Данглара потерю в миллион.
время, когда пришло известие о странном повороте на бирже, жертвой кото-
рого оказался Данглар. - За двадцать пять тысяч франков я сделал откры-
тие, за которое охотно заплатил бы сто тысяч.
его персики.
такого, чего можно было бы ожидать от жилища, предназначенного велико-
лепному графу МонтеКристо. Но эта простота объяснялась желанием самого
хозяина: он строго распорядился ничего не менять снаружи; чтобы в этом
убедиться, достаточно было взглянуть на внутреннее убранство. В самом
деле, стоило только переступить порог, как картина сразу менялась.
туччо превзошел самого себя. Как некогда герцог Антенский приказал выру-
бить в одну ночь целую аллею, которая мешала взору Людовика XIV, так
Бертуччо в три дня засадил совершенно голый двор, и прекрасные тополя и
клены, привезенные вместе с огромными глыбами корней, затеняли главный
фасад дома, перед которым, на месте булыжника, заросшего травой, раски-
нулась лужайка, устланная дерном; пласты его, положенные не далее как
утром, образовали широкий ковер; на нем еще блестели после поливки капли
воды.
план, где были указаны количество и расположение деревьев, которые сле-
довало посадить, и размеры и форма лужайки, которая должна была заменить
булыжник.
ет его в этой зеленой раме.
строго запретил что бы то ни было там трогать. Бертуччо вознаградил себя
тем, что обильно украсил цветами прихожую, лестницы и камины.
приказания, а хозяин - чудесным умением заставить себе служить. И вот
дом, уже двадцать лет никем не обитаемый, еще накануне такой мрачный и
печальный, пропитанный тем затхлым запахом, который можно назвать запа-
хом времени, в один день принял живой облик, наполнился теми ароматами,
которые любил хозяин, и даже тем количеством света, которое он предпочи-
тал; едва вступив в него, граф находил у себя под рукой свои книги и
оружие, перед глазами - любимые картины, в прихожих - преданных ему со-
бак и любимых певчих птиц; весь этот дом, проснувшийся от долгого сна,
словно замок спящей красавицы, жил, пел и расцветал, подобно тем жили-
щам, которые давно нам милы и в которых, если мы имеем несчастье их по-
кинуть, мы невольно оставляем частицу нашей души.
только что починенным лестницам с таким видом, как будто они всегда жили
в этом доме; другие - приставленные к сараям, где экипажи, размещенные
по номерам, стояли словно уже полвека, и к конюшням, где лошади, жуя
овес, отвечали ржаньем своим конюхам, которые разговаривали с ними го-
раздо почтительнее, чем иные слуги со своими хозяевами.
около двух тысяч томов; целое отделение было предназначено для новейших
романов, - и появившийся накануне уже стоял на месте, красуясь в своем
красном с золотом переплете.
полная редких растений в огромных японских вазах; посередине оранжереи,
чарующей глаз и обоняние, стоял бильярд, словно час тому назад покинутый
игроками, оставившими шары дремать на зеленом сукне.
ложена в левом углу второго этажа, и в нее можно было войти по главной
лестнице, а выйти по потайной; мимо этой комнаты слуги проходили с любо-
пытством, а Бертуччо с ужасом.
дому. Бертуччо ждал его прибытия с тревожным нетерпением; он надеялся
услышать похвалу и в то же время опасался увидеть нахмуренные брови.
проронив ни слова и ничем не выказав ни одобрения, ни недовольства.
запертой комнате, он указал рукой на маленький шкафчик из розового дере-
ва, на который обратил внимание уже в первое свое посещение.
- откройте его: в нем перчатки.
дал в них найти: флаконы с духами, сигары, драгоценности.
ко и могущественно было влияние этого человека на все окружающее.
верхом на Медеа наш капитан спаги.
чтобы побыть с вами хоть минуту вдвоем, пока не соберутся остальные. Жю-
ли и Эмманюель просили меня передать вам тысячу приветствий. А знаете, у
вас здесь великолепно! Скажите, граф, ваши люди хорошо присмотрят за мо-
ей лошадью?
лась! Настоящий вихрь!
те-Кристо тоном отца, говорящего со своим сыном.
если бы лошадь оказалась плоха.
ции, и Дебрэ, пользующийся арабскими конями министерства, гонятся за
мной сейчас и, как видите, отстают, а за ними мчатся по пятам лошади ба-
ронессы Данглар, которые делают не более не менее как шесть лье в час.
ленная пара и две тяжело дышащие верховые лошади. Карета, описав круг,
остановилась у подъезда, в сопровождении обоих всадников.
баронессе, которая, выходя, сделала движение, не замеченное никем, кроме
Монте-Кристо. Но от взгляда графа ничто не могло укрыться; он заметил,
как при этом движении мелькнула белая записочка, столь же незаметная,
как и самый жест, и с легкостью, говорившей о привычке, перешла из руки
г-жи Данглар в руку секретаря министра.
не из кареты, а из могилы.
Данглар окинула двор, подъезд и фасад дома; затем, подавляя легкое вол-
нение, которое, несомненно, отразилось бы на ее лице, если бы это лицо
было способно бледнеть, она поднялась по ступеням, говоря Моррелю:
те ли вы вашу лошадь.
Монте-Кристо, как бы умоляя выручить его из затруднительного положения.
себя не вправе что-либо желать, потому что тогда наверно это получишь.
Вот почему я и обратилась к господину Моррелю.
Моррель не может уступить свою лошадь: оставить ее у себя - для него
вопрос чести.
несса, если он расстанется с ней до истечения срока пари, то он не
только проиграет его, но будут говорить еще, что он испугался. А капитан
спаги, даже ради прихоти хорошенькой женщины, - хотя это, на мой взгляд,
одна из величайших святынь в нашем мире, - не может допустить, чтобы о
нем пошли такие слухи.
графу.
плохо скрывавшей его хмурый тон, - у вас и так достаточно лошадей.
однако, к немалому удивлению молодых людей, она сделала вид, что не слы-
шит, и ничего не ответила.
тельствовало о непривычном смирении, показывал баронессе две исполинские
вазы китайского фарфора, на них извивались морские водоросли такой вели-
чины и такой работы, что, казалось, только сама природа могла создать их
такими могучими, сочными и хитроумно сплетенными.
Флинт Эрик
Корнев Павел
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс
Корнев Павел
Апраксина Татьяна