Он не сказал, что ему надо, но Варвара Никитична достала из шкафа
бутылку водки, налила полстакана, поставила перед мужем и тут же убрала
бутылку обратно, на гостя она даже не взглянула, рано еще угощать его
водкой.
- Ну, за успех...
Шабунин крякнул, закусил водку щами.
- Теперь ешь, - сказал он Славе, - а вопрос свой прибереги на после
обеда.
А после обеда они вместе пошли в клуб, и тут-то между ними состоялся
разговор, будто и незначительный, но который во многом определил судьбу
Славы.
- Афанасий Петрович, как вам... Как вам мой доклад?
- Ну... Ничего доклад. Все на месте. А что? - забеспокоился Шабунин. -
Я не был у вас утром... Отчет одобрен?
- Одобрен.
- Без трений?
- Без трений.
- Так чем ты не удовлетворен?
- Самим собой.
Шабунин пошутил:
- Неудовлетворенность собой - это путь к самосовершенствованию.
- Нет, я серьезно. Доверие мне оказано большое, только я его не
оправдываю.
- Как не оправдываешь? - Шабунин даже остановился, насторожился. -
Виноват в чем? Говори.
- Вы не поняли. Плохого я ничего не сделал. У меня нет уверенности в
самом себе.
- Куда это тебя клонит?
- Нет у меня права учить других! Вы вот уверены в себе, а я учу, учу, а
нет во мне уверенности в том, что дано мне такое право.
- Так разве во мне дело? - возразил Шабунин. - На чем основана моя
уверенность? Не на каких-то личных моих достоинствах - я стараюсь вникать в
указания партии, а мы с тобой состоим в мудрой партии, в этом наши с тобой
счастье и сила...
Шабунин задумался. Слава старался шагать с ним в ногу, у Афанасия
Петровича шаг широкий, размашистый, походка Славы торопливее, чем у
Шабунина, Слава часто сбивается с ноги.
- Так что ты хочешь сказать? - спрашивает Шабунин.
- Теряюсь я иногда в выборе.
- В выборе чего?
- Направления.
- Тебе не хватает чувства ориентации.
- А как его найти?
- Учиться.
- В Малоархангельске?
- А чем тебе плох Малоархангельск? Учиться, брат, можно везде.
Революционеры и в тюрьме учились!
Славе показалось, Афанасий Петрович обиделся за Малоархангельск.
Скопище приземистых домишек, закрывающих на ночь окна ставнями. Улицы в
буераках, дощатые тротуары, вытоптанная бесчисленным множеством человечьих и
лошадиных ног базарная площадь? Палисадники с подсолнухами и мальвами и
разросшийся яблоневый сад посреди города? Нет! Домики могут сгореть, их
можно снести или перестроить, а сад вырубить или, напротив, растить...
Значит, люди, населяющие тихий этот городок, все эти Успенские, Корсунские,
Большие и Малые Колодези? Да, и люди, и городок этот, и окружающие его
деревни, и нечто большее, что доверено попечению Афанасия Петровича Шабунина
на отпущенный ему жизнью срок.
- Да не мне плох Малоархангельск, - вырвалось у Славы, - а я плох для
Малоархангельска!
И, должно быть, Афанасий Петрович Шабунин не столько понял, сколько
угадал тревогу, владеющую душой только-только становящегося на свои ноги
юноши, - мальчишка шагает своей дорогой, но еще слабо различает цель, к
которой идет, к которой надо идти.
- Пожалуй, я понимаю тебя, - задумчиво произнес Афанасий Петрович. - Ты
еще не созрел для самостоятельной работы, но уже достаточно повзрослел для
того, чтобы всерьез учиться. Жаль с тобой расставаться, но ничего не
поделаешь...
Что-то екнуло в сердце Славы, до него еще не дошла суть принятого
Шабуниным решения, хотя решение это определяло дальнейший жизненный путь
Славы Ознобишина.
- Ничего не поделаешь, - повторяет Афанасий Петрович. - Придется тебя
отпустить. Пошлем мы тебя учиться.
Шабунин как будто не торопится, а Слава едва поспевает за ним.
Улица пустынна. Одноэтажные домики с голубыми почему-то везде
ставнями... Да, потому, что, кроме синьки, другой краски в Малоархангельске
не достать! Пружинит под ногами дощатый тротуар, немощеная улица в рытвинах,
выбоинах, ухабах, и посреди улицы цветет татарник. Редкие прохожие идут,
загребая пыль, и ты точно в необитаемом городе, а Шабунин еще обижается за
свой Малоархангельск...
Слава возвращается к повседневным делам.
- Вы как будто даже хвалите мой доклад, все, говорите, на месте, а в
нем на самом деле одни слова.
