вспомнил имя, которое мне попалось, когда собирал материалы для Плана. Это
был кто-то из прошлого века, написавший уж теперь и не припомню какую книгу
о земле, недрах, вулканах, некто, совавший нос под предлогом занятий
академической географией в Мир Подземный. Один из них. Я бегу от них, а они
все время у меня за спиной. Мало-помалу, в течение нескольких столетий они
заняли весь Париж. И весь остальной мир.
предположениям, я мог находиться где-то на окраине предместья. Я направился
к месту, откуда струился более сильный, рассеянный свет и было видно небо.
что она здесь, что притаилась поблизости, в этом городе названия улиц
содержат недвусмысленное послание, вас все время предупреждают, тем хуже для
меня, если я не подумал об этом.
мощи. Мне следовало бы бежать, но я чувствовал, как она манит меня
притягивает к паутине, кивая головой снизу вверх и наоборот, я уже не мог
охватить ее одним взглядом, я был практически в середине, меня рассекали
тысячи ее полос, казалось, что меня бомбардируют железные занавесы, падающие
со всех сторон, стоило ей хоть чуточку сместиться, и она раздавила бы меня
одной из своих чудовищных лап.
ее дружеский профиль выныривает из океана крыш, фривольный, как на картинах
Дюфи. Она была надо мной, уносилась над моей головой. Я чувствовал, где
находится ее верхушка, но ходил сначала вокруг, а потом в пределах ее
основания, зажатый между ее ступнями, я видел ее подколенки, живот,
головокружительный лобок, представлял перпендикулярный кишечник, соединенный
в одно целое с пищеводом, который помещался в шее этого политехнического
жирафа. Несмотря на ажурность, она обладала свойством тушить свет вокруг
себя, и по мере того как я двигался, она показывала мне в разной перспективе
различные пещерные своды, выступающие из сумерек как в телеобъективе.
обмана, свечения одного из своих колченогих экранов, но стоило мне
сдвинуться, и формат экранов менялся, луна исчезала, сливаясь с
металлическими ребрами, животное сжевывало, переваривало ее, растворяло в
другом измерении. Гиперкуб. Четырехмерный куб. Сейчас, через скопление арок,
я видел движущийся свет, даже два, красный и белый мигающие огни, вероятно
самолет, который ищет, где сесть - в Руасси или в Орли, Но вдруг-кто-то
сдвинулся: то ли я, то ли самолет, то ли башня - огни исчезли за какой-то
балкой, я ждал, что они появятся снова в другом просвете, но увы. У башни
было сто окон - все они подвижные, и каждое выходило на собственный участок
пространства-времени. Ее бока не разграничивали эвклидовы сгибы, а разрезали
космическую ткань, вызывали катастрофы, листали страницы параллельных миров.
Вселенной? Наоборот, она была предназначена для того, чтобы подвесить
Вселенную на своей стреле - и это естественно, разве она не является эрзацем
Маятника?
проволоки, апофеозом мостовых быков, воздушным алтарем какого-то
идолопоклоннического культа, пчелой в центре розы ветров, печальной, как
руины, уродливым колоссом цвета ночи, бесформенным символом ненужной силы,
чудом абсурда, бессмысленной пирамидой, гитарой, чернильницей, телескопом,
длинной, как речь министра, древним божеством и современным чудищем... Вот
кое-что из того, чем она есть, и если б я обладал шестым чувством
Властителей Мира, то опутанный пучками ее голосовых связок, усеянных
полипами болтов, я услышал бы сейчас, как хрипло она исполняет музыку сфер.
менгирам на свете. Корневище склепанных суставов, шейный артроз, протез
протеза - какой ужас! Если б они захотели сбросить меня в бездну, то с того
места, где я находился, им пришлось бы метнуть меня к вершинам. Не
приходилось сомневаться, что я возвращался из путешествия к центру земли и
пребывал в состоянии антигравитационного головокружения антиподов.
подтверждение Плана, но пройдет немного времени, и Башня сообразит, что я
шпион, враг, песчинка в механизме, коего она является образом и двигателем,
незаметно распустив какой-нибудь из ромбов своих тяжелых кружев, она
поглотит меня, я исчезну в складках ее небытия, перенесенный в иные миры.
сомкнутся, изогнутся, как клыки, и всосут меня, после чего животное вновь
примет притворную позу преступной и зловещей точилки для карандашей.
вторым позвонками костлявого мастодонта. Я присматривался к ней, и была она
без конца, как замысел, ради которого она появилась на свет. Если бы мне
удалось остаться здесь, не опасаясь, что меня сожрут, я мог бы следить за ее
перемещениями, за ее медленными вращениями, наблюдать за ее почти неуловимой
манерой разбираться и вновь собираться под холодным дуновением потоков.
Несомненно, Властители Мира знают, что она - геомантическая фигура, и в ее
незаметных для глаза метаморфозах они читают важные сигналы, постыдные
приказы. Башня вращается над моей головой, словно ввинчиваясь в Мистический
Полюс. Или нет, она неподвижна как магнитный стержень, и вращает небосвод.
Это привело к такому же головокружению.
приветливо строит глазки, но если приблизиться, попытаться проникнуть в ее
тайну, она убьет тебя, заморозит твои кости, и для этого ей всего-то и
нужно, что показать бессмысленный ужас, из которого она сделана. Теперь я
знаю, что Бельбо умер и что План - настоящий, потому что настоящая сама
Башня. Если мне не удастся убежать, убежать снова, я не смогу это никому
рассказать. Пора бить тревогу."
мчится такси. Одним рывком мне удается высвободиться из магического пояса, я
машу руками и бросаюсь вперед, рискуя попасть под колеса, потому что машина
затормозила лишь в последний миг, будто нехотя, а по дороге шофер расскажет
мне, что, когда ему случается проезжать ночью под Башней, он боится ее и
прибавляет газу. Почему? - спрашиваю я. - Потому что... потому что страшно,
вот и все.
портье, который валился с ног ото сна. Я сказал себе: "Теперь ты должен
выспаться. Остальное - завтра". Я выпил несколько таблеток снотворного,
достаточно, чтобы отравиться. Что было потом - не помню.
абсолютно все, но не имел никакой уверенности в том, что то, что я помнил,
это правда. Первой моей идеей было побежать за газетой, потом я сказал себе,
что в любом случае, даже если бы рота репортеров оказалась в Консерватории
сразу после событий, новости не успели бы выйти в сегодняшних утренних
газетах.
дежурного, как только спустился выпить кофе. Город волновался, многие
станции метро не работали, в критических ситуациях полиция применяла оружие,
студентов было слишком много и они вели себя нагло.
попробовал позвонить, но, естественно, в воскресенье ему нечего было делать
в кабинете. Как бы то ни было, я должен был вернуться в Консерваторий. В
воскресенье, как известно, он открыт и после обеда.
Иль-де-Сите никого не пропускала полиция. Издалека доносились выстрелы.
надо думать, кончилась потасовка, в воздухе чуялся слезоточивый запах.
правоблюстители. Люди вокруг меня припустились, все мы забежали за какую-то
решетку, впереди встала шеренга полицейских, а на улице совершалось
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур
Сертаков Виталий
Володихин Дмитрий
Белогорский Евгений
Березин Федор