останусь доволен.
через пять минут, отправился разыскивать человека, доверившего мистеру Тутсу
это таинственное поручение. Бедняга мистер Тутс, предоставленный самому
себе, лег на диван, отнюдь не подозревая, кто покоился здесь совсем недавно,
и, глядя на окно под самым потолком и предаваясь мечтам о мисс Домби,
потерял представление о времени и пространстве.
все-таки гораздо дольше, чем предполагал. Вернулся он очень бледный и в
сильном волнении, и даже похоже было на то, что он всплакнул. Казалось, он
утратил дар речи и обрел его вновь лишь вслед за тем, как наведался в буфет
и хлебнул рому из четырехугольной бутылки, после чего испустил глубокий
вздох и сел на стул, прикрывая лицо рукой.
что ничего плохого не случилось.
наоборот.
капитан. - Верно.
Тутс. - В таком случае, располагайте мною.
странной жалостью и сочувствием, взял его за руку и крепко ее пожал.
оказали бы мне услугу, если бы распрощались сейчас со мной. Мне кажется,
братец, - он снова пожал ему руку, - вы чудеснейший парень в мире после
Уольра, хотя и в другом роде, чем он.
похлопав капитана по руке, а затем пожав ее вторично, - я в восторге от
вашего доброго мнения обо мне. Благодарю вас.
по спине. - Велика беда! На свете много хорошеньких девушек.
для меня, уверяю вас! Чувства мои по отношению к мисс Домби столь
неописуемы, что мое сердце превратилось в необитаемый остров, на котором
живет она одна. Я худею с каждым днем и горжусь этим. Если бы вы посмотрели
на мои ноги, когда я снимаю башмаки, вы бы поняли, что такое любовь без
взаимности. Мне прописали хинин, но я не принимаю, потому что вовсе не хочу
укреплять свое здоровье. Да, не хочу. Впрочем, об этом запрещено упоминать.
До свидания, капитан Джилс!
Тутса, запер за ним дверь, покачал головой с тою же странной жалостью и
сочувствием, с какими смотрел на него раньше, и пошел наверх узнать, не
нуждается ли Флоренс в его услугах.
изменилось. Он вытирал глаза платком, он полировал рукавом переносицу так
же, как делал это утром, но выражение его лица резко изменилось. Он казался
то чрезвычайно счастливым, то печальным, но какая-то глубокая серьезность,
разлитая во всех его чертах, была совершенно ему несвойственна и очень его
красила, как будто его лицо подверглось некоему очистительному процессу.
но, не получив никакого ответа, осмелился сначала заглянуть, а потом войти в
комнату; быть может, он отважился на этот последний шаг благодаря тому, что
был встречен, как старый знакомый, Диогеном, который, растянувшись на полу
возле кровати, завилял хвостом и, не потрудившись встать, посмотрел, моргая,
на капитана.
благоговея перед ее юностью, красотой и скорбью, поправил ей подушку,
разгладил сбившийся плащ, которым она была прикрыта, плотнее задернул
занавески, чтобы она хорошенько выспалась, и, на цыпочках выйдя из комнаты,
стал караулить на лестнице. Все движения его и походка стали такими же
легкими, как у самой Флоренс.
наилучшее доказательство благости всемогущего - нежные ли пальцы, созданные
для сочувственного, ласкового прикосновения и для утоления боли и горя, или
грубая, жесткая рука, рука капитана Катля, которую сердце в один миг может
направить и смягчить.
капитан Катль сторожил на лестнице. Всхлипывание или особенно громкий стон
по временам заставляли его подойти к двери, но постепенно сон ее стал
спокойнее, и вахта капитана протекала мирно.
ГЛАВА XLIX
потрясенная телесно и душевно, по-прежнему спала, не сознавая, что лежит на
чужой кровати, что на улице шум и суета и свет сияет за занавешенным окном.
