злобно зашептали остальные монахи вслед Зайрему.
холодные ветра оставили свой след на их лицах, а молодых девушек прятали от
глаз служителей храма по приказу самого настоятеля.
сжалось. Ведь и сам юноша нес боль в сердце своем. Ее отголоски жили в его
памяти, хотя боль никогда уже не приходила к нему. Действуя очень осторожно,
Зайрем взялся за дело, подбодренный тем, что его оставили наедине с больным.
на самодельной деревянной дудочке. Прищурившись, рассматривал он хижину, и
новое чувство вливалось в него. Шелл, по природе своей эшва, купался в этом
чувстве, согретый его горькой сладостью. Это чувство люди называли
ревностью.
жителей деревни. Когда же Зайрем наконец появился в дверях хижины, только
Шелл да орава ребятишек, зачарованно слушавших игру на дудочке, встретили
его. Мужчины вернулись к своей работе, а у любой из женщин при виде Зайрема
начинало трепетать сердце, и ни одна из них не осмелилась остаться, чтобы
поговорить с ним наедине.
Шелл внимательно посмотрел на своего товарища. - Когда я сделал все, что
мог, для этого старика, я почувствовал, как тень, преследующая меня,
исчезла. Бремя спало с моих плеч. Что-то произошло между нами - тем больным
и мною.
полуденную трапезу - фрукты, сладости и много вина. Одна женщина привела
своего ребенка, страдающего падучей болезнью, но ей пришлось подождать.
Вскоре, от пребывания под жарким солнцем и от страха, у ребенка начался
припадок. Трапезничающие с недовольством отворачивались. Зайрем, как только
появился, сразу направился к малышу и вставил палец меж его зубов, чтобы в
судорогах тот не прикусил язык. Когда припадок окончился, Зайрем взял
мальчика на руки и стал его укачивать. Лицо юноши светилось непонятной
нежностью. Чувство это вызвал не ребенок, а что-то проснувшееся в нем самом.
Отчасти изумление, потом радость и еще боль. Когда мальчик уснул, Зайрем
отвел его мать в сторону и рассказал ей о лечебных травах, а потом подошел к
повозке, где храмовые слуги упаковывали подарки, и забрал необходимые
снадобья. Мать бедного ребенка, иссохшая, старая женщина, вдруг заплакала. И
как будто родник, переполненный чувствами, забил в Зайреме - его глаза тоже
наполнились слезами.
спешили, еще не слыша его слов, не дожидаясь, когда он выйдет к ним, словно
видели в его появлении знамение, знали, что он шел именно к ним, а не просто
путешествовал с целью получить свою долю восхвалений и даров.
где и решили расположиться на ночлег в небольшой часовне.
колокольчиками провожали монахов до ночлега. Часовня была чисто выметена,
украшена цветами, окурена благовониями, на стенах висели вышитые ковры.
Пастухи на ужин монахам забили корову и овцу, и теперь мясо жарилось на
дворе, поддеревьями корицы. Красные языки пламени взметались в синюю ночь,
за стеной жители деревни негромко распевали хвалебные песни, будто
радовались тому, что их пища съедена, а их золото утекло в храм.
гноящиеся глаза нескольким детям. Вдруг к нему подошла старушка и
пожаловалась на боль в спине, но как только Зайрем прикоснулся к ней,
женщина объявила, что ей стало лучше. Наверное, так оно и было.
во двор часовни. Перед этим Зайрем искупался в реке, и капли воды блестели в
его волосах.
женская брань. За стеной стихло пение - деревенские женщины сыпали
проклятиями. Пастухи, готовившие мясо, попятились от костра. Монахи в
изумлении уставились на ворота.
на шее ее сверкало ожерелье белой эмали, на запястьях звенели стеклянные
браслеты - красные, зеленые, бледно-лиловые, а на лодыжках блестело золото.
Ее волосы цвета начищенной бронзы вились, словно руно молодого барашка, и
доходили ей до пояса. Она была такой же смугло-коричневой и стройной, как
все деревенские женщины, но намного красивее их. В ушах ее сверкали
серебряные серьги, которые слегка покачивались в такт движениям. Ее
нарумяненное лицо напоминало утреннюю зарю, а сильно накрашенные глаза
казались черными. Никто не пытался остановить ее, хотя и во дворе, и за
стеной не стихали крики.
вступила в неровный круг света костра, покачивая бедрами. Пламя высветило ее
фигуру, обрисовав сквозь тонкие одежды грудь - тут было на что посмотреть.
стоящие в воротах, были людьми дикими и необузданными. Кровь прилила к лицам
одних братьев, другие, наоборот, побледнели, беспокойно ерзая. Глаза монахов
горели огнем, и блики костра здесь были ни при чем.
храму, тоже воздаются почести и дарят богатые подарки. - Она направилась к
молодым монахам. Они почувствовали аромат ее платья, непохожий на запахи
храма. - Ax, - произнесла она, - какая жалость! Я думала, братья даруют мне
благословение. Я думала, что они целители и излечат меня от ран, которые
нанесли мне деревенские мужланы, когда я спала с ними. Взгляните, все
монахи, несмотря на свою святость, боятся прикасаться ко мне. Одно
прикосновение рождает страсть.
серьгой в ухе:
губы дрожали; он торопливо хватал ртом воздух и пожирал женщину глазами.
Дыхание его стало прерывистым, учащенным. - Ты оскверняешь святой двор.
Платье медленно соскользнуло с ее плеча, обнажив гладкую кожу и грешную
грудь, зрелую пышность которой подпортил синяк - фиолетовое пятно, похожее
на следы зубов.
Разве вы не вотрете мне свою целебную мазь, разве не излечите прикосновением
святых пальцев?
говорят о темноволосом юноше, стройном и прекрасном, словно тень
новорожденной луны. Его я и буду умолять. Уж он-то позаботится обо мне.
спускала с него глаз. Приблизившись к нему, женщина встала рядом, а потом
опустилась перед ним на колени и встряхнула прекрасными волосами.
прикосновение может излечить несчастного. Давай проверим. - Она взяла руку
Зайрема и положила себе на грудь. - Ах, возлюбленный, - выдохнула она, -
мужчины приносят мне золото, но я готова сама заплатить, лишь бы лечь с
тобой. Одно то, что ты будешь рядом, развеет мои греховные помыслы. Твои
глаза безмятежны, словно заводь в сумерках, но сам ты дрожишь. Трепещи же,
трепещи, мой возлюбленный!..
глазах - блудница не смогла рассмотреть, что это тоска.
завлек тебя в эту пучину?
прошептала:
Там мой дом. Я поставлю лампу на подоконник и буду ждать тебя. Не приноси
мне даров - только свою красоту и тело.
бронзовых волос, она пересекла двор и, улыбаясь, вышла за ворота. Снаружи
опять раздались крики, но постепенно все затихло.
Эти люди еще заплатят за то, что позволяют таким женщинам жить в своей
деревне.
пастухи. - К ней ходят только богатые, а как мы можем препятствовать
богатым?
забросать камнями. Она отвратительна.
Эриксон Стивен
Ларссон Стиг
Конан-Дойль Артур
Круз Андрей
Контровский Владимир
Орловский Гай Юлий