щеколду.
минутами.
Молнии должны были и мешать ему и помогать. Пользовался ли он лестницами и
мостками кровельщиков, чтобы, перебираясь с крыши на крышу, с ограды на
ограду, с одного участка на другой, достигнуть строений на дворе Шарлемань,
потом строений на дворе Сен -Луи, потом дорожки дозорных и отсюда уже
развалины на улице Сицилийского короля? Но на этом пути были такие
препятствия, что преодолеть их казалось невозможным. Положил ли он доску от
своей кровати в виде мостков с крыши "Вольного воздуха" на ограду дозорной
дорожки и прополз на животе по гребню этой стены вокруг всей тюрьмы до самой
развалины? Но гребень стены представлял собой неровную зубчатую линию. То
поднимаясь, то опускаясь, она снижалась возле казармы пожарных, вздымалась
подле здания бань; ее перерезали строения; она была неодинаковой высоты как
над особняком Ламуаньона, так и на всей Мощеной улице, всюду на ней были
скаты и прямые углы. Кроме того, часовые должны были видеть темный силуэт
беглеца. Таким образом, путь, проделанный Тенардье, остается загадочным.
Одним ли способом, другим ли - все равно бегство казалось невозможным. Но
воспламененный той страшной жаждой свободы, которая превращает пропасти в
канавы, железные решетки в ивовые плетенки, калеку в богатыря, подагрика в
птицу, тупость в инстинкт, инстинкт в разум и разум в гениальность,
Тенардье, быть может, изобрел и применил третий способ? Этого так и не
узнали.
человек, спасающийся бегством, вдохновлен свыше; свет неведомых звезд и
зарниц указует путь беглецу; порыв к свободе не менее поразителен, чем взлет
крыльев к небесам, об убежавшем воре говорят: "Как ему удалось перебраться
через эту крышу?" так же, как говорят о Корнеле: "Где он нашел эту строчку:
"Пусть умирает он"?
одежду в клочья, ободрав руки, разбив в кровь локти, изранив колени,
Тенардье добрался до того места разрушенной стены, которое дети на своем
образном языке называют "ножиком"; там он растянулся во весь рост, и силы
оставили его. Отвесная крутизна высотой в три этажа отделяла его от
мостовой.
скрытый ночью, но уже думая о приближающемся рассвете и испытывая ужас при
мысли о том, что через несколько мгновений он услышит, как на соседней
колокольне Сен -Поль пробьет четыре часа, - время, когда придут сменять
часового и найдут его заснувшим под пробитой крышей; в оцепенении смотрел он
при свете фонарей на черневшую внизу, на страшной глубине, мокрую мостовую,
- желанную и пугающую мостовую, которая была и смертью и свободой.
они его, придут ли к нему на помощь? Он прислушивался. За исключением одного
патруля, никто не прошел по улице с тех пор, как он был здесь. Почти все
огородники из Монтрейля, Шарона, Венсена и Берси едут к рынку по улице Сент
-Антуан.
начался тот смутный и беспорядочный шум, который следует за обнаруженным
побегом. До беглеца доносилось хлопанье открывавшихся и закрывавшихся
дверей, скрежет решеток, шум переполоха и хриплые окрики тюремной стражи,
стук ружейных прикладов о каменные плиты дворов. В зарешеченных окнах камер
виднелись подымавшиеся и спускавшиеся с этажа на этаж огоньки. По чердаку
Нового здания метался факел; из соседней казармы были вызваны пожарные. Их
каски, освещенные факелом, блестели под дождем, мелькая на крышах. Наконец
Тенардье увидел в сторона Бастилии белесый отсвет, зловеще высветливший край
неба.
двух пропастей, слева и справа, боясь шевельнуться, терзаемый страхом перед
возможностью падения, отчего у него кружилась голова, и ужасом перед
неминуемым арестом, и мысль его, подобно языку колокола, колебалась между
двумя исходами: "Смерть, если я упаду, каторга, если я здесь останусь".
темно, вдруг увидел человека, пробиравшегося вдоль стен; миновав Мощеную
улицу, тот остановился у пустыря, над которым как бы повис Тенардье. К этому
человеку присоединился второй, шедший с такой же осторожностью, затем
третий, затем четвертый. Когда эти люди собрались, один из них поднял
щеколду дверцы в заборе, и все четверо вошли в ограду, где была хибарка. Они
оказались как раз под Тенардье. Очевидно, эти люди сошлись на пустыре, чтобы
переговорить незаметно для прохожих и часового, охранявшего калитку тюрьмы
Форс в нескольких шагах от них. Не лишним будет заметить что дождь держал
этого стража под арестом в его будке. Тенардье не мог рассмотреть лица
неизвестных и стал прислушиваться к их разговору с тупым вниманием
несчастного, который чувствует, что он погиб.
говорили на арго.
Вон один держит свечу на взводе. Еще засыплемся туткайль.
застав, второе - Тампля, были лучами света для Тенардье. По тутго он узнал
Брюжона, "хозяина застав", а по туткайль -Бабета, который, не считая других
своих специальностей, побывал и перекупщиком в тюрьме Тампль.
только один Бабет чисто говорил на нем. Без этого "туткайль" Тенардье не
узнал бы его, так как он совсем изменил свой голос.
в нашей помощи?
Монпарнаса, который был до того благовоспитан, что не пользовался ни одним
из этих наречий, хотя понимал все.
сомневался: то был Живоглот.
куда ему! Расстрочить свой балахон, подрать пеленки, скрутить шнурочек,
продырявить заслонки, смастерить липу, отмычки, распилить железки, вывести
шнурочек наружу, нырнуть, подрумяниться, -тут нужно быть жохом! Старикан
этого не может, он не деловой парень!
Картуш и которое относится к наглому, новому, красочному и смелому арго
Брюжона так же, как язык Расина к языку Андре Шенье, сказал:
шпик, может быть, даже наседка, с которой он покумился. Слушай, Монпарнас -
ты слышишь, как вопят в академии? Видишь огни? Он завалился, ясно! Заработал
двадцать лет. Я не боюсь, не трусливого десятка, сами знаете, но пора дать
винта, иначе мы у них попляшем. Не дуйся, пойдем, высушим бутылочку старого
винца.
душа не стоит и гроша. Мы ничего не можем сделать. Смотаемся отсюда. И уже
чувствую, как фараон берет меня за шиворот.
верностью друг другу в беде, которая свойственна бандитам, всю ночь бродила
вокруг тюрьмы Форс, как ни было это опасно, в надежде увидеть Тенардье на
верхушке какой-нибудь стены. Но эта ночь, становившаяся, пожалуй, уж
чересчур удачной, - был такой ливень, что все улицы опустели, - пробиравший
их холод, промокшая одежда, дырявая обувь, тревога, поднявшаяся в тюрьме,
истекшее время, встреченные патрули, остывшая надежда, снова возникший
страх, - все это склоняло их к отступлению. Сам Монпарнас, который,
возможно, приходился до некоторой степени зятем Тенардье, и тот сдался. Еще
одна минута, и они бы ушли. Тенардье тяжело дышал на своей стене, подобно
потерпевшему крушение с "Медузы", который, сидя на плоту, видит, как
появившийся было корабль снова исчезает на горизонте.
погубило бы все; но у него возникла мысль, последний чуть брезжущий луч
надежды: он вытащил из кармана конец веревки Брюжона, которую отвязал от
печной трубы Нового здания, и бросил се за ограду.
этого хватит, чтобы спуститься.
Роллинс Джеймс
Володихин Дмитрий
Посняков Андрей
Володихин Дмитрий
Пехов Алексей
Шилова Юлия