по виду жесткая, какая-то чуть ли не проволочная трава. Хотя на обширных
участках не видно уже ни травы, ни булыжника, а просто лежит мусор -
мощным, хорошо утоптанным слоем - мусор, который уже никак не делится на
элементы, но представляет собою некое новое вещество. Местами над забитыми
всякой дрянью сточными отверстиями стоят лужи, радужно отблескивающие в
хилом свете, выбивающемся из окон, не мытых, можно поверить, со дня
восшествия на трон ныне уже покойного Властелина; от луж исходит
мускулистый, выразительный запах, к которому, впрочем, обитатели этих мест
давно притерпелись. В поле зрения любопытствующего прохожего попадет, в
лучшем случае, один мусорный контейнер - да и тот валяющийся на боку;
находчивая кошка неопределенной масти нянчит в нем недавно подаренных ею
миру котят, и судя по находящейся там же плошке, мать кто-то
подкармливает. Уличное освещение, столь нужное здесь, разумеется,
отсутствует; то есть, столбы наличествуют, но одни без лампочек, другие же
едва доросли до половины, верхнюю часть их то ли забыли смонтировать, то
ли обломали, кем и для чего - одна лишь Рыба знает. Дома, не выше четырех
этажей, в отличие от дворцов и деловых зданий Центра, стоят, как и
полагается нижним чинам, сплошным строем, плечо к плечу; их узкие
подворотни ведут в совсем уже темные дворы, куда зайти, кажется, способен
лишь сорвиголова - искатель приключений. Разрисованы дома одними лишь
трещинами, но зато обильными, смахивающими на карту неведомой, но весьма
богатой реками и ручьями страны, есть даже одно бездонное озеро, через
которое виднеется часть шкафа и угол покрытого клеенкой стола. Там, где
идущий от уличных луж запах ослабевает, его заменяет другой,
комбинирующийся из кухонной гари, гнили подвалов, дешевых харчей и не
менее дешевой косметики.
обитания в нем, район. Напротив, улица живет, особенно в вечерние часы, да
и в ночные тоже. По ней идут, исчезают и вновь появляются, собираются
кучками и расходятся люди. На первый взгляд они могут показаться
подозрительными, но это не заговорщики, не подрыватели основ; в самом
плохом случае это воровская шушера (крупные воры здесь не живут), а в
большинстве - мелкие и мельчайшие чиновники, уличные торговцы, молодежь
без определенных занятий, рабочие с небогатых предприятий, пенсионеры
низкого ранга, короче - неизбежная и необходимая часть населения всякого
большого города. Магазины тут не ослепляют витринами, но все, потребное в
этом быту, купить можно без труда и недорого, пиво тоже стоит дешевле, чем
в Центре или в Первом поясе. Есть даже один кинотеатр, откуда вдруг сразу
повалила толпа, как бывает обычно после окончания сеанса, обмениваясь
мнениями насчет только что увиденного: "А я бы на ее месте плюнула ему в
рожу - после всего того, что он позволил себе!" "Проплевалась бы! - Это
уже мужской голос. - Ей же некуда деваться было, или с ним - или на
улицу". "А что, на улице не живут разве? Даже лучше, чем так: на улице все
по-честному..." "Ну ладно, нашла, чем хвалиться!.." - ну, и так далее.
четырех человек, задержалась близ выхода, словно затрудняясь выбором -
куда же направиться сейчас, чтобы продлить отвлечение от жизни, протяжной
и унылой. Четверо ничем, казалось, не выделялись из уличного люда; судя по
одежде, один из них был человек сельский, близкий к почве и просторам,
некогда зеленым, ныне же изрядно пострадавшим от научного прогресса - он,
похоже, не совсем уверенно чувствовал себя в мире булыжника, закрывавшего
плодородный слой, и таких же булыжных лиц толпы; второй лесоруб или
охотник - такое мнение возникало при взгляде на его высокие сапоги и
побелевшую от долгой и постоянной носки кожаную куртку со множеством
карманов, карманчиков и кармашков; третий - просто мелкий горожанин,
чиновник или, скорее, ремесленник, и четвертый - отставной солдат. И лишь
одно могло бы возбудить сомнения у внимательного наблюдателя: их глаза,
непроницаемо-спокойные, как будто давно разучившиеся удивляться чему бы то
ни было, а также (что куда важнее) бояться чего-либо на свете. Однако
четверо не очень позволяли заглядывать себе в глаза, их же собственные
взгляды были мгновенны и неуловимы, как неожиданный удар кинжалом.
