его назвать?
- Бесполезно, - сердито произнесла Франя, обрывая разговор, который
сама же затеяла. - Бесполезно называть. Он женат, у него есть ребенок, и он
ничего мне не обещал. Лучше поскорее его забыть и думать только о себе.
- Но как же ты могла... - Это был даже не упрек, Слава действительно
недоумевал, как могла Франя совершить такой опрометчивый шаг. - Что тебя
толкнуло...
- Ты и толкнул!
- По-моему, сейчас не до шуток.
- А я не шучу... - Франя говорила вполне серьезно, она выплакалась, и
теперь, похоже, была даже недовольна тем, что разоткровенничалась. - Кто мне
говорил: сделай доклад, сделай доклад...
- При чем тут доклад?
- Вот я и сделала! "Сердечный союз двух членов общества..." -
передразнила она не то самое себя, не то Славу. - "В свободном обществе
матери не будут воспитывать своих детей..." - Розовым кулачком ударила себя
в грудь. - А куда я с ним денусь? Вы сами будете коситься, что я без мужа
нагуляла ребенка.
"Действительно, что она будет делать с ребенком?" - подумал Слава. Еще
одна жертва этого Коллонтая! Жертва легковесных, наскоро написанных брошюр о
любви. Впрочем, автор пресловутой брошюры о семье, кажется, женщина. Тем
хуже, если женщина способна так легкомысленно высказываться о семье. Слава
понимает отчаяние Франи, ребенок ей действительно ни к чему. А что ей
делать? Что делать ее товарищам по укомолу? Усыновить всем коллективом и
воспитывать сообща? Он слыхал, что в гражданскую войну красноармейцы
воспитывали в своих частях сирот. Славные из них получались барабанщики! Но
не может же он так, с бухты-барахты, сказать Фране, что ее ребенок будет у
них вроде как бы сын полка. А если, не приведи бог, родится девочка? Вот
они, реальные последствия диспута...
- Ну я пойду, - уныло сказала Франя. - Ты извини, у тебя доклад, а я к
тебе со всякими пустяками.
Хороши пустяки, подумал Слава. Всем им, и Фране в первую очередь, не
обобраться хлопот. Д-да, теория и практика. Он думал о Фране, а на ум опять
пришла Даша Чевырева. Что бы все они делали, если бы она согласилась на
свободный союз мужчины и женщины? Стеной стали бы на защиту Даши, но вряд ли
спасли бы ее от пересудов, а может быть, и от чего похуже.
- Не расстраивайся, - сказал Слава. - Как-нибудь я тебе да помогу.
- Ну как ты поможешь? - сказала Франя. - У меня безвыходное положение.
- Я посоветуюсь с Шабуниным, - пообещал Слава. - Афанасий Петрович
подскажет.
- Да ты что! - воскликнула Франя. - Ни в коем случае! Он сразу же
выгонит меня из комсомола. Ты обещал...
- Не хочешь, как хочешь, - успокоил ее Слава. - Иди отдыхай, что-нибудь
придумаем...
40
Таблицы, тезисы, списки...
Слава совсем закрутился, впрочем, как и остальные работники укомола,
разговаривал с Франей в течение дня несколько раз, но все о комсомольских
делах, о том, что терзало Франю, вспомнил лишь к вечеру.
Все-таки открыться больше некому, как Шабунину. Слава спустился вниз,
заглянул к нему в кабинет. У Шабунина сидели посетители. Спустился через
полчаса - посетители. Спустился еще раз - опять посетители. Досада! В третий
раз хотел закрыть дверь, но Шабунин сам окликнул:
- Заходи, заходи, вижу! Как там конференция? Написал доклад?
Слава вошел бочком, не хотел надоедать.
- Вы уж извините меня, - обратился Шабунин к двум понурым посетителям,
вызывал их, должно быть, для разноса. - После договорим, а пока усвойте то,
что вам сказано. Юноша этот ко мне уже третий раз приходит, а у него
конференция - дело серьезное, нам тоже есть о чем поговорить.
Слава остался с Шабуниным наедине.
- Доклад написал?
- Написал.
- О людях, о людях побольше. Цифры цифрами, но покажи людей. Примеры.
Хорошие. И плохие. Посоветуйся с Кузнецовым. На просвещение, на просвещение
делай упор...
- Да я, Афанасий Петрович...
- Новых людей надо ввести в комитет. Прикидывали - кого? Я бы хотел
заранее знать, на ком вы остановите выбор.
- Да я, Афанасий Петрович...
- Не суетись. Ты - руководитель. Солиднее держись, ты уже не мальчик...
- У меня к вам особое дело, Афанасий Петрович...
