одно из них обязательно требует пояснений, иначе понять суть сообщаемого
невозможно, второе - понятно само по себе и несет кучу определенной
информации. Как дела у Барбоскина. Барбоскин ест. Ест? Что ест, почему,
когда, как, что это вообще значит - Барбоскин ест? Барбоскин пьет. Тут все
понятно, и никому не приходит в голову спросить - что пьет и почему...
Барбоскин стоит. Где стоит? На улице, в очереди, дома? Стоит минуту, час?
Или, может быть, он вратарь? Барбоскин сидит; и все ясно, можно лишь
спросить, за что и сколько дали. И вот для определенной части людей слово
"уехал" приобрело такое же исчерпывающее, все объясняющее значение; не
"уехал в санаторий", "на дачу", "к родственникам", "в командировку", а
просто - уехал. Для определенной части людей. Но я-то к ней не отношусь, и
поэтому понял, что она имела в виду, не сразу.
заболели...
оформить отношения?
не восемнадцатый век. Там тоже двадцатое столетие. Куда же и зачем мне было
ехать?.. И...
вы поехали бы со мной? Если предположить, что у вас не было бы семьи и можно
было все оформить?
об этом. Как можно уехать из своего дома? Я не понимаю, как он-то мог...
вы... как все. И хотя меня как женщину мой дом не всегда устраивает, все же
он - мой... Ну вот, теперь вы поняли, как я здесь оказалась.
вынужденной. Завтра - вернее, сегодня, попозже, я попытаюсь устроить вас в
одном месте, где вы, я полагаю, сможете прожить какое-то время ... пока не
соберетесь домой.
обдуманным и категорическим решением.
Как же я вдруг окажусь там одна? - Она взглянула на меня как-то беспомощно.
- Меня просто затаскают по постелям...
"проститутка", но вовремя проглотил это слово. - Вы что, идете за каждым,
кто захочет и поманит? Не умеете отказать? Постоять за себя?
подыскивала слова для ответа.
не понимаю, как можно жить без любви. Не без постели, понимаете, а без
любви, без ее воздуха, вне ее мира. Когда она есть - это счастье. Когда нет
- ее ищешь.
субъект любви, ни как объект ее. Не те годы, не те взгляды, не то состояние
и настроение.
везде - если это не Москва, вообще не такой город.
помочь. Достаточно позвонить, и за мной приедут. И все будет в порядке.
Но... я его не люблю. Однако боюсь, что не устою. Не смогу одна ...
тряпки. На вокзале, в камере хранения. Сегодня отвезла туда... Фирменные
шмотки. Для начала хватит.
БАМ...
себя что-нибудь другое. Бедолага. Я непроизвольно поднял руку и погладил ее
по голове. Волосы были легкие, пушистые. Ольга усмехнулась.
- Знаете, а не попробовать ли мне поспать? Очень устала...
могли поставить здесь диваны вместо кресел?
кресло, спиной оперлась о подлокотник, голову положила на мое плечо. - Вам
не тяжело? Я легкая...
знаю. Дыхания ее не было слышно. Я сидел, ощущая ее плечом, и вроде бы не
спалось, но дремота незаметно окутывала меня - то состояние, когда ты еще и
не спишь, но перед глазами уже возникают призрачные картины, которые ты
принимаешь за продолжение реальности, потому что фильтр рассудка успел уже
безболезненно выключиться. Инженер-майор Авраменок появился передо мной,
докуривая папироску, в руке он держал зеркальце. Зеркальце? Что-то было в
нем, что-то было... Пронесся быстрый гул: приземлился самолет. Но мне
встречать было некого. Наверное, я уже спал.
VI
долю секунды - заливаются дневальные под грибками на передней линейке
лагерей: "Шестая рота, подъем! Вторая пулеметная, подъе-ом!". Старшины,
выбритые и подтянутые, уже похаживают перед палатками; считанные секунды - и
на линейку начинают выскакивать солдаты в майках, шароварах и сапогах,
досыпающие на ходу, но уже готовые к обычным тяготам и немудреным радостям
очередного армейского дня. "Выходи строиться! Ста-новись! Равняйсь! Смирно!
Нале-во! Шагом - марш! Бегом - марш!" Рота переходит на бег, весь полк
бежит, ротный разгильдяй только теперь вылезает из палатки и пускается
вдогонку, взгляд старшины уже отметил его, быть разговору: "Что мешает вам
хорошо служить?". Роты бегут: старички - уверенно, вполсилы, а молодые,
весеннего призыва, едва поспевают за ними, задыхаясь, еще непривычные к
резкому переходу ото сна к бегу. Армия. Молодость.
бежал - и удивлялся, как это могут не поспевать другие, на год-два помоложе,
а еще позже бежал не в колонне, а вне ее, вел роту на зарядку и командовал:
"Рота - стой! Нале-во! Разомкнись! Упражнение начи-най!" - и день плавно
трогался по надежным рельсам распорядка, набирая скорость...
еще молодой женщины, которая, кажется, вовсе не хотела, чтобы ею
командовали. Плечо затекло, и весь я чувствовал себя не лучшим образом. К
счастью, она повернулась, меняя позу, и голова ее соскользнула с моего плеча
на спинку кресла. Я встал. Военная зарядка была бы сейчас очень кстати, но я
только потянулся до хруста и сделал несколько движений, не очень
размашистых, чтобы не привлекать внимания. Очень разумно, что вчера я вышел
из гостиницы в штатском. Помятый штатский, продремавший ночь в кресле
аэровокзала, небритый и немытый и доступный в таком виде посторонним
взглядам - это еще туда-сюда; но мятый, немытый и небритый офицер - это уже
конец света, полное разложение и маразм.
парикмахерская еще не работала, с этим пришлось примириться. То, что со мной
приключилось, если вдуматься, целиком оставалось в рамках военной специфики:
внезапная тревога - и ты вдруг оказываешься за тысячи километров от
привычного места. К этому надо быть готовым. Но не носить же бритву в
кармане.
так, что мне было видно ее через дверь. Будить ее не хотелось: кто спит, тот
выздоравливает, так я всегда считал. Аэропорт постепенно оживал, людей
становилось все больше; в ровном, приглушенном гуле не выделялись отдельные
звуки, кроме редких пока объявлений по трансляции. За окнами было еще темно.
Рев моторов пересек пространство, ослабел и утих. Далеко за окнами, на
взлетно-посадочной полосе, промелькнули разноцветные огоньки. Кто-то
прилетел. Мир ему. Я постоял в очереди еще раз и взял сразу две чашки кофе:
после первой я почти не почувствовал облегчения, хотелось спать, но теперь
это откладывалось до вечера, очень далекого сейчас. Я допивал вторую чашку,
когда в буфет вошли двое, один из них военный. Тот самый полковник, с
которым я разговаривал вчера вечером - он собирался позвонить мне в
девять-ноль. Интересно, успеет? Впрочем, позвонить можно и из автомата, а
Суворов Виктор
Свержин Владимир
Контровский Владимир
Мацумото Сэйте
Лондон Джек
Шилова Юлия