благоприятного стечения обстоятельств, чтобы избавиться от ненавистного им
владычества.
казалось, были озадачены этой новостью, граф-герцог вздумал в присутствии
короля пошутить насчет герцога Браганцского. Но неуместные насмешки
обращаются обычно против самих насмешников. Филипп не только не
присоединился к неудачной шутке, но принял весьма серьезный вид, который
обескуражил министра и заставил его почувствовать приближение немилости.
Он окончательно уверился в своем падении, когда узнал, что королева
открыто высказалась против него и громко обвиняет его в плохом управлении,
вызвавшим португальскую революцию. Большая часть вельмож и в особенности
те, которые побывали в Сарагосе, присоединились к королеве, едва только
заметили, что над головой графа-герцога сгущаются тучи. Но окончательный
удар его положению был нанесен приездом в Мадрид вдовствующей герцогини
Мантуанской, бывшей правительницы Португалии, которая ясно доказала
монарху, что революция в этом королевстве произошла исключительно по вине
его первого министра.
который, отрешившись от прежней слепой любви к фавориту, окончательно
лишил его своего расположения. Как только министр узнал, что король
прислушивается к речам его врагов, он написал королю письмо с просьбой
разрешить ему оставить свой пост и удалиться от двора, коль скоро ему
несправедливо приписывают все несчастья, разразившиеся над королевством во
время его управления. Он рассчитывал, что это письмо произведет большое
впечатление и что государь все еще питает к нему слишком большую дружбу,
чтобы согласиться на его удаление. Но его величество ответил только, что
дает ему испрашиваемое разрешение и что он волен удалиться, куда ему будет
угодно.
графа-герцога, который никак не ожидал такого результата. Однако, хотя и
сильно ошеломленный, он принял это с видимой стойкостью и спросил меня,
как бы я поступил на его месте.
двор и уехал в какое-нибудь из своих поместий, чтобы доживать свои дни в
спокойствии.
действительно, намерен завершить свою жизнь в Лоэчес, но только сперва еще
раз поговорю с государем: мне очень хочется доказать ему, что я сделал все
доступное человеческим силам, чтобы с успехом нести возложенное на меня
тяжелое бремя, и что не от меня зависело предотвратить печальные события,
которые теперь вменяются мне в преступление. Я виноват в этом не более,
чем искусный кормчий, который, несмотря на все усилия, видит, как его
корабль уносится ветром и волнами.
поправить дело и отвоевать обратно утерянную территорию. Но он не смог
добиться аудиенции и к нему даже прислали с требованием вернуть ключ,
которым он пользовался, чтобы когда угодно входить на половину его
величества.
готовиться к уходу. Прежде всего, он произвел смотр своим бумагам, большое
количество коих из предосторожности сжег; затем он отобрал тех служащих и
лакеев своего дома, которые должны были его сопровождать, отдал
распоряжение относительно отъезда и назначил оный на следующий день. Боясь
подвергнуться оскорблениям со стороны черни при выезде из дворца, он рано
утром убежал через черный ход, сел вместе со своим духовником и со мною в
дрянную карету и без злоключений выехал на дорогу в Лоэчес, подвластную
ему деревню, где графиня, его супруга, выстроила великолепную женскую
обитель ордена св.Доминика. Мы добрались туда меньше чем через четыре
часа, а немного спустя прибыла и вся его свита.
несколько дней при дворе, чтобы попытаться, не удастся ли ей при помощи
слез и мольбы добиться его возвращения. Но сколько ни припадала она к
стопам их величеств, король не склонил своего слуха к ее доводам, хотя они
и были искусно построены, а королева, смертельно ее ненавидевшая, с
удовольствием взирала на ее слезы. Супруга министра, однако, и после этого
не отступилась: она унизилась до того, что стала искать заступничества у
фрейлин королевы; но в результате этих унижений она убедилась, что
пожинает скорее презрение, нежели сочувствие. Огорченная тем, что напрасно
предприняла все эти оскорбительные для ее чести шаги, она последовала за
своим мужем, чтобы совместно с ним оплакивать потерю поста, который при
таком короле, как Филипп IV, был едва ли не первым во всем королевстве.
