Чтение 17–й страницы книги ~Мессия очищает диск~

ладонь выше лица и кирпич с мордой голодного гуня. Всех-то дел - повторить
прыжок преподобного повара! А промахнешься или ударишь не с той силой - и
свалится тебе на голову какая-нибудь мраморная плита или откроется под
ногами бездонный колодец, до дна которого лететь дольше, чем до адской
канцелярии владыки Яньло...

Сверху послышался осторожный шорох, и кто-то стал потихоньку спускаться
по лестнице в монастырские подвалы, повторяя недавний путь повара Фэна и
лазутчика жизни.

Видимо, тех, кто не спал этой грозовой ночью в обители близ горы Сун,
было больше, чем двое.

Змееныш мгновенно вжался спиной в спасительную нишу, прекрасно понимая,
что будет, если его застанут здесь, у двери в Лабиринт Манекенов. Небось еще
и откроют, и внутрь пригласят: иди, уважаемый, а мы тут за твоей спиной вход
опечатаем и забьем крест-накрест... Мысль о сражении с незваным гостем в
случае разоблачения даже не пришла лазутчику в голову, причем отнюдь не
потому, что Змееныш трусил.

Он никогда не трусил - не умел; он осторожничал и прикидывал.

За его плечами были обманчивость внешнего облика, тайны семейной школы
Цай-цюань и наука покойной бабки; за плечами шаолиньского монаха, покрытыми
священной кашьей... Нет, Змееныш прекрасно понимал: он без особого труда
справится с новичком, еще не получившим почетную веревку-пояс из рук
преподобного наставника, с "опоясанным" бойцом придется драться насмерть, а
против стражника патриаршего отряда или знатока-шифу у лазутчика не будет ни единого шанса.

И как раз тут на лестнице мелькнуло спускающееся пятно света, Змееныш
пригляделся и с облегчением перевел дух.

Битва или смерть откладывались на неопределенный срок.

В течение прошедшего месяца Змееныш собственными глазами не раз видел
восьмерых монахов-детей, шестеро из которых по разным причинам и воле
знатных родителей посвятили себя Будде лет с трех-четырех, а двое родились в
поселке слуг и были благосклонно одобрены патриархом для дальнейшего
обучения в обители. Эти преподобные дети, которым сейчас было рукой подать
до того дня, когда их станут называть подростками, не раз тайком забегали на
кухню в попытках поживиться чем-нибудь съестным - и Змееныш, втихаря балуя
их остатками еды, еще тогда выделил для себя одного из вечно голодных
монашков.

Которого то ли в шутку, то ли всерьез местные бритоголовые отцы прозвали
Маленьким Архатом.

Ребенок был красив, как иногда бывают красивы деревенские дурачки.
Тонкие, почти прозрачные черты лица, напоминающие лики небожителей с картин
Сюци, и при этом - безвольно скошенный подбородок, слегка отвисшая нижняя
губа...

И глаза.

Глаза отнюдь не дурачка, но и не небожителя.

Два скованных льдом озерца, в которые смотреть - и то зябко.

***

Маленький Архат спустился до конца лестницы, поднял крохотный
светильничек над головой, но оглядываться по сторонам не стал - на счастье
Змееныша, который застыл в спасительной нише, приняв совершенно
неестественную для человека позу.

Зато и силуэт лазутчика смотрелся скорее бесформенным комком сошедшей с
ума тьмы, нежели прячущимся соглядатаем.

Маленький Архат подошел к двери и поставил свой светильник на землю.
Потом полез в складки кашьи и через некоторое время извлек веревку. Встал
как раз на то место, с которого не так давно прыгал преподобный Фэн,
постоял, подумал и бросил веревку вверх.

"А парень-то не промах!" - оценил Змееныш, наблюдая, как со второго раза
веревка зацепилась за выгнутый крюк, торчавший из потолка и до последней
минуты не замеченный лазутчиком.

Маленький Архат подергал свою замечательную веревку, скрутил на свисающем
конце петлю ("Повеситься хочет, что ли?" - подумалось Цаю) и продел в нее
правую руку по локоть.

После чего подпрыгнул, уцепился левой рукой чуть повыше и повис, словно
горная обезьяна.

Змееныш Цай чуть не ахнул, когда малыш в рясе ловко раскачался и выбил
пятками тройную дробь по нужному камню, выбоине и скалящемуся кирпичу -
сделав это с гораздо меньшими затратами сил, чем уродливый повар Фэн.

А потом тихо засмеялся, соскочил на пол и пошел себе мимо открывшейся
двери во тьму Лабиринта Манекенов.

Лазутчик жизни еще только начал размышлять над двумя вещами - почему эхо
не захотело на этот раз подхватить смех Маленького Архата и почему это
таинственный Лабиринт превратился чуть ли не в проходной двор? - а во мраке
подземелий вдруг послышался сдавленный детский вскрик и шорох, какой бывает
даже не от падения тела, а от медленного оседания наземь...

