Грейт-Портленд-стрит. Это не здесь такая улица, а в Лондоне. Скиннер любил
карты. К некоторым номерам "Нэйшнл Джиогрэфика" прилагались карты, и все
изображенные на них страны были похожи друг на друга - большие, от края до
края листа, пятна, выкрашенные одним цве[117] том. Неимоверное множество
стран, среди которых попадались и настоящие гиганты: Канада, СССР, Бразилия,
- только этих, больших, теперь уже нет, они рассыпались по кусочку. То же
самое, говорит Осиннер, происходит и с Америкой, хотя она и не хочет в этом
признаваться. Вот, скажем, теперь две Калифорнии, а когда-то была одна, один
большой штат.
она и забита всяким скиннеровским барахлом, а на крыше только-то и стоит,
что ржавая металлическая тележка с парой рулонов толя, и размеры у них, у
крыши и комнаты, конечно же, одинаковые - двенадцать футов на восемнадцать.
дыма от горящего на берегу костра бесследно терялась в тумане. На самой
опоре недавно установили здоровую штуку вроде купола, почти шар; треугольные
секции сверкали, как начищенная латунь, но Скиннер объяснил, что это просто
майлар, натянутый на деревянный каркас. У них там релейная станция, штука
такая, которая разговаривает со спутниками; надо сходить как-нибудь
посмотреть.
башен - Шеветта знала их все по номерам, - а дальше холмы, похожие на спящих
бегемотов. И гостиницу эту, [118] ее тоже отсюда должно быть видно, раз
оттуда был виден мост.
вытащенный из кармана этого мудака, переместился в карман скиннеровской
куртки, куртка же висит сейчас на железном крюке, сделанном в форме слоновой
головы. И добро бы что интересное, а то очки - дорогие, судя по виду, и
жутко темные, ничего сквозь них не видно. Гориллы, которые в вестибюле,
просканировали на входе значки; с их точки зрения, она так до сих пор и
торчит в той гостинице. Компьютер, конечно же, через какое-то время
всполошился, начал ее искать. Если они запросят "Объединенную", можно
сказать, что доставила пакет в восемьсот восьмой, а потом забыла про
проверку на выходе и спустилась служебным лифтом. И ни про какую там пьянку
слыхом не слыхала, да и кто ее, собственно, там видел?-Да нет, засранец этот
видел. И помнит, наверное, не такой уж он был пьяный. И мог сообразить, что
это она прихватила его очки. Может, даже почувствовал что-нибудь в тот
момент.
спрыгнула вниз, ухватилась на лету за верхнюю перекладину лесенки и повисла.
позаботив[119] шись их зашнуровать, а затем открыла люк, который в полу, и
вылезла наружу, все еще полная тревожных мыслей про этого засранца, про его
очки и свою работу. Теперь вниз, по десяти стальным ступенькам, приваренным
к опоре старого подъемного крана. Корзина на месте, там, где она оставила ее
вчера. Велосипед тоже на месте, да куда же он денется, прикованный цепью к
опоре, с охранной системой да еще с двумя дополнительными сиренами на всякий
пожарный случай. Шеветта перевалила через высокую, по пояс, боковину желтой
пластмассовой корзины и стукнула по кнопке.
убрался, и она заскользила вниз. Скиннер называл подъемник своим
фуникулером. Только он не сам сделал подъемник, его сделал черный парень по
фамилии Фонтейн, это когда Скиннеру стало трудно карабкаться наверх и вниз.
Фонтейн жил на другом, оклендском, конце с двумя женщинами и целой оравой
детей, на нем держалось чуть не все электрическое хозяйство моста. Время от
времени он приходил к Скиннеру в своем длинном твидовом пальто с двумя
чемоданчиками, по одному в каждой руке, - у него там лежали инструменты. Он
смазывал подъемник, проверял и говорил: "Все в порядке". У Шеветты был
записан номер, чтобы позвонить ему, если что сломается, но такого еще не
было.