усугубил печаль графа-герцога.
другие гранды, которые вас ненавидят, не перестают восхвалять короля за
то, что он удалил вас с министерского поста, а народ празднует вашу опалу
с наглым весельем, точно конец вашего управления знаменует окончание всех
государственных невзгод.
пересильте свое огорчение. Нужно подчиниться грозе, которую нельзя
отвратить. Я, правда, мечтал сохранить королевскую милость до конца своих
дней, - обычная иллюзия министров и фаворитов, забывающих, что участь их
зависит от монарха. Разве герцог Лерма не ошибся точно так же, как я, хотя
и воображал, будто пурпур, в который он был облачен, является надежной
гарантией вечной нерушимости его власти?
в то время как сам пребывал в волнении, возобновлявшемся ежедневно
благодаря спешным письмам, прибывавшим от дона Энрике, который, оставаясь
при дворе, чтобы следить за событиями, тщательно обо всем его осведомлял.
Письма этого молодого сеньора привозил Сипион, который еще оставался при
нем, между тем как я уже не жил с ним со времени его женитьбы на донье
Хуане. Письма приемного сына всегда были полны прискорбных известий, и, к
сожалению, других не предвиделось. Порой сообщал он, что вельможи, не
довольствуясь публичными выражениями радости по поводу отставки
графа-герцога, объединились, чтобы вытеснять его ставленников со всех мест
и должностей, которые они занимали, и заменить их врагами графа. В другой
раз он написал, что дон Луис де Аро (*212) начинает входить в милость и,
по всей видимости, станет первым министром. Из всех сообщенных ему вестей
больше всего, казалось, огорчила моего господина перемена в Неаполитанском
вице-королевстве; король, только для того чтобы оскорбить графа-герцога,
отнял это последнее у герцога Медина де лас Торрес, которого граф любил, и
передал генерал-адмиралу Кастильи, которого тот всегда ненавидел.
не переживал ничего, кроме треволнений и горестей, но духовник, монах
ордена св.Доминика, соединявший твердое благочестие с мужественным
красноречием, нашел в себе силы утешить графа. Все время энергично
указывая ему, что он должен думать исключительно о спасении души, монах
сумел с помощью небесной благодати отвлечь его помыслы от придворных дел.
Мой господин не пожелал больше получать известия из Мадрида и отложил все
попечения, кроме приготовлений к достойной кончине. Госпожа Оливарес, со
своей стороны, хорошо использовала свое уединение и обрела в монастыре,
коего она была основательницей, утешение, приуготованное ей божьим
промыслом: среди инокинь оказалось несколько благочестивых дев, которые
своими медоточивыми речами постепенно обратили в сладость горечь ее
существования. По мере того как господин мой отвращал свои мысли от
мирских забот, он становился спокойнее. Вот каким образом он распределял
свой день. Почти все утро он проводил в монастырском храме, внимая
церковной службе; к обеду он возвращался, а затем в течение двух часов
тешился разными играми со мною и кое-кем из наиболее любимых домочадцев;
после этого он обычно уединялся у себя в кабинете и никуда не выходил до
захода солнца. Затем он либо прохаживался по саду, либо выезжал на
прогулку в карете то со своим духовником, то со мною.
его лицо, я взял на себя смелость сказать ему:
удовлетворенности, отражающейся на вашем лице, я сужу, что ваша светлость
начинает привыкать к своему уединению.
приучил себя заниматься делами, уверяю тебя, дитя мое, что с каждым днем
нахожу все больше наслаждения в приятной и мирной жизни, которую здесь
веду.
садоводством. Однажды, когда я наблюдал за его работой, он сказал мне
шутя:
садовником в Лоэчес.
Контровский Владимир
Посняков Андрей
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Лукин Евгений