Чтение 17–й страницы книги ~Долина совести~

свободным, и чтобы те, кого я люблю, были свободны от меня..."

Влад спохватился. Перечитал написанное, хотел зачеркнуть - но вспомнил,
что в чистовике исправления не разрешаются. Махнул рукой - какая разница...
Это его сочинение - прощание с театральным институтом, который хотел его в
себя поступить, но который получит шиш с маслом, а не Влада. Лучше бы Агнию
приняли...

"А вообще-то я пошутил, - дописал он. - Я не хочу быть актером. Я
поступал в ваш институт просто так, ради интереса. Спасибо за внимание".

Он поставил точку, поднялся и, оставив "сочинение" на экзаменаторском
столе, пошел к выходу.

- Погоди! - нервно сказала надзирающая преподавательница. Встала в
дверях, почти перегородив дорогу:

- Погоди... Трудные темы? Ты не дописал? Ты чего-то не понял? Не надо
нервничать. Я могу принести новый листок, и ты заново напишешь, время еще
есть...

- Спасибо, - сказал Влад с сожалением. - Я полностью раскрыл тему...
больше мне сказать нечего.

И, выйдя на улицу, вдруг подумал: а почему незнакомая тетушка так о нем
печется? Он же впервые в жизни ее видит...

***

- Тебя зачислили, - сказала мама.

С утра они были в Музее изобразительного искусства. Потом замечательно
погуляли по зеленым склонам городского парка, а вечером - в двадцать два
десять - у них поезд на Старгород. Влад уже взял билеты.

Сорок минут назад мама вышла как бы за хлебом - но оказалось, что списки
поступивших уже вывесили.

- Тебя зачислили, - повторила мама со священным ужасом. - Молодец,
Владка...

Он задвинул наполовину упакованный чемодан под хлипкую раскладушку,
служившую ему спальным местом вот уже почти месяц.

- Ты не ошиблась? - спросил безнадежно. Мама замахала руками, как
ветряная мельница в бурю, Билеты в Старгород лежали в заднем кармане брюк.
Экзамены в мединститут начинаются послезавтра...

- Такой сумасшедший конкурс, - тихо сказала мама. - Я не верила ни
минуты... Ты что же, не рад?

- Рад, - сказал Влад и сел на раскладушку. Не стоило этого делать;
алюминиевые трубочки, запросто выдерживающие абитуриента, под студентом
подвернулись и сложились сами собой; если бы не чемодан - Влад отшиб бы себе
мягкое место.

Может быть, он успел привязать к себе приемную комиссию?

Невозможно. Они и видели-то его всего четыре раза... На расстоянии, в
течение пяти-шести минут... Нет, не может быть, нереально.

Что же он, получается... талантлив?

***

- Одаренные люди часто не вписываются в общепринятые рамки, -
самодовольно сказал профессор. - Вы - безусловно одаренный человек, Палий...
Однако, чтобы достичь чего-то в нашем ремесле, необходим труд, труд и еще
раз труд.

Профессор был высок, красив и элегантен до последней детали. Даже платок,
которым он протирал очки, был элегантен каждой каемочкой. В кабинете стоял
элегантный запах одеколона пополам с застоявшимся табачным духом.

Влад был польщен.

Умом он понимал, что следует извиниться, забрать документы и бежать сломя
голову - однако лесть расслабляла, подобно теплой ванне. Влад плыл и купался
в осознании собственной исключительности; оказывается, он талантлив. Его
дерзость милостиво сочли за проявление яркой индивидуальности.

Это судьба, думал Влад, глядя, как затейливо шевелятся седые усы
профессора, когда тот разговаривает. Судьба подсунула ему в купе
абитуриентку Агнию, судьба привела его в столицу и чуть не насильно впихнула
в будущую профессию. Вот захоти он поступить в театральный - сроду не
поступил бы. Нет, в эти двери надо входить, играя, не боясь провала, вообще
ничего не боясь, веря в себя...

Веря в себя. Это Влад подумал? Или это слова профессора?

Мама ждала его в вестибюле. Увидев ее лицо, Влад похолодел:

- Что случилось?

- Плохо себя чувствую, - тихо сказала мама. - Эти перепады давления... Не
волнуйся, Владка. Мне просто надо отдохнуть.

Влад подставил ей локоть; они вышли в жару, пыльную предгрозовую сушь
большого города, и мама, схватив воздух ртом, сильнее налегла на его руку:

- Душно...