- Да нет, - возражает Афанасий Петрович. - Есть в нем и кое-что
дельное, иначе тебя не держали бы на твоей должности.
Слава пробует пошутить:
- А если хорошо, зачем же учиться?
Глаза Шабунина веселые, а отвечает серьезно:
- А затем, что ничто не стоит на месте. Даже Малоархангельск. Думаешь,
вечно он будет таким? Все переменится, иначе и работать не стоит. Для того и
учимся. Я сам учусь каждый день. Руковожу мужиками и сам у этих же мужиков
учусь. Разве укомол не был тебе школой? А теперь пора переходить в следующий
класс.
- Афанасий Петрович! Сейчас выборы... - Ох, как непросто высказать свой
вопрос: - Я сниму сейчас свою кандидатуру?
- Ду-у-рак ты...
Рассердился Шабунин?.. Нет, глаза все такие же, укоризненные и
ласковые, на него нельзя обижаться.
- Ни в коем случае. Никаких отводов. Работа укомола одобрена, а ты
заявишь о своей непригодности? Отчет одобрен, а секретаря не выбрали! Прямой
упрек укомпарту. Пусть тебя выберут честь по чести, а там...
Дошли до клуба.
- А там поглядим, - сказал Шабунин и пошел на второй этаж по узкой
деревянной лестнице, на две ступеньки опережая Ознобишина.
Славе стало жалко себя. Направо пойдешь - коня потеряешь, налево
пойдешь - самого убьют...
А Шабунину жаль было отпускать этого паренька, иногда неуверенного, а
иногда слишком самоуверенного. Не всегда и не все у него получалось, но
старался он честно. Афанасий Петрович любил Ознобишина, как, впрочем, любил
всех этих мальчишек и девчонок, которые собрались сейчас в клубе на выборы.
Они хорошо нам помогают, думал о них Шабунин. Нам... Он не знал слова "мне".
Нам, мысленно говорил он, думая об укоме, о малоархангельских коммунистах, о
партии. Поэтому и приходится иногда расставаться даже с теми, кого жалеешь и
любишь, думал он, для дела, ради завтрашнего дня...
На верхней площадке, перед тем как войти в зал, Шабунин остановился и
еще раз заботливо посмотрел на Ознобишина.
- Тут уж не обижайся, - сказал Афанасий Петрович. - Провожать тебя
будем без музыки. Это важно не только для тебя, но и для других, все следует
обращать на пользу делу.
42
Минутное дело провести организационный пленум укомола, избрать
секретаря, президиум, назначить заведующих отделами... Полчаса, от силы час,
и можно вздохнуть, позволить себе передышку.
Окончание конференции приурочили к обеду, чтобы делегаты успели
засветло разъехаться, добраться к ночи до дому, а кому путь немалый, с
ночевкой, так хоть на другой день обязательно прибыть домой.
Только членам укома придется задержаться, пока то да се, глядишь, еще
день со счетов.
- Пошли, пошли, товарищи!
Новоизбранные члены уездного комитета собираются в тесном кабинетике
Ознобишина. Рядом со Славой Железнов и Ушаков. Что ж, им еще долго работать
вместе...
У двери Коля Иванов, рядом с ним Даша Чевырева, впрочем, теперь она не
Чевырева, а Уфимцева. "Как хорошо, что мы простили ей свадьбу, - думает
Слава. - Как развернула работу в волости! Волком партии не нахвалится сейчас
комсомольцами. Ее заслуженно выбрали в уком..." Глаза у Даши поблескивают,
энергия в ней так и бьет ключом. А вот Сосняков... Его, конечно, нельзя было
не избрать, один из самых серьезных комсомольских работников во всем уезде.
Но в излишней скромности его не упрекнешь, этот не сядет у стены, садится у
стола, в центре, точно он невесть какое значительное лицо. Он и в город
приехал за два дня до конференции, зашел на минутку к Ознобишину, небрежно
поздоровался: "Как ты тут? Работаешь? Ну, работай, работай..." - и исчез. За
два дня Слава его больше не видел, были у того свои дела в Малоархангельске.
У Славы складывается впечатление, что Сосняков рвется на работу в укомол.
"Не рановато ли? - думает Слава. - Конечно, когда-нибудь он попадет в
Малоархангельск. Когда-нибудь..." Позади Соснякова Вержбловская. Славе не
очень по сердцу, что ее выбрали кандидатом. Но девушек, девушек не
хватает... Впрочем, учет у нее в порядке, все по полочкам.
Лукьяненко Сергей
Акунин Борис
Круз Андрей
Орлов Алекс
Муркок Майкл
Сертаков Виталий