границы своей сферы.
Восьминулевому А я рассказывал о Земле. Рассказывал, как вы догадываетесь,
с пафосом и пылом влюбленного юноши. Говорил о семи цветах радуги, обо всех
оттенках, которых не видали эаропяне на своей одноцветной планете, говорил
о бризе и шторме, о запахе сырой земли, прелых листьев и винном духе
переспелой земляники, о наивной нежности незабудок и уверенных толстячках
подосиновиках в туго натянутых рыжих беретах. Говорил... и вдруг услышал
шипящее бормотание. А стирал мои слова из своей машинной памяти.
- В чем дело, А?
- Хранить недостоверное плохо. Ты не мог видеть всего этого на планете,
отстоящей на десять тысяч парсек.
И он привел расчет, из которого следовало, как дважды два - четыре, что
даже в телескоп размером во всю планету Эароп нельзя на таком расстоянии
рассмотреть землянику и подосиновики.
- Но я же был там полгода назад. Я не в телескоп смотрел.
- Далекие небесные тела изучают в телескоп, - сказал А. - Это аксиома
астрономии. Почему ты споришь со мной, ты же не астроном?
- Но я прилетел оттуда.
- Нельзя пролететь за полгода тридцать тысяч световых лет. Скорость света -
предел скоростей. Это аксиома.
Час спустя аналогичный разговор произошел с химиком С.
- Морей быть не может, - сказал он. - Жидкость из открытых сосудов
испаряется. У вас же нет крыши над морем.
Я стал объяснять, что жидкость испаряется без остатка только на
безатмосферных планетах. Рассказал про влажность воздуха, про точку росы. С
прервал меня:
- Все это недостоверно. Ты, не знающий точного строения воды, выдвигаешь
гипотезы. Почему ты споришь? Ты же не химик.
Но всех превзошел восьминулевой В.
Дело в том, что я простыл немного, разговаривая с ними с утра до ночи в
неотапливаемом спортивном зале. Простыл и расчихался. Услыхав непонятные
звуки, восьминулевые спросили меня, что я подразумеваю под этими
специфическими, носом произносимыми словами.
- Я болен, - сказал я. - Я испортился. В прокрутил свои записи об анализах
моей крови и объявил:
- Справедливо. Сегодняшний анализ указывает на повышенное содержание
карбоксильного радикала в крови. Я закажу фильтратор, мы выпустим из тебя
кровь, отсепарируем радикал...
- Предпочитаю стакан ЛА-29 (лекарство, напоминающее по действию водку с
перцем). На ночь. Выпью, лягу, укроюсь потеплее...
- Не спорь со специалистом, - заявил В заносчиво. - Ты же не биолог...
И тут уж я им выдал. Тут я рассчитался за все унижения:
- Вы, чугунные лбы, мозги, приваренные намертво, схемы печатные с
опечатками, вы, безносые, чиханья не слыхавшие, специалистики-специфистики,
узколобые флюсы ходячие, не беритесь вы спорить с человеком о человеке.
Человек - это гордо, человек - это сложно, это величественная
неопределенность, не поддающаяся вычислению. Чтобы понять человека,
рассуждать надо. Рассуждать! Это похитрее, чем дважды два четыре, три
больше двух.
К удивлению, машины смиренно выслушали меня, не перебивая. И самый
любознательный из троих - А восьминулевой (потом я узнал, что у него было
много пустых блоков памяти) - сказал вежливо:
- Знать - хорошо, узнавать - лучше. Мы не проходили, что такое
"рассуждать". Дай нам алгоритм рассуждения.
Я обещал подумать, сформулировать. И всю ночь после этого, подогретый
горячим пойлом, лихорадкой и вдохновением, я писал истины, известные на
Земле каждому студенту-первокурснику и совершенно неведомые высокоученым
железкам с восьминулевой памятью.