Полное забвение того, что произошло в родном доме, переставшем для нее
существовать, не могло быть дано даже глубоким сном, который был вызван
крайним утомлением. Какое-то смутное и горестное воспоминание об этом,
тревожно дремлющее, но не засыпающее, вторгалось в ее покой. Тупая скорбь,
подобно приглушенному ощущению боли, не покидала ее ни на минуту, и бледная
ее щека орошалась слезами чаще, чем хотелось бы это видеть преданному
капитану, который время от времени потихоньку просовывал голову в
полуоткрытую дверь.
пронизывало лучами бойницы и резные украшения на шпицах городских церквей,
словно втыкая в них золотые стрелы. Оно сияло вдали, пересекая реку с ее
плоскими берегами огненной полосой, и озаряло паруса судов на море, а если
смотреть на него с тихих кладбищ, расположенных на холмах за городом, оно
окутывало дали заревом, которое как бы соединяло землю и небо, заливая их
ярким румянцем. Солнце стояло низко на западе, когда Флоренс, подняв
отяжелевшие веки, лежала, глядя бессознательно и безучастно па незнакомые
стены и столь же равнодушно прислушиваясь к уличному шуму. Но вдруг она
вскочила с постели, удивленно и растерянно осмотрелась вокруг и вспомнила
все.
вы?
просиявшим от радости лицом, когда она его увидела, что вместо ответа
поцеловал крючок, без слов выражая свое удовольствие.
сюда? Вчера?
занавеску. - Смотрите!
с его грубоватым лицом и крепкой фигурой, так спокойно охраняющий Флоренс,
стояли, не говоря ни слова, в розовом сиянии ясного вечернего неба. Если бы
капитан облек свои чувства в слова, он, быть может, прибег бы к очень
странным оборотам речи, но он понимал не хуже, чем самый красноречивый
человек, что этот тихий вечерний час и умиротворенная его красота заставят
излиться слезами раненое сердце Флоренс и что лучше всего дать волю этим
слезам. Итак, не единого слова не проронил капитан Катль. Но когда он
почувствовал, что она крепче обхватила его руку, когда он почувствовал, что
голова одинокой девушки ближе склонилась к нему и прильнула к его грубому
синему рукаву, он ласково прижал ее своей шершавой рукой, понял все, и
Флоренс поняла его.
веселей! Я пойду вниз и приготовлю чего-нибудь к обеду. Вы сами спуститесь
потом, моя красавица, или же Нэду Катлю вернуться и отнести вас?
капитан, хотя и явно сомневаясь, допускается ли это правилами
гостеприимства, позволил ей поступить по собственному желанию и немедленно
принялся жарить курицу на огне, пылавшем в камине маленькой гостиной. Дабы
лучше справиться со стряпней, он снял фрак, подвернул манжеты и надел
глянцевитую шляпу - без этого помощника он никогда не приступал ни к одному
деликатному или трудному делу.
капитан заботливо припас для нее, пока она спала, Флоренс подошла к
маленькому зеркальцу, чтобы привести в порядок растрепавшиеся волосы. Тогда
она увидела - на одну секунду, ибо тотчас отвернулась, что на груди у нее
остался темный след от удара, нанесенного жестокой рукой.
стыдилась его, но он не вызвал негодования против отца. Бездомная и
осиротевшая, она простила отцу все: вряд ли думала она о том, что должна его
простить, или о том, что прощает, но она бежала от самой мысли о нем так же,
как убежала от действительности. И он окончательно ушел и перестал
существовать. Не было на свете такого человека.
могла еще думать. Она смутно мечтала о том, чтобы где-нибудь, далеко отсюда,
обучать маленьких девочек, сестер, которые ее полюбят, а она, живя под чужим
именем, в свою очередь привяжется к ним; они вырастут у своего счастливого
домашнего очага, выйдут замуж, но не забудут старой гувернантки и, быть
Роллинс Джеймс
Свержин Владимир
Жюль Верн
Суворов Виктор
Посняков Андрей
Майер Стефани