Богом)... Двойной маятник с двумя грузами, подвешенными к одной нити... При
воздействии на А, А начинает колебаться, но через какое-то время
останавливается, и начинает колебание В. У соединенных маятников различны
масса и длина, от одного к другому передается энергия, однако время
колебаний энергии неодинаково... Такие блуждания энергии наблюдаются также,
если вместо того, чтобы придать свободное движение маятнику А, раскачав его,
мы будем и далее периодически воздействовать на него, прилагая какую-то
силу. Это означает, что если на повещенного будут направлены порывы
(регулярные) ветра, то через какое-то время повешенный прекратит
раскачиваться, а маятник Фуко продолжит колебания, как если б он был
прикреплен к повешенному.
суматохой, чтобы пробраться к статуе Грамма.
оказался на маленькой, освещенной единственной лампочкой площадке, от
которой вела крутая каменная лестница. Преодолев ее, я вошел в затемненный
коридор с довольно высоким сводом. Сначала трудно было понять, где я и
откуда доносится плеск воды. Потом глаза мои привыкали к темноте. Это была
канализация, своего рода поручень страховал от того, чтобы я не упал в воду,
но не мешал вдыхать отвратительные запахи, смесь химии с органикой.
Стоки Кольбера, Фантомаса или де Кауса.
надеясь узреть какой-либо знак, который укажет мне, где следует прервать эту
прогулку по подземелью. Во всяком случае я удалился на внушительное
расстояние от Хранилища, и по сравнению с тем царством ночи канализация
Парижа несла облегчение, свободу, чистый воздух, свет.
мертвым телом Бельбо. Я не мог понять, чему соответствовал этот рисунок.
случившемуся еще большую символичность. Здесь, в загородном доме Якопо среди
множества его записей я нашел письмо, в котором на его вопрос было дано
разъяснение по поводу того, как действует маятник и как он поведет себя,
если к нити подвесить еще один груз. Так что, кто знает, как давно Бельбо
думал о Маятнике, представлял его и Синаем, и Голгофой. Он не стал жертвой
недавно созданного Плана, он подготовил свою смерть в воображении задолго до
этого, не зная - так как был уверен, что не имеет права на творчество, - что
его навязчивые мысли предвосхищали действительность. А может быть, он выбрал
себе именно такую смерть, чтобы доказать самому себе и другим, что даже у
негениев воображение всегда творческое.
такому единственному способу победить? Все проиграл тот, кто не понял, что
речь шла совсем о другой победе. Но в субботу вечером я этого еще не открыл.
потемках, я вдруг увидел знак. Висевшая на стене и светившая более ярко
лампа вырывала из темноты времянку, которая вела к деревянному люку. Я
рискнул и попал в подобие подвала, заваленного пустыми бутылками, от него
отходил коридорчик с двумя сортирами - один с маленьким мужчиной, а другой с
маленькой женщиной на двери. Я - снова в мире живых.
Лоренца. И теперь плакал уже я. А Лоренца уплывала далеко-далеко из моих
жил, так, будто никогда ее и не было. Я не мог даже вспомнить ее лицо. Она
была самой мертвой в этом мире мертвых.
помещение, заполненное дымом и дурными запахами, какая-то забегаловка,
харчевня, восточный бар: цветные официанты, потные клиенты, жирные шашлыки и
кружки пива. Я вышел за дверь как некто, кто уже был здесь и просто ходил
помочиться. Никто не обратил на меня внимания, разве что человек за кассой,
подавший мне, когда я появился, едва уловимый знак полузакрытыми глазами,
словно говоря, мол я все понял, проходи, я ничего не видел.
бы невозможным.
забегаловка, из которой я только что выбрался, восточными были и магазины
вокруг, все еще освещенные. Запах кускуса и пряностей, толпа. Масса
молодежи, с голодными лицами, многие тащили спальные мешки. Я не мог войти в
кафе чего-нибудь выпить, и спросил у какого-то парня, что происходит.
Савари. Приезжали автобусами.
французском завлекал меня в места определенного сорта. Ни за что! Подальше
от Аламута!
хороши большие города, так это тем, что стоит отойти на несколько метров, и
ты уже в одиночестве.
бледную массу в ночи. Снаружи - полное совершенство. Памятник, погруженный в
сон праведника. Я продолжал двигаться на юг, по направлению к Сене.
спросить у кого-нибудь, что же произошло.
молчат, словно под властью genius loci. Слева - силуэт церкви
Сен-Николя-де-Шан.
похожую на бульвар, боюсь сбиться с пути, хотя, впрочем, я его не знаю.
розенкрейцеров. Эти витрины не освещены, однако благодаря уличному фонарю и
карманному фонарику, мне удается разглядеть, что там выставлено. Книги и
предметы. История евреев, граф де Сен-Жермен, алхимия, тайные дома
розенкрейцеров, послание строителей соборов, катары, Новая Атлантида,
египетская медицина, храм Карнака, Бхагавад-Гита, реинкарнация,
розенкрейцеровские кресты и канделябры, бюсты Изиды и Озириса, ладан в
коробочках и в таблетках, карты Таро. Кинжал, оловянный нож для бумаги с
круглой рукояткой и с печатью Розового Креста. Чем они занимаются, хотят
меня высмеять?
ярмарка, но в этот час площадь почти пустынна, лишь кое-где разрозненные
молчаливые и сонные группки, редкий свет brasseries. Все правда. Большие
вентиляционные шахты, поглощающие энергию земли. Может быть, толпы, которые
заполняют площадь днем, служат для создания вибрации, герметическую машину
надо кормить свежатинкой.
оккультистский. Главное - не впасть в истерию. Я сворачиваю на Ломбардскую
улицу, чтобы не столкнуться с выводком скандинавских девушек, со смехом
выходящих из еще открытого бистро. Замолчите, разве вы не знаете, что
Лоренца умерла?
врезается улица Фламеля, в конце которой видна белая башня Сен-Жак. На
пересечении этих улиц - книжная лавка "Аркан 22", карты Таро и маятники.
белыми львами у основания, этот бесполезный памятник поздней готики над
Сеной дал в свое время название эзотерическому журналу. В башне Паскаль
проводил опыты по определению веса воздуха, да, впрочем, и сейчас в ней на
высоте 52 метров находится метеорологическая лаборатория. Возможно, прежде
чем возводить Эйфелеву брцню, они начинали именно здесь. Есть же
привилегированные районы. И никто этого не замечает.