией всегда приглашать к столу
литераторов; к счастью, он не очень разборчив, и город поставляет их ему
сколько угодно.
сказал я астурийскому поэту. - Как бы то ни было, повторяю тебе, что в
лице Жиль Бласа у тебя есть друг, несмотря на твое невнимание к нему. Если
ты нуждаешься в моем кошельке, то смело приходи ко мне. Пусть ложный стыд
не лишит тебя надежной помощи, а меня - удовольствия тебе услужить.
Нуньес, - и тысячу раз благодарю тебя за твое ко мне благорасположение. В
благодарность я должен дать тебе важный совет. Пока граф-герцог еще
всемогущ, а ты пользуешься его милостями, не теряй времени и спеши
обогатиться. Ибо этот министр, как говорят, начинает шататься на своем
пьедестале.
отвечал:
который обладает неподражаемым талантом разнюхивать самые секретные дела.
Этому человеку внимают, как оракулу, и вот что я вчера от него слышал. У
графа-герцога, говорил он, великое множество врагов, которые все
объединяются, чтобы его погубить; он слишком рассчитывает на свою власть
над королем: монарх, говорят, уже начинает склонять свой слух к жалобам,
которые до него доходят.
большого внимания и вернулся домой в убеждении, что власть моего господина
несокрушима, ибо я смотрел на него, как на один из тех старых дубов,
которые крепко пустили корни в лесу, и которых никакие бури не в силах
сломить.
основания. Во дворце составился тайный заговор против графа-герцога,
главою которого, как говорили, была королева; и все же в общество не
просачивалось никаких слухов о мерах, принимаемых заговорщиками с целью
свалить министра. Протекло даже больше года с того времени, и я не
замечал, чтобы его положение хоть сколько-нибудь поколебалось.
война с мятежниками вызвали в народе ропот и жалобы на правительство. Эти
жалобы стали предметом обсуждения в Совете под председательством короля,
который потребовал присутствия маркиза де Грана, имперского посла при
испанском дворе. Обсуждался вопрос о том, лучше ли королю оставаться в
Кастилии или проследовать в Арагон, чтобы показаться войскам. Граф-герцог,
которому хотелось, чтобы государь не ехал в армию, заговорил первым. Он
указал на то, что его королевскому величеству будет пристойнее не
удаляться из центра своего государства, и поддерживал свое рассуждение
всеми доводами, какие могло доставить ему его красноречие. Не успел он
закончить речь, как его мнение получило одобрение всех членов Совета, за
исключением маркиза де Грана, который, движимый только своей преданностью
австрийской династии и дав увлечь себя обычной для его нации
откровенности, начал возражать против предложения первого министра и
поддерживать противоположное мнение с такой силой, что король, пораженный
ясностью аргументов, согласился с его суждением, хотя оно противоречило
голосу всего Совета, и назначил день своего отбытия в армию.
иначе, чем его любимец, который, приняв это новшество за кровное
оскорбление, был чрезвычайно обижен. Удаляясь в кабинет, чтобы на свободе
пережевывать свою досаду, министр заметил меня, подозвал и, взяв с собой,
рассказал мне взволнованным голосом все, что произошло в Совете. Затем он
продолжал тоном человека, который не может оправиться от удивления:
моими устами, видит только моими глазами, предпочел мнение Граны моему. И
еще в какой форме! осыпая похвалами этого посла и расхваливая его
преданность австрийскому дому, как будто этот немец преданнее меня! Из
этого легко заключить, - продолжал министр, - что против меня образовалась
партия и что во главе ее стоит королева (*210).
двадцать лет не привыкла видеть в вас хозяина положения? И разве вы не
отучили короля советоваться с нею? Что же касается маркиза де Грана, то
король мог стать на его сторону из желания увидеть свою армию и
участвовать в походе.
противники надеются, что король, находясь при войске, всегда будет окружен
вельможами, которые туда за ним последуют. А среди этих последних найдется
не один недовольный, который осмелится держать перед ним речи, порицающие
мое управление. Но они ошибаются, - добавил он, - я сумею во время поездки
сделать государя недоступным для грандов.
государстве на время своего отсутствия, направился в Сарагосу. Но по
дороге туда он проехал через Аранхуэс, пребывание в коем так пленило его,
что он провел там около трех недель. Из Аранхуэса министр направил его в
Куэнсу, где он забавлял короля еще дольше при помощи устроенных для него
увеселений. Затем прелести охоты удержали монарха в Молина д'Арагон, и
только после этого его отвезли в Сарагосу. Армия его стояла недалеко
оттуда, и он уже собирался к ней отправиться; но граф-герцог убил в нем
это желание, заверив его, что он подвергается риску быть взятым в плен
французами, которые занимали Монсонскую равнину; поэтому король,
испуганный опасностью, вовсе ему не грозившею, счел за лучшее запереться у
себя, словно в тюрьме. Министр воспользовался его страхом и под предлогом,
будто охраняет его безопасность, можно сказать, не спускал с него глаз,
так что вельможи, которые основательно потратились, чтобы иметь
возможность сопровождать своего государя, не получили за это даже
приватной аудиенции. Филипп же, которому наскучила, наконец, Сарагоса
дурным помещением, еще более дурным времяпрепровождением и, если хотите,
затворничеством, вскоре возвратился в Мадрид. Так этот монарх закончил
свой военный поход, возложив на командующего армией, маркиза де лос Велес,
заботу о поддержании чести испанского оружия.
Мадриде прискорбный слух: стало известно, что португальцы, увидевшие в
восстании каталонцев прекрасный случай, предоставленный им судьбою для
того, чтоб сбросить с себя испанское иго, взялись за оружие и избрали
своим королем герцога Браганцского (*211), что они решили удержать его на
троне и твердо рассчитывают не встретить препятствий в этом деле,
поскольку в данный момент на Испанию наседают враги из Германии, Италии,
Фландрии и Каталонии. Они, действительно, не могли бы выбрать более
Лондон Джек
Гуревич Георгий
Марко Джон
Зыков Виталий
Чернецов Андрей
Майер Стефани