появился первый результат.
множества пустых выводов, сделанных интеллектором, таких, скажем, как:
"Второй помощник Аугусто Остин Саппа окончил в детстве Йельскую автошколу"
или: "В позапрошлом году Аугусто сильно подвернул себе ногу и с тех пор
боится вывихов", красным шрифтом было выделено:
основании разговоров, записанных до нападения!
действительно можно было предугадать нападение. Просто мы не делали
тотального анализа, вот и...
понимаете, тотальный анализ...
мне давай!
определить, кто из куаферов, кроме попавшегося по чистой случайности
Мери-Мо, работает на Аугусто. Единственное, что он смог установить за
неделю работы, да и то в самых туманных выражениях, так это то, что
информаторы у мамутов есть, но сколько их, кто они, как передают
информацию - оставалось неизвестным. И по прогнозам интеллектора, из
имеющихся данных вычислить это не представлялось возможным.
оставалось. Пробор стопорился, и это грозило его полным провалом. Провал
же означал конец всем планам мести. Куаферы выматывались на своих
коррекциях, на контролях и макровпрыскиваниях, жутко недосыпали, работали
уже чисто автоматически, даже не думали, казалось, ни о чем, кроме работы.
Леса, болота, уже утратившие свою ядовитость, проплешины, потом опять
леса, потом опять болота, опять проплешины, немного беспокойного сна,
немного еды в молчании, и опять все сначала - леса, и проплешины, и
болота. Работа над планом бунта почти не велась - заговорщики часто
засыпали во время ночных обсуждений, но и в бодрствующем состоянии были
тупы, молчаливы и только кивали головами, если Федер к ним обращался с
вопросом или приказом. Приказы по пробору имели возрастающую тенденцию
выполняться со все большей, угрожающей небрежностью. Участились случаи
тайного злоупотребления наркомузыкой. Малыш Чаттога был застигнут Федором
в тот момент, когда вспрыскивал музыку себе в задницу - при внутреннем,
особенно анальном, употреблении нарко ее действие доходило до двух суток и
потому строжайшим образом запрещалось.
следствие, неизбежную ликвидацию всей своей команды. Разговоры с Аугусто
практически прекратились - тот ежедневно отправлял посыльных с приказами,
поскольку прочих средств связи на Ямайке он из непонятного снобизма не
признавал. Приказы его отличались все возрастающей безапелляционностью,
тупостью и очевидной невыполнимостью. То он требовал засадить проплешины
новокитайскими треугольными пальмами, то вдруг почему-то ему взбрело в
голову включить в биосферу кобр, тао-ханьских шестиногих акул и саблезубых
оленей; он также приказал уничтожить ветер и что-то сделать с дождями;
заставлял чуть ли не ежедневно отчитываться в сделанном с приложением
произведенных расходов, которые назавтра приказывал незамедлительно
сократить, - Федер хохотал и неистовствовал, потом решительно направлялся
к резиденции Благородного. Но в последнее время его допускали туда редко.
Мамуты были с ним подчеркнуто и ненавидяще вежливы, "родственницы" при
встречах непристойно хохотали ("Эй, командир, а правда, что у тебя теперь
только наплечники и встают?"). Что-то в стане Аугусто заваривалось очень
недоброе.
из действительной симпатии сверкнул старомодным изумрудом зубов.
командирской карьеры, Федер обожал, когда к нему с этим приходили. Он знал
назубок, что ему скажут, он уже и реплики собственные наизусть выучил, до
автоматизма, и мимику соответствующую включал бессознательно, подобно
тому, как пилот спортивного вегикла переключает программы трассы, но все
равно - слушал многажды слышанное, говорил многажды сказанное без всякого
раздражения и даже наоборот - с непонятным самому себе удовольствием.
Потом понял - стремился к успеху и любое его проявление приветствовал. А
приход с разговорами - знак несомненного уважения.
матшефа. Но с тем у Федера были особые отношения.
что-то вроде: "Я, в общем, так, дай, думаю, загляну. Вроде как все-таки
командир".
конкретного и относительно неотложного - неотложного, по крайней мере,
настолько, чтобы прийти к человеку в неурочное время.
несусветным - после очередной ночной сходки, на которой куаферы
притворялись, что они хотят устраивать заговор.
и сам немножечко растерялся. Он неуверенно остановился в дверях, неловко
почесал лысеющую макушку, виновато поглядел на Федера и только потом
простуженно проскрежетал:
разговор есть, а то опять забуду. Ничего, а?
тогда испытал чувство - дикая какая-то смесь злобной обреченности
смертельного желания спать и радости от того, что вот, приходят все-таки,
мерзавцы, с разговорами.
Вера к тому моменту то ли спала, то ли притворялась уснувшей - Федер не
слышал, только ощущал ее невозможно мирное посапывание у себя в спальне.
что-то.
поколебался, не занять ли любимое и единственное федерово кресло, но все
же предпочел обыкновенный, жесткий и ребристый, как булка, диван.
них как-то не пользовалась - кухонник готовил чай мгновенно, а жербу
требовалось не только кипятить, но и остужать до определенной температуры.
И если раньше затяжка с ее приготовлением более чем компенсировалась
умиротворяющим бормотанием, похлюпыванием и посапыванием кухонщика
(знатоки уверяли, что употребление жербы суеты не терпит и начинается с
того момента, как она заказана, то есть включает в себя наслаждение от
этих похлюпываний и посапываний), то теперь, когда питье из процесса,
приносящего наслаждение, превратилось в процесс, приносящий только
необходимые для работы калории и протекающий максимально быстро, куаферы
предпочитали не раздражаться лишний раз из-за глупой потери времени и
употребляли чай, приготавливаемый мгновенно. К тому же кухонных автоматов
на команду приходилось всего три, что приводило к неизменным портящим
нервы очередям, а у Федера, как ему и полагалось по рангу, кухонщик был
персональный - только на него и его возлюбленную. Поэтому вопрос Федера
был вообще-то даже лишним, он просто обязан был поставить перед Дональдом
серебряный кувшинчик жербы.
Надо что-то с мошкарой делать.
как донимает. Ты никогда мошкару не выпускал?
сейчас тучами вьется. А через три дня во все дырки полезет.
быть так, что он просто не замечал ее, потому что в помещения она в
принципе попасть не могла, а снаружи Федер обычно мчался очень
целеустремленно с какой-нибудь очень насущной проблемой - действительно,
мог мошкару просто и не заметить.
правда, конкретной информацией, Федер в основном только кивал и хмыкал.
Поначалу речь пошла, естественно, об усталости, потом, разумеется, о
моральной подавленности, нежелании служить бандитам и недоверии лично к
нему, к Федеру ("Я-то сам, в общем, понимаю, но ребята иногда такое про
тебя завернут..."), и, наконец, после долгих блужданий вокруг да около
началось то самое, из-за чего Дональд к Федеру и приперся.
раздать очередные указания, те, которые не успел раздать вечером; завтра
ему предстояла очередная попытка проникнуть на прием к Аугусто; Антон, у
которого что-то откровенно не ладилось с главным интеллектором, тоже
требовал немедленной часовой консультации - это сверх тех часов, которые