локальный разговор порой вызывает опасения; но они вовсе не походили на
людей, замышляющих нарушить общественный порядок - слишком много уверенной
солидности в них чувствовалось, так что смотритель улицы, дважды уже за
вечер проходивший с неторопливым обходом, только внимательно посмотрел на
них, успокоился, видимо, и тревожить не стал. К разговору никто не
прислушивался: тут тайна разговора охранялась не менее ревниво, чем тайна
переписки в более высоких кругах (здесь переписка просто не была в чести).
Но если бы кто и проявил излишнее любопытство, рискуя получить в ухо, он
вряд ли услышал бы что-то, способное заинтересовать искателя и
распространителя слухов, - хотя говорили они, разумеется, по-ассартски,
пусть и с каким-то жестким акцентом. Впрочем, может быть, именно так и
разговаривают в густых и далеких лесах донкалата Рамин, расположенного
там, где, как известно, зима бывает чаще, чем лето, - или же в степном и
хлебном донкалате Мероз.
горбоносый, вооруженный полагающимся ему после увольнения со службы
широким армейским кинжалом. - Так что рассчитывать можно только ка самих
себя.
(невысокий, но хорошо сложенный, что замечалось даже под мешковатой
одеждой, с прямым носом и большими глазами). - Ты не поинтересовался?
горячо.
следов.
малое, след я оставил. Неудачный удар, и лезвие увязло. Правда, тот, у
кого остался мой нож, никому уже не пожалуется. Итак, мы все подвешены.
Что же, зайдем сюда. - Движением подбородка он указал на дверь пивной по
соседству. - Здесь вполне приличное пиво. Я пробовал.
получить хоть сколько-нибудь приемлемый напиток. Но не стал возражать -
напротив, первым распахнув дверь, вошел в помещение, откуда несло плотными
запахами всеми уважаемого напитка, а также вареного гороха со шкварками.
Прошел между столами. Места еще были за длинным, но тесное соседство с
посторонними не устраивало Уве-Йоргена. Он обвел распивочную взглядом.
Прикоснулся пальцем к плечу. Реакции не последовало. Тогда он поднял
спящего вместе со стулом и оглянулся. Горожанин Георгий отодвинул от
длинного стола стоявший в торце табурет. Питек водворил стул с беспробудно
спавшим на освободившееся место. Никто не обратил внимания; в права
личности в подобных заведениях всегда вносятся некоторые коррективы. Затем
четверо уселись, Уве-Йорген подал знак хозяину, и, дождавшись первой
порции пива, они продолжили разговор, так же негромко, как и на улице.
здесь кому-то мешаем. Вероятнее всего - местным службам, хотя не исключено
и другое. Никакой местной службе не под силу нарушить нашу связь.
Надо искать пристанище. Я, конечно, могу жить и на дереве, но вам вряд ли
это придется по вкусу.
минимальных удобствах. Но об этом станем думать в последнюю очередь. Нас
ведь переправили сюда не ради приятного времяпрепровождения.
всяком случае, обстановка на этой планете нам, кажется, достаточно ясна.
Если верно то, что некто дышит нам в затылок, то, может статься, и не все
из нас доберутся до финиша. Значит, то, что хотел знать Мастер, должно
быть известно каждому. Если уцелеет один, он передаст все, что мы смогли
выяснить.
Мастер или нет, но он, по-моему, весьма переоценил возможности этого
человечества. Им сейчас не до расселения в широком пространстве. Похоже,
что они заняты прежде всего тем, чтобы выжить здесь. Во всяком случае,
такие выводы я делаю из того, что видел сам.
тех, конечно, что находятся на планете; орбитальные придется исследовать,
пользуясь кораблем. Впечатление: все постепенно приходит в негодность. Я
говорю о торговых портах. Сообщение весьма скудное, торговля ведется по
минимуму: Ассарту нечего продавать и не на что покупать. Старые корабли
живут от ремонта до ремонта. Старые экипажи. Была возможность поболтать с
пилотами в непринужденной обстановке. Все мрачны, считают, что перспектив
никаких. Старые призывы осточертели, высокие порывы улеглись и зреет
злость на всех, начиная с собственной Власти, и кончая всеми семнадцатью
другими планетами. Считается, что строятся новые корабли, более
современные, но никто их и в глаза не видал. Начинали в свое время, это
верно, но потихоньку все заглохло.
гвардейских полков и, в какой-то степени, космического десанта, - кивнул