Чтение 159–й страницы книги ~Вокруг Иосифа Бродского~

между Цветаевой и Ахматовой были, замечу, довольно сложными. И сама
Ахматова всегда говорила, что первый поэт ХХ века -- это Мандельштам.
Вы с этим согласны?

[Бродский:]

Ну если уж вообще пускаться в такие разговоры, то нет, не согласен.
Я считаю, что Цветаева -- первый поэт XX века. Конечно, Цветаева.

___

Глава 3. Аресты, психушки, суд: зима 1982 -- весна 1989

[Волков:]

Иосиф, я хотел расспросить вас о судебном процессе в 1964 году, о
ваших арестах и пребывании в советских психушках. Я знаю, что вы об
этом говорить не любите и чаще всего отказываетесь отвечать на
связанные с этим вопросы. Но ведь мы сейчас вспоминаем о Ленинграде, и
для меня "дело Бродского" и процесс -- это часть ленинградского пейзажа
тех лет. Так что если вы не против...

[Бродский:]

Вы знаете, Соломон, я ни за и ни против. Но я никогда к этому
процессу всерьез не относился -- ни во время его протекания, ни
впоследствии.

[Волков:]

Почему вдруг вся эта машина раскрутилась? Почему именно Ленинград,
почему вы? Ведь после кампании против Пастернака в 1958 году советские
власти некоторое время громких литературных дел не затевали. Что,
по-вашему, за всем этим стояло?

[Бродский:]

Сказать по правде, я до сих пор в это не вдавался, не задумывался
над этим. Но уж если об этом говорить, то за любым делом стоит какое-то
конкретное лицо, конкретный человек. Ведь любую машину запускает в ход
именно человек -- чем он, собственно, и отличается от машины. Так было
и с моим делом. Оно было запущено Лернером, царство ему небесное,
поскольку он, по-моему, уже умер.

[Волков:]

Это тот Лернер, который в ноябре 1963 года напечатал в
ленинградской газете направленный против вас фельетон
"Окололитературный трутень"?

[Бродский:]

Да, у него были давние "литературные" интересы. Но в тот момент его
деятельность заключалась в том, что он руководил "народной дружиной".
Вы знаете, что такое "народная дружина"? Это придумали такую мелкую
форму фашизации населения, молодых людей особенно.

[Волков:]

Я знаю. У меня даже был один знакомый дружинник, редкостный идиот.

[Бродский:]

Главным объектом внимания этой дружины была гостиница
"Европейская", где останавливалось много иностранцев. Как вы знаете,
она расположена на улице Исаака Бродского, так что, может быть, этот
господин стал проявлять ко мне интерес именно из этих соображений?
Охотились они главным образом за фарцами. И между прочим, когда эти
дружинники фарцовщиков шмонали, многое у них прилипало к рукам -- и
деньги, и иконы. Но это неважно...

[Волков:]

Ваш арест в 1964 году ведь был не первым?

[Бродский:]

Нет, первый раз меня взяли, когда вышел "Синтаксис" -- знаете,
Алика Гинзбурга мероприятие?

[Волков:]

Это рукописный поэтический журнал, который выпускался в Москве?
Кажется, в конце пятидесятых годов? И кто вас тогда брал -- милиция или
КГБ?

[Бродский:]

КГБ. Это было вообще в незапамятные времена.

[Волков:]

Чего же они тогда от вас хотели?

[Бродский:]

А это совершенно непонятно, чего эти люди хотят. Я считал, что эта
контора -- КГБ -- как и все на свете, является жертвой статистики. То
есть крестьянин приходит в поле -- у него не сжата полоска одна.
Работяга приходит в цех -- его там ждет наряд. А гэбэшники приходят в
свой офис -- у них там ничего, кроме портрета основоположника или
"железного Феликса", нет. Но им чего-то надо ведь делать для того,
чтобы как-то свое существование оправдать, да? Отсюда зачастую все эти
фабрикации. Все происходило во многом не потому, что советская власть
такая нехорошая или, я не знаю, Ленин или Сталин были такие злые, или
еще какой-нибудь дьявол где-то там крутится, да? Нет, это просто
бюрократия, чисто бюрократический феномен, который -- при полном
отсутствии проверяющих инстанций -- расцветает самым махровым цветом и
начинает черт знает чем заниматься.

[Волков:]

У меня тоже всегда было ощущение, что КГБ работает на чисто
бюрократической основе.

[Бродский:]

Я думаю, что в принципе идея ВЧК, то есть идея защиты революции от
ее внешних и внутренних врагов,-- подобная идея более или менее
естественна. Если, конечно, принять естественность революции -- что, в
общем, уже вполне неестественно. Но со временем это неестественное
порождение обретает какой-то натуральный, естественный вид, то есть
завоевывает определенное пространство. Когда вы спите, то на ночь
должны запирать дверь на замок, да? Это вполне естественно. ЧК -- это
такой замок, как и полагается. Вы ставите человека на часах, и он
стоит. Но у этого человека должен быть какой-то командир, а у этого
командира -- еще кто-то, за ним надзирающий, и так далее. А в случае с
КГБ все произошло совершенно наоборот. То есть за этим часовым догляду
никакого не было. Он и заснуть мог, и тебя же штыком заколоть мог. И
начиналась кутерьма. Я думаю, девяносто процентов деятельности
госбезопасности -- это просто фабрикация дел. Вы ведь встречали,
наверное, людей, которые сами себе придумывают занятие, лишь бы
чем-нибудь заняться?

[Волков:]

Сколько угодно.

[Бродский:]

Так вот, гэбэшники -- это именно те люди, которые придумывают себе
занятие, потому что прямых дел у них, в общем, нет. Ну кто в России
занимается свержением государственного строя? Да никто!

[Волков:]

Во всяком случае, на нашей памяти...

[Бродский:]

Да, на нашей памяти. Может быть, если до тридцать седьмого года
кому-то и приходило в голову поставить наверху кого-нибудь другого, то
после тридцать седьмого подобные идеи вряд ли уж возникали. И ни о
каком оружии на руках у населения речи уже идти не могло. Может быть, в
порядке исключения. И с подобными делами вполне могла бы справиться
милиция. Но не тут-то было! И, поскольку эти чуваки из госбезопасности
существуют, то они организуют систему доносов. На основании доносов у
них собирается какая-то информация. А на основании этой информации уже
что-то можно предпринять. Особенно это удобно, если вы имеете дело с
литератором, да? Потому что на каждого месье существует свое досье, и
это досье растет. Если же вы литератор, то это досье растет гораздо
быстрее -- потому что туда вкладываются ваши манускрипты: стишки или
романы, да?

[Волков:]

То есть вы сами производите материал для досье госбезопасности!

[Бродский:]

И в конце концов ваше дело начинает занимать на гэбэшной полке
неподобающее ему место. И тогда человека надо хватать и что-то с ним
делать. Так это и происходит; некая, как бы это сказать,
неандертальская версия компьютера. То есть когда поступает избыток