И Змееныш Цай совершил непростительную для профессионального лазутчика
ошибку, одну из тех ошибок, которые способны напрочь провалить или
неожиданно раскрыть порученное дело, - дверь все почему-то медлила
закрыться, и Цай сломя голову ворвался в преддверие Лабиринта Манекенов.

Ему повезло.

Почти сразу он споткнулся о скорчившееся на сыром земляном полу детское
тельце.

И успел выволочь Маленького Архата, потерявшего сознание неизвестно
отчего, наружу.

Знакомое гнусавое хихиканье эхом прокатилось где-то в самой сердцевине
Лабиринта, следом за ним послышался глухой грохот и сухой треск, какой
бывает от столкновения дерева с деревом или с рукой, похожей на дерево, но
Змееныш Цай уже не слышал этого.

Он нес по лестнице мальчишку с лицом деревенского дурачка и глазами,
похожими на две ледышки.

Когда они были уже на самом верху, эти глаза открылись.

4

...Ливень наполнил до отказа все кухонные бочки, предусмотрительно
выставленные во двор. Но преподобного Фэна - повар, как ни в чем не бывало
перед самым восходом объявился в своих чревоугодных владениях - дождевая
вода чем-то не устроила.

И он мигом погнал Змееныша Цая к источнику, вооружив последнего
коромыслом и парой объемистых бадеек.

Самым простым способом раздобыть воду было пробежать через растущую
неподалеку сосновую рощу, которая некогда и дала название знаменитому
монастырю , и вскоре оказаться близ
разбивающегося о камни небольшого водопадика, дарующего прохладу в зной, но
в здешней обители очень не любили простые способы достижения чего бы то ни
было. Тем более что и сам водопад был не простой, а освященный в прадавние
времена самим Сыном Неба, императором Сяо Вэнем, и вследствие несомненной
святости этой воды в ней запрещалось даже купаться - не то что бадьями
таскать.

Вот и бегал Змееныш по ста тридцати шести ступеням к дальнему ключу.

Каждые три ходки он останавливался на полдороге и тщательно брызгал на
обнаженное до пояса тело водой, а приближаясь к кухне, начинал спотыкаться и
тяжело дышать. Такому юноше, как он, не вошедшему еще в полную мужскую силу,
должен быть в тягость путь к источнику и обратно, особенно по жаре и с
тяжелым коромыслом на плечах. И неважно, что все обитатели Шаолиня, включая
повара Фэна, предаются сейчас рассветной медитации - если на чем и ловятся
лазутчики, так это на самых ничтожных мелочах!

"И еще на добрых поступках", - зло подумал Змееныш, в очередной раз
подбегая к источнику и еще издалека видя там знакомую детскую фигурку.

Вчера, когда он оставлял только-только пришедшего в себя Маленького
Архата у входа во второй сэнтан, Цай очень надеялся, что ребенок его не
запомнит.

Запомнил, проклятый!

И кстати - почему он не медитирует вместе со всеми?!

Что это за поблажки?!

Малыш посмотрел на подбегающего Змееныша своими льдистыми глазками,
прикусил сорванную травинку крепкими, выпирающими вперед зубами и заявил ни
с того ни с сего:

- Через два-три дня тебя вызовет к себе патриарх. Понял, дубина?

Не ожидающий подобного начала Змееныш чуть не уронил коромысло.

- Будет беседовать с тобой. - Мальчишка жевал травинку и говорил словно
даже и не со Змеенышем, а с самим собой. - Вопросы задавать станет, так ты
не хитри и не умничай. Выгонит. Если ударит - закройся, но не до конца.
Вроде как от испуга. Впрочем, до конца ты и не сможешь... ну да ладно, не о
том речь.

Маленький Архат ненадолго замолчал, а Змееныш оторопело смотрел на своего
собеседника.

На самом деле он не был столь уж удивлен словами Маленького Архата - и не
потому, что ожидал чего-либо подобного. Просто Змееныш разучился удивляться
еще тогда, когда нынешнее перерождение мальчишки не то что не началось, а
даже еще и не было задумано.

Но личина Цая почти всегда требовала удивленно раскрытого рта и
часто-часто моргающих глаз, так что это стало его второй натурой.

Некоторые уже неживые люди могли бы подтвердить: да, стало и в свое время
производило большое впечатление.

- Чаю тебе предложит, - продолжил после паузы монах-ребенок. - Да не
моргай ты, а слушай! Чаю, говорю, предложит - так ты не бери, а взял, так не
пей! Понял?! Обвинят в незнании этикета и животной грубости, после чего
выпрут взашей! Отойди себе смирненько в уголок, там тумба стоит, с фигурками
и бумажными деньгами... ну, низенькая такая!..