волн.
для себя длительное пиршество? Во-вторых, за то время, что мы с Хари
бродили по Станции, он мог вернуться в лабораторию.
настенных шкафчиков были плотно закрыты - казалось, здесь, на кухне,
веками не ступала нога человека...
звонка.
дверь еще шире и вошел во владения физика.
на письменном столе; в этом смысле он почти не отличался от столов,
стоящих на кухне. С него исчезли стопки книг и дискеты, исчез зажим с
детскими рисунками, и одиночество дисплея разделял только листок белой
бумаги, аккуратно положенный в самый центр столешницы.
осторожно, чуть ли не на носках, начал приближаться к столу, окинув
взглядом лабораторию и убедившись, что Сарториуса в ней нет.
ничего не прочитав, я ощутил смутную тревогу. Сразу же вспомнилась
адресованная мне предсмертная записка Гибаряна, которую я нашел в его
шкафу.
коротких слова. Нет, эта записка отличалась от записки Гибаряна. Та носила
следа спешки и имела адресата; эта не адресовалась никому и была написана
крупными, ровными, словно по линейке, почти печатными буквами.
навсегда".
совершая очередной, все более расширяющийся виток вокруг Станции.
в кресло рядом с ним, а сам устроился позади нее на откидном сиденье -
хоть машина и была рассчитана только на двух человек, конструкторы все же
добавили на всякий случай одно дополнительное место. Мы были облачены в
ярко-красные полетные комбинезоны с кислородными масками, висящими на
груди, - в герметично закрытой кабине вертолета нормально дышалось и без
масок. Снаут держал машину на высоте двадцати метров от красной клубящейся
массы и осматривал пространство перед собой; Хари вела наблюдение по
правому борту, а я старательно глядел в противоположную сторону. Время от
времени вертолет нырял в гигантские воронки, пронизавшие таки толщу тумана
до черной, с кровавым оттенком, колышущейся поверхности океана, и мы
всматривались в свои сектора с удвоенным вниманием - но все было тщетно.
Туман и волны - и больше ничего...
вместе и не оставив на ней ни одного человека. Но нам было не до
инструкций - где-то там, в этом тумане, пропал доктор Сарториус, железный,
несгибаемый и целеустремленный доктор Сарториус, способный регулярно
бриться и чистить ботинки даже в такой ситуации, когда, по словам Снаута,
на восьмерых оставалось только пятьсот килограммов кислорода...
но, не оборачиваясь, быстро шагал к ремонтной мастерской, надеясь, что он,
может быть, возится там со своим кибернетическим хламом. В мастерской
Снаута не оказалось, но, позвонив оттуда в его кабину, я, наконец, застал
кибернетика на месте.
Сарториуса, он громко выругался и осекся, заметив Хари.
операторской. Буквально следом за нами туда ворвался Снаут в расстегнутой
рубашке. Не глядя на нас, он устремился к пульту и начал с размаху тыкать
в разноцветные клавиши чуть ли не всеми пальцами сразу.
вертолета, и что этот вертолет - двухместный "одуванчик" - стартовал с
взлетной площадки еще ночью, почти пять часов назад, как свидетельствовало
информационное табло.
переводом Станции на обратный курс и остановкой в точке старта
"одуванчика".
быстрым шагом направился к выходу из операторской, добавив на ходу: -
Сукин сын!
потому что Снаут молниеносно проделал все сам: врубил связь и запустил
локатор.
не отвечал, а экран локатора оставался пустым. Еще раз выругавшись, Снаут
бросил: "К вертолетам!" - и мы поспешили на взлетную площадку; вертолеты
были более маневренными и быстрыми, чем сама Станция, и гораздо лучше
подходили для экстренных поисков.
отсутствие радиосвязи и девственно чистый экран локатора. И кислорода у
Сарториуса должно было уже оставаться в обрез. Но мне, как, наверное, и
Снауту, и в голову не приходило отказаться от попытки отыскать пропавшего
физика. Даже если шансы наши были ничтожно малы.
отчетливо представлял себе, как поступил Сарториус: взлетел, увел вертолет
от Станции и, выключив двигатели, рухнул в океан. Я почти не сомневался в
соответствии действительности этой рисовавшейся мне картины. А за то
время, что мы провели в поисках, я, как мне думалось, определил и мотивы
этого страшного поступка, которого никак нельзя было ожидать от
Сарториуса; скорее уж, так мог бы поступить я или Снаут, но только не он -
железный и несгибаемый...
Хари. Вероятно, Сарториус, как и я, и Снаут, тоже однажды избавился от
своего "существа F" подобным образом, заманив его в ракету и запустив в
космический простор вокруг Соляриса. Увидев вчера Хари и поговорив со
мной, когда мы с ней были в библиотеке, он понял, что тоже может вернуть
своего "гостя", чьи рисунки лежали у него на столе. Я не знал, чем он был
для Сарториуса, хотя и догадывался... И вот тут-то он и оказался в той
ужаснейшей ситуации, когда обязательно нужно делать выбор из двух
исключающих друг друга возможностей, и каждая возможность по-своему
нежелательна. Отказавшись от мысли вернуть "гостя", он всю оставшуюся
жизнь клял бы себя за то, что смалодушничал и не сделал то, что было
буквально в его руках. А если бы он вернул "гостя"... Неотвязный, никогда
не взрослеющий маленький ребенок, постоянно путающийся под ногами,
требующий внимания и мешающий - вот оно, главное! - без конца мешающий
работать. И этим сказано все...
Хотя мне хватало и собственной шкуры. Очень неуютно мне было в собственной
шкуре...