столовую. - Вам не удастся так просто от меня отделаться. Я плыву на вашем
корабле вместе со всей нашей техникой. Помните, я говорила, что трудно с ней
расставаться. И вот видите!..
Алешу в углу дивана. Поздоровавшись внешне как ни в чем не бывало, они
разошлись по разным углам.
может, я встречусь там в Арктике с братом Витей. Помните его? Он геолог и
уже прославился. И еще с одной нашей старой знакомой. Вы уже догадались? Ну,
конечно, с Галей! С черненькой нашей мечтательницей. Она работает с
Виктором, в его партии. И он между нами говоря, без ума от нее. Алеша, ведь
правда?
свое искусство "светской беседы", она подошла к роялю и подняла похожую на
крыло блестящую полированную крышку.
торжественных аккордов.
концерт, - сказала пианистка, - я постараюсь исполнять обе партии, но вам
когда я скажу, нужно услышать в моей мелодии звук скрипок и труб гром
литавр, пение виолончелей...
страстной. Сердце Федора застучало сильнее: "Решилась ехать в Арктику! Ведь
еще так недавно говорила в цехе, что не поедет. Попрощаться бы и... конец. А
теперь? Неужели поняла что-то, догадалась?"
Ему казалось, что она играла именно то, о чем он думал: о жизни, о борьбе, о
любви.
две сплетающиеся такие противоречивые музыкальные темы, когда-то найденные
ею, - это она сама, ее сущность, ее постоянная раздвоенность. Вот и теперь
она все время сравнивает этих двух таких разных и по своему замечательных
людей. И что она наделала? Почему объявила о своей поездке в Арктику? Как
теперь быть?
Особенно вот эти мрачные, мерные аккорды. Но кто сказал, что он сдается? А
конструкция ворот? Впрочем, при чем тут ворота? Надо действительно там, на
месте, изучить все, в Арктике, в полярных морях... Она объявила, что едет со
своим заводом-автоматом. Зовет его с собой. Надо ценить это, ведь ради него
она решилась. Теперь он знает, как поступить.
Алексей выпрямился, спина его уже не касалась подушек дивана. Федор
восхищенно смотрел на исполнительницу. Женя откинулась на спинку стула,
бессильно опустила руки, запрокинула голову. Федор неистово аплодировал.
Блаженно улыбаясь, он подошел к ней, взял ее руку и совершенно непроизвольно
поцеловал. В следующее мгновение он уже был готов провалиться сквозь пол.
Я решил. Твой завод-автомат будет отапливаться холодом Арктики. Если нужно,
я отправлюсь с монтажниками и установлю на Дальнем Берегу холодильные
машины.
отвернулся, чтобы не видно было его лица. Наступило неловкое молчание.
Федор.
яркая медь приборов. Ванночки электролизеров и аккумуляторы в стеклянных
банках, похожих на аквариумы, отбрасывали солнечные блики на потолок. Колбы
ртутных ламп сверкали серебром, начищенные шары разрядников - золотом. Там и
здесь важно поднимались гальванометры, на шкалы которых надо смотреть в
маленькие подзорные трубы.
лабораторные столы, широкие и массивные. Разноцветные изолированные провода
в резиновых или пластмассовых трубках переплетались сетью, словно
исполинский паук соткал эту сложную паутину. Разобраться в ней мог только
сам академик Овесян. Здесь, в личной своей лаборатории, он вел обыкновенно
сразу несколько опытов. Его ищущая мысль не могла долго удержаться на одном
предмете.
мрамора с желтыми рубильниками и полосками шин. Академик мог получить любую
комбинацию электрических токов и напряжений. Перед нагромождением блестящей
меди, стеклянных трубок, резиновых шлангов и проводов косо висела картонка с
красной молнией, черепом и костями.
было на столе, ни одного ненужного сейчас прибора. Многочисленные, они
выстроились аккуратно на полках в стеклянном шкафу. В двух высоких вазах
рядом с рентгеновскими трубками красовались цветы.
помощницы.
дистанционного управления. Освещенная солнцем, она чуть запрокинула голову с
кольцом тяжелых светлых кос. У нее был широкий, крутой лоб, четкий профиль и
полный подбородок. Что-то было у нее от русских красавиц, и казалось, что из
всех головных уборов больше всего к лицу ей будет кокошник.
слюдяное оконце, а на распределительный щит, на показания приборов. Вверху
вспыхивали лампочки, за щитом щелкали контакторы. Казалось, что, кроме
этого, больше ничего не происходит в лаборатории.
элементарных атомных частиц. Невидимые, они бомбардировали тонкие пленки
вещества, нанесенного на стеклянные пластинки, и в веществах этих
происходили чудесные превращения, о которых столетия мечтали алхимики
средневековья. Маше Веселовой, например, ничего не стоило превратить черный
неприглядный металл в золото.
физикой реакции. Она готовила к приходу руководителя совсем другой опыт.
она была совсем девочкой, - ей минуло тогда всего четырнадцать лет. Вместе с
подружками она слушала взволнованную лекцию молодого профессора в Большом
зале Политехнического музея. Физик поразил маленькую слушательницу. И не
только силой своего убеждения, почти неистовой одержимостью. Он поразил ее
детское воображение теорией относительности Эйнштейна, вытекающим из нее
законом Лоренца - Фицджеральда... Девочка, пытаясь понять сущность
услышанного, как в ознобе, передернула плечами. Неужели действительно длина
предмета зависит от скорости, с какой он движется? Неужели метр внутри
мчащегося вагона поезда короче метра, оставленного на перроне? Как же
постигнуть, что произойдет с метром, если он помчится со скоростью света?
Оказывается, для тех, кто стал бы его наблюдать с неподвижной точки, метр
этот потерял бы длину... совсем не имел бы длины. Для тех же, кто мчался
вместе с метром со скоростью триста тысяч километров в секунду, он остался
бы самым обыкновенным метром.
девочка снова ощутила близость к таинственному, непостижимому. Запах! Что
может быть обычнее? А наука не знает, что это такое И нет до сих пор теории
запаха. Профессор рассказал, что многие физики всю жизнь пытались разгадать
тайну запаха. В числе их был и Рентген. Но... великий физик нашел свои
знаменитые Х-лучи, однако так и не создал теории запаха. Множество открытий
было сделано и другими физиками, сорвана была тайна с атомной энергии, но
запах так и остался для ученых и по наш день загадкой.
казалось, у самого входа в неведомый, загадочный мир. Стоило ему приоткрыть
дверь, и он войдет туда и даже может взять с собой ее, Машу. И она решила,
что непременно должна, должна увидеть профессора. Это было не просто, но
она, упрямо настойчивая, все таки добилась своего.
лекцию, собирается стать физиком, чтобы придумать... теорию запаха! Она
простодушно призналась, что очень любит духи. О страхе же своем перед
таинственно укорачивающимся метром она ничего не сказала.
девочка, девочка, которой нипочем неудачи всех физиков мира. И тогда, сам не
зная, в шутку или всерьез, Овесян пообещал, что возьмет Машу к себе в
помощницы, когда она закончит университет. Надо было видеть, как загорелись
у Маши глаза, как улыбнулась она Овесяну и по-детски и... по-женски.
девочке, что возьмет ее в помощницы, но ей придется заняться совсем другой
проблемой, вовсе не теорией запаха.
с балкона на двадцать четвертом этаже университета, Маша в тот момент не
задумалась бы, спрыгнула!..