- Что еще?
- Да с Франей, Афанасий Петрович, с Вержбловской. Авария.
- Какая еще там авария? Она, кажется, неплохо работает?
- Работает она честно...
- Так чего с ней стряслось?
- Вот то-то, что стряслось... - Слава рассказал Шабунину о признании
Франи. - Прямо ума не приложу.
- А от кого?
- Не говорит.
- Ну и пусть не говорит. Значит, не хочет. Значит, нечем хвалиться.
- А как быть?
- Вот я и сам думаю, как быть. Задал ты мне, парень, задачу. В таких
делах, брат, я тоже не очень силен. Вот что: рабочий день кончился,
пойдем-ка ко мне домой. Кстати, и пообедаешь у меня.
Пропустил вперед Славу, остановился возле Селиверстова.
- Пошел домой, вернусь часа через два, меня не ждите.
Славе еще не приходилось бывать у Шабунина дома. Афанасий Петрович
повел его переулком, мимо крохотной типографии уездного исполкома.
- Совсем рядом.
Афанасий Петрович указал на типографию.
Слава не понял.
- Рядом с типографией живем, - пояснил Афанасий Петрович. - Жена у меня
здесь работает. Наборщицей.
Слава не знал, что жена у Шабунина работает.
Домишко, в котором жили Шабунины, через дом от типографии, в сенях, как
в любой деревенской избе, всякая рухлядь, метлы, ведра, скребки.
Быстров любил устраиваться на жительство с комфортом, селился в
помещичьих домах, занимал лучшие комнаты, а Шабунина комфорт, кажется, мало
заботил.
Комната Шабуниных не лучше комнаты Ознобишина, стол, стулья, две
железные койки, застланные суконными солдатскими одеялами, книжный шкаф с
бронзовыми гирляндами, привезенный, должно быть, из чьего-то имения, и
невзрачный шкаф для одежды.
И жена у Шабунина под стать ему.
- Варюша, покормишь нас? - обратился Шабунин к жене. - Это Ознобишин,
знакомься.
- Накормить накормлю, - приветлива сказала Варюша. - Только угощать
нечем, щи да каша.
- А чего еще? - в тон ей отозвался Шабунин и даже подмигнул Славе: -
Добрая жена да жирные щи - другого добра не ищи.
Щи и каша - не велики разносолы, да предложены от души, давно Слава не
обедал с таким аппетитом, как у Шабуниных.
- А теперь, - сказал Афанасий Петрович после обеда, - покопайся в моих
книгах, а я с Варварой Никитичной чуток посекретничаю.
Но никуда Варвару Никитичну не увел, присел с ней на койку, обнял за
плечо рукой и зашептал.
Слава старался не слушать, рассматривал книжки, у Шабунина все больше
политическая литература - Ленин, Маркс, Бебель, Плеханов, Каутский, но
невозможно ничего не услышать, до Славы несколько раз донеслось имя Франи,
должно быть, Шабунин советовался с женой, как помочь девушке.
- Ну вот что, товарищ Ознобишин, - заговорил Шабунин в полный голос, -
скажи своей Фране, чтоб пришла к Варваре Никитичне. Конференция через два
дня, пусть после нее и приходит, поговорю с врачами, а Варюша сведет в
больницу.
- Зачем в больницу? - удивился Слава. - Еще рано...
- Не рано, а как бы не поздно, - усмехнулся Шабунин. - Прервут, и никто
ничего знать не будет.
- Что прервут?
До Славы не сразу дошел смысл этого слова.
Шабунин покачал головой.
- Беременность. Какой ты еще ребенок! Беременность - вот что прервут.
Ребенок ей сейчас ни к чему.
Слава смутно представлял, как можно прервать беременность, ему
приходилось слышать об этом разговоры.
Ему вдруг жалко стало ребенка, жизнь которого собирались прервать...
- А вам не жаль? - неуверенно спросил Слава.
- Девчонку прежде всего жаль, - сказал Шабунин. - Что ей с ребенком
делать? Вам учиться надо, а потом уж семьей обзаводиться.
В общежитие Слава вернулся к ночи. Темно во всех окнах, все спали.
Слава прошел через зал, повернул выключатель, лампочка засветилась желтым
светом. Комната прибрана, постаралась в его отсутствие Эмма, книги сложены
на столе аккуратной стопкой, стулья расставлены вдоль стены, кровать
постелена, и - это еще что такое? - подушку украшает голубая лента.
Что за лента?
У Франи вчера волосы были перевязаны этой лентой! А Эмма нашла. Что она
вообразила? И положила ленту на подушку. Сувенир, Сейчас нельзя отнести