мы здесь сделали.
но просил несколько дней на подготовку. Главная трудность, как он
объяснил, состояла не в том, чтобы организовать встречу, а в том, что
нужно было еще выяснить, годятся эти немцы для беседы с Шварцкопфом или
нет.
расспросил Зубова с особой тщательностью. И оказалось, что далеко не все
здесь благополучно.
материалы, неоспоримо свидетельствующие, что пан Душкевич - давний
провокатор. И вся группа рассредоточилась, люди глубже ушли в подполье. Но
покушение на Шварцкопфа не отменено, только срок отодвинулся. Значит,
жизнь Генриха по-прежнему в опасности. И виноват в этом Иоганн, поскольку
не счел нужным своевременно рассказать обо всем Зубову.
Генриха. Он видел, как беспокоится Иоганн за жизнь Шварцкопфа, и невольно
его охватывала ревность. Никогда еще, даже в минуты смертельной опасности,
Зубов не замечал, чтобы Иоганн был так встревожен. И за кого тревожиться?
За этого немца, какой бы он там ни был нужный и важный для дела человек.
Значит, Иоганна связывает с Генрихом, помимо всего прочего, и дружба. А
Зубов считал себя здесь единственным настоящим другом Иоганна. Что же это
получается? Выходит, он теперь не более чем подчиненный, исполняющий
поручения. А Иоганн будет все свое свободное время проводить с этим
немцем, и, возможно, этот немец станет для него означать больше и даже
делать больше, чем Зубов.
чутко уловил, что этот разговор задел его. Было что-то наивное в обиде
Зубова. Но в то же время и по-настоящему чистое. Люди, бесстрашные перед
лицом смерти, часто теряются, когда жизнь сталкивает их с холодом
рассудочности, с черствой расчетливостью. Иоганн хорошо понимал это.
серьезностью. - Генрих еще очень слабый человек, он как бы в тумане
бродит: может к нам прийти, а может и на нас пойти. И я с ним... ну, как с
больным, что ли.
из опасения задеть друга: для него ведь это тоже было мучительно непросто.
несколько дней, пока Чижевский снова установит связь с польской группой.
давнишнее поручение доктора фон Клюге. Кроме того, нельзя было
пренебрегать командировочными документами, дающими существенные
привилегии. Командировка давала также возможность раскрыть перед Генрихом
еще одну сторону подлой работорговли, изщ которой не только руководство
СС, но и германские промышленники и имперские чиновники извлекали немалые
доходы.
командировки Вайса, согласился сопровождать его. Иоганн решил пока
умолчать об этой цели, тем более что Вилли Шварцкопф поручил Генриху
проверить, насколько успешно выполняет лагерная администрация секретный
приказ о разработке проекта методологической инструкции для тех эсэсовцев,
которым, если возникнет такая необходимость, предстоит уподобиться
заключенным и раствориться среди них.
ответил пренебрежительно:
из одного только желания доносить на заключенных.
силе страха? - напомнил Генрих. - Я думаю, все из-за этого всеобъемлющего
страха.
скрыться где угодно, хоть в концлагере под видом заключенных. Это и есть
спасение от возмездия. - Добавил с усмешкой: - Недавно дядя показал мне
ампулу с ядом - он теперь всегда носит ее с собой в зажигалке. И постоянно
с тревогой ощупывает верхний карман кителя - проверяет, не забыл ли эту
зажигалку. А как нащупает, поверишь, лицо у него становится наглым,
насмешливым: вот, мол, что бы там ни было, а я могу от всего сразу
избавиться, я-то уж выкручусь!
сознание, что у него есть такая возможность, бодрит его. Вот и все.
проступок предаст его и фюрер прикажет его убить. На случай военного
поражения у дяди, как у многих - и равных ему и занимающих более высокое
положение, - имеются другие благоприятные возможности.
ты не понимаешь, что побудило большинство изщ тех, кто стоит поближе к
фюреру, отговорить его от захвата Швецарии, например?
мощные банки, и каждый более или менее значительный в империи человек
держит там секретные вклады - гарантии на все случаи жизни. Понял? Нет, -
повторил он, - все-таки ты провинциал.
мечты.
искренне заверил Вайс.
специальные детские лагеря или такие, в которых вместе со взрослыми
заключили и детей.
свидетелем чудовищной, страшной процедуры, связанной с проверкой и отбором
для экспорта за границу сотен высохших наподобие скелетов детей. Их
выкупали родственники.
всему, дети равнодушно спрашивали при виде господ офицеров: "Что, нас уже
в газокамеру, да?" Когда они задавали этот вопрос, лица у них были
неподвижны и бесстрашны: ведь уже ничто на свете не могло напугать их; они
пережили все земные ужасы и привыкли к ним, как привыкли к трупам, которые
сами вытаскивали по урам из бараков.
он в припадке отчаяния не покончил с собой или вдруг не начал в упор
стрелять из пистолета в сопровождающих их по лагерю представителей охраны
и администрации.
заставлял Генриха оставаться в гостинице, где тот в одиночестве напивался
обычно до потери сознания.
командировкой, тем более что, кроме детей, подлежащих продаже
родственникам, он, пользуясь своими особыми полномочиями, включил в списки
эвакуируемых из лагеря многих из тех, кого еще можно было спасти.
партизанами, готовился напасть на охрану эшелона, в котором повезут детей,
не имеющих родственников. Этих детей Вайс включил в отдельную, наиболее
многочисленную группу. Предполагалось, что, когда детей освободят, их
возьмут в свои семьи те, кто захочет заменить им родителей.
стоять железнодорожный состав и когда начнется погрузка в него детей, он
смог считать свое задание завершенным. Тем более что под видом конспирации
всего этого коммерческого предприятия СС ему удалось добиться, чтобы детей
не сопровождала специальная вооруженная охрана, забота о них была на сей
раз поручена женам лагерного руководства, хотя надо сказать, что многие из
этих дам не уступали своим мужьям в жестокости и умении владеть хлыстом и
пистолетом.
состоянии исступленного отчаяния. Он заявил: или Вайс поможет ему перебить
всю эту сволочь, истязающую детей, или он сделает это сам. Если же Иоганн
попробует помешать ему, он застрелит его.
спасти детей.
Я располагаю сведениями о польских подпольщиках. Свяжись с ними. Я научу
тебя, как это сделать.
холодно сказал Вайс. - Не хочу, чтобы меня повесили в гестапо.
Куликов Роман
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Акунин Борис
Трубников Александр
Суворов Виктор