- Ничего не случилось? - спросил он тревожно. Шаря, как слепая, мама
вытащила из сумки валидол, бросила таблетку под язык.

- Ты не волнуйся, - сказал Влад. - Теперь все будет хорошо.

- Да, да... Вот скамейка, давай присядем. Они сели в жидкой тени
прокопченного выхлопными газами куста. Мама молчала; с востока наползала,
чуть не путаясь в высоких проводах, приземистая черная туча.

"...Седьмого, восьмого и девятого июля с диагнозом "интоксикация
неизвестного происхождения" госпитализированы двадцать семь человек. Всего
за врачебной помощью обратились шестьдесят три человека, из них сорок девять
- выпускники школы номер сто тридцать три.

К двадцать шестому августа выписаны на амбулаторное лечение двадцать
шесть человек. Пострадавший Дмитрий Шило, семнадцати лет, скончался в
больнице от острой почечной недостаточности.

По факту массового отравления неизвестным веществом возбуждено уголовное
дело".

Газета летела, раскинув примятые серые крылья. Безголовая птица.

Тень ее ползла по асфальту - черный четырехугольник.

Газета летела, уносимая пыльным ветром, но Владу казалось, что у нее есть
собственная злобная воля.

Что "Последние известия" слетаются к нему, как вороны.

И это только кажется, что газетам нечем выклевывать глаза.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 6
АНЖЕЛА

Поездка сквозь снег похожа на полет сквозь звезды. Подсвеченные фарами
снежинки летели навстречу, бились о стекло и уносились назад, а на их место
прилетали новые. Темное утро представлялось космосом; время было раннее,
тучи обложные, рассвет не торопился.

Иногда - очень редко - попадались встречные машины, нагло слепили фарами
и убирались вслед за улетавшими снежинками, назад, в прошлое. Спать не
хотелось; началось "сегодня", очень важный и напряженный день, не то что
апатичное "вчера"...

Дальний свет фар пробивал пространство далеко вперед; полосатые столбы и
редкие дорожные знаки вспыхивали бело-голубым отраженным огнем. Светало; на
сереющем небе обозначились верхушки сосен, обозначился снег на растопыренных
ветках, обозначилось наконец утро; впереди на дороге обозначилась
человеческая фигурка возле приткнувшейся к обочине машины.

Влад притормозил.

На дороге стояла, подняв руку, женщина в длинной рыжей шубе. Больше
вокруг никого не было - нетронутые сугробы и красный автомобиль, тремя
колесами провалившийся в заснеженную рытвину.

Чтобы так въехать, нужно долго тренироваться, подумал Влад.

- П-простите, - сказала женщина.

Ресницы у нее смерзлись вместе с нанесенной на них тушью. Скулы были
очень красные, губы запеклись на ветру; то, что Влад поначалу принял за
покрытую снегом шапку, оказалось копной каштановых волос, правда, тоже
заснеженных.

- Не могли б-бы... помочь, - сказала женщина, стуча зубами. - Я
застряла...

- Добрый день, - приветливо поздоровался Влад.

- ...на буксир! - взмолилась женщина. - 3-замерз-ну... М-мобилка не
берет... Д-д-д...

Проваливаясь в снег выше колена, Влад обошел вокруг красной машины.
Выбрался на дорогу, потопал ногами, пытаясь вытряхнуть холодное и мокрое из
высоких ботинок:

- Садитесь за руль и выверните до отказа влево... Открыл свой багажник,
вытащил трос; дама уже сидела за рулем, в своей необъятной шубе похожая на
медведя-технократа.

Влад зацепил пострадавшую машину, выехал на более-менее твердое
пространство и потихоньку дал газ. Трос натянулся, салон наполнился вонючим
выхлопом, колеса вращались вхолостую, в зеркальце заднего обзора Влад видел,
как дергается в рытвине красный автомобиль - точно мышка, чей хвост надежно
припечатан кошачьей лапой.

Н-да.

Не выключая мотор, Влад выбрался из машины. Дама в шубе смотрела на него
с отчаянием.

- Машина ваша? - спросил Влад.

- Прокатная, - сказала женщина безнадежно.

- Давайте так. Я довезу вас до автостанции, и вы оттуда вернетесь с
трактором.

- Простите, - сказала женщина. - Нельз-зя ли погреться у вас в салоне? А