мостки и [120] пошла вдоль сплошной стены молочно-белого туго натянутого
пластика, ярко подсвеченной изнутри галогенными тампами, испещренной тенями
растений. Из-за стены доносилось неустанное бормотание воды в гидропонных
грядках. Теперь за угол и вниз, к утреннему шуму и суете моста. Навстречу
попался Найджел с одной из своих тележек, самой новой. Работает уже,
доставтяет.
называет.
- просто "Земля". - Сильная штука? - Он указал на тележку, малость
придурочное лицо расцвело гордой улыбкой творца.
сверкающие спицы. Найджел ремонтироват вечосипеды, среди его заказчиков были
и курьеры "Объединенной" - те, которые все еще катались на металле. Ему не
понравилось, когда Шеветта перешла на бумажную раму.
чернению.
новомодная хрень, как стекло.
поплавок, свисавший с его левого уха, дернулся и закрутился.
Шеветта нашла старушку и купила у нее три яйца. Каждое яйцо было обернуто
двумя большими сухими листьями какой-то травы. Фокус, волшебство. Эту
упаковку не хотелось снимать, нарушать ее совершенство, а если уж снимешь,
то никогда не завернешь яйца снова, и непонятно, как она это делает. Яичная
старушка опустила пятидолларовую монету в маленькую сумочку, висевшую на
костлявой шее. Зубов у нее не было, ни одного, от влажной щели запавшего рта
радиально расходилась сеть глубоких, словно ножом прорезанных морщин.
кофе из стальной, сильно помятой термосной кружки. Вот так вот зайдешь,
посмотришь, и он - ну разве это старик? Крупный мужик, ширококостный и
совсем не такой вроде и старый. Седые волосы гладко зачесаны назад, на лбу -
богатая, за долгую жизнь накопленная коллекция шрамов, вмятины всякие,
борозды и пара черных пятнышек вроде татуировки: это где в рану попала
какая-то черная пыль, да так там и осталась.
их в пластиковую миску. Скиннер тяжело встал со [122] своего скрипучего
стула, поморщился от боли в ноге. Взяв у Шеветты миску, он повернулся к
примусу. Яичницу-болтушку Скиннер жарил без масла, на воде, говорил, что
научился этому на каком-то корабле у кока. Яичница получалась хорошая, а что
сковородку потом не отскребешь, так это уж не его забота. Оставив Скиннера
заниматься яичницей, Шеветта подошла к висящей на слоновом крючке куртке и
вынула футляр.
дорогая. Что-то такое темно-серое, как карандашный грифель, и тонкое, как та
же самая яичная скорлупа; и все-таки почему-то кажется, что по скорлупе этой
хоть на грузовике катайся и ничего ей не будет. Вроде японской велосипедной
рамы, которую Найджел хает. Как футляр открывать, это Шеветта сообразила еще
вчера, - одним пальцем нажать сюда, другим сюда, и все в порядке. Никаких
защелок, никаких пружин, ничего. И фирменной марки тоже нет, и номера
патента. Внутри - что-то вроде черной замши, только это не замша, а какая-то
другая хрень, потолще, и мягкая, как поролон.
приклеенном к стене над Скиннеровой кроватью, черно-белом постере. Скиннер
говорит: если хочешь приклеить постер, чтобы навсегда, нужно брать не клей,
а сгущенное молоко. Молоко из консервной банки. Теперь консервную банку днем
с огнем не сыщешь, но Шеветта еще помни[123] ла, что это такое, а странный
мордастый парень в черных очках вот так вот и был намертво приклеен к белой
фанерной стене.
спружинила, выпрямилась, превратилась в гладкую, без малейшей вмятины,
плоскость.
странные они были какие-то. Слишком уж тяжелые, даже если учесть большие
заушники. Оправа словно выточена из графита, а может, не "словно", а и
вправду, вот ведь велосипедная рама: там бумажная серединка покрыта
графитом, и это - самая современная технология, "Асахи Инжиниринг" иначе не
работает.
рассмотреть пламя сквозь одно из стекол. Фиг там.
отштампованным годом выпуска "1952", а затем поставил тарелку на стол, рядом
с вилкой и уже налитой кружкой черного кофе. [124]
Березин Федор
Сертаков Виталий
Суворов Виктор
Круз Андрей
Быков Василий
Роллинс Джеймс