плоти человеческой, сотворенной из праха земного?!
из дома на улицу не поскачешь, значит, шаровары потребны. Чтоб срамным
Задом не отсвечивать. А где те шаровары взять? - либо в сундуке, либо
на ярмарке в Сорочинцах. Правильно говорит дед".
исподтишка линейкой по плечам огрел - не заметил.
услышь! впусти! Ты мне тело на срок малый, я тебе - иной корысти с
верхом отвалю! Не часто, а находятся смельчаки - кому терять нечего.
Одного казнь смертная на рассвете ждет. Другой болен неизлечимо.
Третий душу за родича или там любовь свою положить готов, а сил
недостает. Соглашаются; заключают договор со светлым ангелом. А в
договоре том сказано: по доброй воле впустил, по доброй и выпущу...
из себя Малаха отпустит. Кто излечился - вновь захворать пуще прежнего
боится. Кто от казни ушел - новой казни ждет. Кто друга спас - сам в
беду угодил. А Малах есмь свет, и в ком того света с избытком, тот
многое может. Вот и не выпускают люди ангела договорного, не дают на
уход своей доброй воли. Побудь еще, говорят, погости ангелом-
хранителем. ..
побледнела... поседела борода, инеем взялась.
помнишь, ты спрашивал меня? Ты спрашивал: могу ли я поменять их
местами, свои реальности, внешнюю и внутреннюю, могу ли я вывернуться
наизнанку, насквозь - и освободиться полностью?
как припадочный - слюной. А выйти без разрешения не может. Страшна для
него темница плотская. И не идти в мир не мог, если Рубежи велели
Существу
гулкой тишине, морозной, зябкой, несмотря на жаркое лето вокруг. -
Чего боится-то?!
как в хату переночевать, а теперь по доброй воле отпускать не желают.
Точно галера турецкая: забрался поплавать и остался - в кандалах да на
веслах. Так ведь и с галеры удрать иной раз получается... А тут не
галера - человек. Помрет своей смертью, и гулять ангелу по новой в
поднебесье... то бишь в Рубеже ихнем.
лепить! начал говорить - договаривай!" Хотел, да не вышло.
все на него, на Логина Загаржецкого и все понимает - и сказанное, и
проглоченное.
После смерти ему ведь в гниющей плоти еще двенадцать месяцев по закону
обретаться, до выхода на свободу. Не выйдет ли Ангел - безумцем? свет
- тьмой? Прикусил сотник Логин язычок.
ним одним старик разговаривает, с глазу на глаз. Из сердца - в сердце.
пострашнее будет. Горит свет чужой в сосуде плотском, корчится
запертый Малах в человеке - а человек-то его уже потихонечку
переваривает душой своей, травит кислотой людских помыслов... Ведь
души наши, согласно книге "Зогар", чином выше ангельских уровней
созданы. Оттого и не захотели ангелы первому Адаму кланяться; оттого и
служат, не любя. Год пройдет, два, третий настанет - забудет Малах-
узник себя самого. И не вспомнит.
навеки: человек-клятвопреступник с лишним, краденым светом внутри.
Жить будет - долго. Ворожить - сильно. Из тела в вещь, из вещи в тело,
если потребуется, шастать станет, верхом на пламени Малаха-
беспамятного. Отец под старость омолодится, сына в расход, да сам
сыном и назовется! поживет еще чуток - пока внук не вырастет. А глупцы
талдычат в один голос: бесы... одержимые...
случился, не то еще какая мара навеялась. Грезится Логину, как он по
новой в самое пекло собирается, за Яринкой-ясочкой. Да только подходит
к нему уже не Рудый Панько, не Юдка-Душегубец со своей пропозицией -
ангел небесный является. Серафим о шести крыльях. Ну пусть не
небесный, пусть Рубежный - о том ли речь? Является, значит, и глаголет
нежным гласом: "Пусти меня, друг Логин, до себя в утробу! Я через тело
твое черкасское дельце малое обстряпаю! - да и тебя, родной, не
забуду! отслужу!"
ясное дело, аж плясать бы пошел. Не ведьмач, не жид - ангел! Ну,
ударили по рукам. Угоду подписали. Кровью? - а пускай и кровью, не
жалко, много ее в жилах!
шабли! - сами они встречают-пропускают, да хлебом-солью, да с
поклоном! Скатертью дорожка, люди добрые! Чортяка от сотника Логина-
ангела шарахается, ведьму Сало смертный озноб дерет... А при штурме,
при штурме-то! Гуляй, черкас! руби сплеча, секи наотмашь полки вражьи!
ангельское полымя в душе жаром пышет, силушки на десятерых, шабля
сотника не берет, стрела мимо свистит!
по пьяни вышел. Ты им чего душе возжелается! хоть стусана, хоть
пряник, хоть в мешок и в болото! а они тебе - разве что уши от крика
ихнего позакладывает.
отцу и глаголет по второму разу: "Давай, выпускай! Я свое дельце под
шумок обладил, ты - свое, пора и честь знать! Ну давай, чего телишься!
мне ведь твоя добрая воля семью засовами легла..."
дорожку обратную торить?! Нет уж, серафимушка, Малах малахольный! -
погодь маленько... вот вернемся!.. Тут уж сотник Логин просто наяву
увидал:
кончилось. Или татарва налетела. Или новый Дикий Пан объявился. Или
хворь прилипла...
Логина Загаржецкого лежмя лежит. Старючая, лысая, желваки на восковых
скулах катает. А перед столом - парубок молодой. Яринкин сынок,
значит... ишь как вырос! Стоит парубок, в руках дедову "ордынку"
вертит.
раскидал мару по углам, глядит: старый жид в креслице ему улыбается.
человеческую? каково?! Тишина кругом. И меркнет веранда, стол, лавки,
сад за перильцами.
струнный ропот листвы Древа - нет! Противная, омерзительная дрожь
смертной плоти, силы которой иссякали. Даже та малость, что мне
удалось показать этим людям, рассказать каждому на его языке, и в то
же время - на Языке
вовремя подставивший плечо... "Неужели так теперь будет всегда?! -
наемной плакальщицей голосила моя новая, уязвимая, хилая плоть, забыв,
что совсем недавно была золотой осой в медальоне. - Не хочу! Лучше
просто - не быть, чем быть - так - Глупый, глупый каф-Малах... - эхом
отдался в голове затихающий приговор.
К чему звать небытие, которое люди называют "смертью"? - если призрак
вечной муки уже на исходе. Раньше я смеялся, закручивая спиралью дни,
годы и века! раньше мне бы и в голову не пришло, как это времени может
"почти не остаться"?!
Суворов Виктор
Андреев Николай
Роллинс Джеймс
Херберт Фрэнк
Орлов Алекс
Лондон Джек