все равно.
улыбкой, но потом опять задергался, замахал руками и под общий смех
выбрался из-под колпака.
напустил, дышать нечем. И глаза слезятся.
слабо. Ты что, на "Птичке" никогда не летал?
Обыкновенный коллодий. Не хочешь играть, так сразу и скажи.
мы тебя там запрем. А то...
Несправедливо.
мрачнее Лимиччи, когда тот не успевает к обеду. И каждого следующего
Гвазимальдо собственноручно запирал в колпаке сам. Потому что очень любил
справедливость. Потом подошла моя очередь; он запер и меня. Пистолеты взял
Джанпедро Пилон, томный экзульт-куафер не слишком-то высокого класса, но
как напарник очень надежный. Если не считать одного недостатка -
самодовольный болван. Известен он был тем, что дни и ночи напролет писал
домой, многочисленным родственникам и девушкам. Родственникам он писал,
как и все, на мемо, а девушкам - на бумаге, с огромным количеством
завитушек на буквах и обязательно дурными стихами. Ему же не писал никто.
улыбнулся... и вдруг увидел, как из расщелины, в которой недавно скрылся
дю-А, вылез ведмедь, то есть этот, как его... бовицефал. Я сначала не
поверил глазам.
виду не потерял. Это был молодой самец невысокого роста, метра два с
половиной, не очень для нас опасный, но сюрприз заключался в том, что он
вообще не мог находиться сейчас на свободе. Мы их запускать должны были в
последнюю очередь.
Гвазимальдо пошел меня отпирать. Лучше бы я тогда подождал злиться, и
нервничать, и тыкать пальцем в ведмедя. Потому что кто-то все-таки
обернулся и тоже его увидел. И закричал. И Гвазимальдо меня не отпер. И
всем стало не до меня.
чем-то очень разъярены, потому что не скрывались, увидев людей, а
направлялись прямо к нам. Они быстро бежали, ведмеди вообще быстро бегают,
куда быстрей человека, и деваться нашим просто некуда было, и ребята,
поняв, что не скрыться, вытащили из-за поясов шлемы, натянули на головы и
замерли в ожидании. Все оружие осталось в вездеходе, потому что на кой нам
оружие на острове, где ни одного хищника нет?
четырнадцать человек. Четырнадцатым был я и ничем ребятам не мог помочь,
потому что заперли меня в колпаке, я только и мог что смотреть, как все
ближе и ближе подходят бовицефалы и как садит по ним из обоих стволов
Джанпедро Пилон, любитель писать письма многочисленным родственникам и
знакомым. А что ведмедю пуля, даже с гвазимальдовым психотропом? Только
позлить. Но Пилон все же стрелял, и два ведмедя упали, до нас так и не
добежав. Только вот другие-то добежали.
Кхолле Кхокк помчался к вездеходу, и никто не вспомнил про мемо, и я тоже
про мемо не вспомнил, хотя даже если бы мы и вызвали помощь, она все равно
никак не смогла бы успеть - дальний все-таки мыс, пока бы там спецы поняли
что к чему. Я навсегда запомню своих ребят, как они ждали бовицефалов,
такого вы ни в каком стекле не увидите. И как дрались. Я мог только
смотреть и запоминать, и я запомнил все, просто почему-то судьба так глупо
распорядилась, чтобы я не мог быть вместе с ними, ожидая бовицефалов.
Чтобы я выжил зачем-то.
каждого из тринадцати ребят в этом побоище. Когда ведмеди приблизились,
мотая длинными акульими мордами, все куаферы (да и я в том числе, хотя
меня, конечно, почти не было слышно) закричали "устрашение", и видно, так
это было жутко, что даже ведмедей проняло, хотя обычно не пронимает, я
пробовал. Прижали к земле свои черные скользкие туши, но потом взъярились
еще больше и прыгнули. Подождите, немного терпения, в стеклах еще побоищ
насмотритесь, а мне не хочется здесь стекол. Это были мои друзья, и я
видел, как они погибали. Немножко терпения, по порядку, чтобы не забылись
они.
схватке удушил трех бовицефалов, третьим загрызен. Кхолле Кхокк.
Непонятная личность и пришел к нам непонятно - в середине Четвертого
Пробора - но все мы его любили. Он побежал к вездеходу почти без надежды
успеть. Втоптан в землю. Элерия, мой сосед по Земле. Вместе с Новаком и
Кармино убил одного бовицефала. Множественные переломы черепа,
позвоночника, ребер и так далее. Погиб в больнице, в полном сознании.
Очень жалел, что умирает. Анхель Новак. Микробщик. Два пробора назад
бросил куаферство. Жив, хоть и на протезах. Кармино. Молодой парень, и я с
ним был мало знаком. В прошлом разведчик, но с кем-то что-то не поделил. С
нами - второй пробор. Загрызен. Джанпедро Пилон. Хоть это практически
невозможно. Застрелил восемь бовицефалов, многих ранил. Загрызен и втоптан
в землю. Гвазимальдо - дурное счастье ему - живехонек. Отделался переломом
позвоночника, был со мной в следующем проборе. Стал бояться и списан.
Тимур Джонсон. Удушил бовицефала, был оглушен, выжил. Потерял в схватке
правый глаз. Кармино. Показал класс самообороны, убил одного ведмедя,
крепко поранил второго. Втоптан в землю. Гуарме. Разорван. Петер
Бассермаанс, Толстый Петер. Загрызен. Сантьяго Петрофф. Загрызен. Скуиди.
Новичок, вроде ничего парень, очень по нем отец сокрушался. Матери нет.
Разорван сразу, потом втоптан в землю. Диск. Я не помню, как его имя, мы
все его звали Диск. Он был самый старый из нас, ему лет тридцать пять
было. Очень серьезный мужчина, слова не скажет. Трижды чемпион хапи.
Перелом основания черепа.
мой колпак, стараясь добраться и до меня, а я по мемо вызвал помощь. Она
появилась, не прошло и пяти минут - даже странно. Всех ведмедей
парализовали фикс-ружьями, когда они громили наш вездеход, ни один не
ушел. Спустились на "Птичках", выпустили меня, стали спрашивать, но я не
мог отвечать. Я кружил по тому месту и все смотрел, что осталось от моих
ребят. Каких ребят! Я говорил, помню: "Неужели ничего нельзя сделать?"
Чтоб сразу тринадцать куаферов!
говорил:
жив, я видел, как он мнется, как не хочет говорить о своей трусости, он
что угодно бы дал, лишь бы в трусости не признаться. Он всегда себя за
смелого выдавал.
скваркохиггс. И они побежали мимо меня, я ничего не успел сделать.
вездеходу!
от злости.
мог.
что не от страха, а от нервного напряжения просто. Я понимал его так, как,
может быть, никто не понимал до этой секунды. Но понять - не значит
простить.
матово-коричневая, с узорчиками какими-то. Именной. Он так уверил себя,
что оружие действительно не в порядке, что совсем не опасался проверки. Я
направил скваркохиггс в небо, сдвинул большим пальцем триггер, и трубка
задрожала в руке и громко запищала, посылая в небо пучки. И тогда я
прицелился в него. Он испугался. Он подпрыгнул и побежал, а меня схватили
за руки и держали, пока он не скрылся за сломанным вездеходом.
бегут, он боялся, что не успеет всех положить, боялся, наверное, что
узорная его железка откажет в самый неподходящий момент (а такое бывало,
когда пучки затыкались и ребята гибли только потому, что надеялись на