АЛГОРИТМ РАССУЖДЕНИЯ
1. Дважды два - четыре в математике, но в природе не бывает так просто. В
бесконечной природе нет абсолютно одинаковых предметов и абсолютно
одинаковых действий. Две супружеские пары - это четыре человека, но не
четыре солдата. Две девушки и две старушки - это четыре женщины, но не
четыре плясуньи. Поэтому, прежде чем умножать два на два, нужно проверить
сначала, можно ли два предмета считать одинаковыми и два раза
тождественными. Если же рассчитывается неизвестное, безупречные вычисления
не достовернее гадания на кофейной гуще.
2. Мир бесконечен, а горизонт всегда ограничен. Мы наблюдаем окрестности, и
выводы из своих наблюдений считаем законами, природы. Но планеты
шарообразны, кто уходит на восток, возвращается с запада. "Так" где-то
превращается в "иначе" и еще где-то в "наоборот". То, что нам кажется
аксиомой, на самом деле только правило, местное, временное, непригодное и
неверное за горизонтом.
3. Блоху я рассматриваю в лупу, бактерию - с помощью микроскопа. Но у
микроскопа свой предел - длина световой волны. Чтобы проникнуть глубже, я
применяю иной микроскоп - электронный, потому что электронные волны короче
световых. Однако и электронный микроскоп не способен показать электроны. В
результате у специалистов-электронщиков возникает соблазн объявить, что
электрон не имеет размера и даже непознаваем.
4. Прибор надо менять вовремя и вовремя менять метод расчета. Мы всегда
знаем часть и все остальное не знаем. Если неизвестное несущественно, мы
предсказываем и высчитываем довольно удачно. Но если неизвестное оказывает
заметное влияние, формулы и расчеты лопаются как мыльные пузыри. И у
специалистов-расчетчиков возникает соблазн объявить, что наука исчерпала
себя. Видимо, неудобно признаваться, что ты, ученый, зашел в тупик,
приятнее утверждать, что дальше нет ничего...
Всю ночь я писал эти прописные истины, а наутро, волнуясь, как начинающая
поэтесса, прочел их трем чугуннолобым слушателям, в глубине души надеясь,
что реабилитирую себя в их фотоэлектронных глазах, услышу слова удивления и
восхищения...
И услышал... шипящее бормотание. А, В и С - все трое сразу - решили стереть
мои слова из памяти.
- Что такое? Почему? Вы не хотите рассуждать? - Твой алгоритм неверен, -
сказал А. - Если дважды два - не четыре, тогда все наши вычисления
ошибочны. Ты подрываешь веру в математику. Ты враг точности.
- Если аксиомы - не аксиомы, тогда все наши исследования ошибочны. Ты
подрываешь веру в науку. Ты враг истины, - добавил В. - Аксиомы дает Аксиом
Всезнающий, - заключил
С. - Если бы мир был бесконечен, Он не мог бы знать всђ. Ты клеветник!
В тот день я почувствовал, что мне надоела эта планета Дважды два. Я был
болен и зол, глаза у меня устали от одноцветности, от малиновых рассветов и
багровых вечеров. Мне захотелось на бело-перламутровую Эалинлин с
оркестрами поющих лугов, а еще бы лучше - на Землю, зелено-голубую, милую,
родную, человечную, где по улицам не расхаживают литые ящики с нулями на
лбу. И я сказал моим друзьям-недругам, что намерен покинуть Эароп. Если их
Аксиом хочет со мной знакомиться, пора назначать аудиенцию, а если, не
хочет, пусть остается себе в приятном обществе бродячих комодов.
А, В и С вздернули свои радиоушки, и через минуту я получил ответ:
- Всеведущий приказывает задержать тебя, пока не закончится изучение твоего
организма. Ведь ты единственный человек, посетивший нашу планету, заменить
Корнев Павел
Посняков Андрей
Русанов Владислав
Роллинс Джеймс
Акунин Борис