Чтение 17–й страницы книги ~Сверхзадача~

- Верно, ты прав. Но теперь оставим это. Неужели ты мне не
доверяешь? Почему?

- Наверно, потому, что ты не веришь мне! Та частица Гилла, что
живет во мне, недовольна и огорчена тем, что я без конца болтаю;
получилось не так, как задумано. А я не могу молчать, хочу, но не
могу, не могу... Неужто ты не понимаешь этого, Гилл?

Он перешел на крик, задергался, порываясь встать.

- Я не хочу! Не желаю! Я не хотел родиться во второй раз, а теперь,
когда я снова жив, не хочу умирать! Гилл, я хочу жить, жить... Ты не
имеешь права отнимать у меня... Не имеешь...

Пневматический шприц с легким шипением сделал свое дело. Сид затих,
его судорожно сжавшиеся мышцы расслабились, он вытянулся в кресле.
Гилл смотрел на него пустым взглядом. Еще один шаг, и конец.

Нет. Он будет терпеливо ждать. Глупо испытывать жалость, когда надо
действовать. Не жалость к Сиду, не душевная слабость решают судьбу
навигатора. Если Сид окажется способен выполнить то, ради чего
возрожден из небытия, все надо вытерпеть, и эту бесконечную болтовню
тоже. Существует лишь один критерий - способность выполнить
предначертанное. Этот критерий действителен и для тебя, Гилл.

Иногда становишься невольной жертвой своих же благих намерений и
усилий, в этом-то и проявляется самая жестокая ирония судьбы.
Расплачиваешься за благородный и добросовестный труд, не обидно ли?
Гилл стремился создать совершенную модель Сида, наиболее близкую тому
человеку, который жил прежде. Чтобы у нового Сида были даже
воспоминания о жизни там, на Земле. Но именно этим он сделал его
несчастным.

От болтовни его удалось постепенно отучить. Для этого пришлось
прибегнуть к локальному микрошоку. Гилл был предельно осторожен, но
пошел на этот риск. Теперь Сид дни и ночи сидел в библиотеке. Глаза от
покраснели от бесконечного просмотра микрофильмов; причиной тому был
не размер букв и чертежей, а непривычность такого напряжения для
сетчатки глаз Тиака. Шарик регулярно, три раза в день, приносил ему
еду - Сид постоянно забывал о пище, как и прежде. Но этот недостаток
не помешал бы ему сделаться превосходным навигатором, если бы его не
тревожили неясные видения земной жизни, знаки которой столь
неосторожно ввел в его память Гилл. Сида мучила ностальгия. Фотографии
и записи не могли составить полную картину прошлой жизни на Земле. Тот
рубеж, до которого добрался при их изучении Гилл, естественно,
оказался непреодолимой границей и для возрожденного им Сида.

- Это моя мать, - говорил Сид, держа в руке фотографию. - Но не
могу вспомнить ни одного ее жеста, ни одного слова. здесь мне никто не
поможет. Я люблю ее, потому что ты так хотел, Гилл. Но разве можно
любить мертвое изображение? Ведь ты, а значит, и я никогда ее не
видели живой. Я уже хотел просить тебя, Гилл, с помощью микрошока
избавить меня и от этого недуга, но это опасно. Механизм памяти -
единый комплекс, и кто знает, сколько я потеряю из того полезного, что
успел выучить и запомнить уже здесь?

Гилла в первую минуту поразила эта осведомленность Сида в
психологии: ведь наука о психике не была его специальностью, но потом
понял, в чем дело. Самостоятельность Сида порой заставляла забывать о
той "четвертушке" собственной личности - Сид по-прежнему называл ее
компонентом Г, - которую он заложил в него при конструировании
репрограммы.

Иногда, дойдя до отчаяния в своей каюте, Сид швырял старые
фотографии и заметки на пол, топтал ногами разлетевшиеся по всей
комнате бумажки, а потом сам же их собирал, ползая на коленях, бережно
разглаживал и запирал в шкатулке. Гилл молча за ним наблюдал.

- Охотнее всего я сжег бы весь этот хлам, - объяснил Сид со
спокойной объективностью. - Но беда в том, что завтра или послезавтра
я захочу опять их увидеть, и тогда мне будет еще хуже. Собственно
говоря, это мой маленький фетиш. Нечто вроде безобидного развлечения.
Не знаю только, что я буду делать, когда бумажки изотрутся от такого
вот употребления. Придется с завтрашнего дня поаккуратнее их
топтать... - Он убрал шкатулку в стенной шкаф, затем скорчил
насмешливую гримасу. - Видишь, того, чего мы не знаем, не существует,
или, если угодно, наоборот, о том, что не существует, мы знать не
можем. Почему я заговорил об этом, как ты думаешь?

- Понятия не имею.

- А между тем нетрудно догадаться. Тебе это не приходит на ум
только потому, что тебя не интересует. Прежде чем мы притащим сюда
Эора и остальную компанию, надо сделать генеральную уборку. Надо
уничтожить все личные вещи, иначе перед составлением очередной
репрограммы ты опять превратишься в водолаза, ползающего по затонувшим
сокровищам. А этого я не желаю ни Максиму, ни Ярви, ни остальным.
Кроме того, стоит подумать и о том, что произойдет, если
который-нибудь из них проявит неожиданный интерес к кабине Нормана. А
Максиму и Ярви так или иначе придется спускаться в реакторный отсек.
Ты не находишь более удачным заложить в будущих репрограммах знание
того, что в кабине Нормана только было что-то, а реакторный отсек тоже
встретил бы Максима и Ярви приятной пустотой? Нужно устроить похороны,
Гилл, удалить из "Галатеи" все, что может вызывать туманные мысли или
неприятные эмоции.

- Да, но...

- Не продолжай, я знаю, о чем ты хочешь сказать. Я уже думал об
этом. Мелочи ты поручишь мне и Шарику. Качество же репрограммы зависит
целиком от тебя. Садись в библиотеку, заройся с головой в инженерные
науки. И не высовывай оттуда носа, пока я не позову тебя отдать
последние почести перед нашей собственной могилой. Пусть и другие
получат для памяти только сущее. Согласен?

Два дня спустя Сид привел Гилла к небольшому холмику, возведенному
неподалеку от "Галатеи".

- Здесь погребено все. Тела погибших в запаянном гробу; отдельно,
вот тут, все личные вещи, тоже в герметических коробках. К ним я
приложил короткую записку, так что если славные представители грядущих
поколений на каком-нибудь космическом аппарате заглянут на эту планету
и обнаружат это захоронение, чтобы они, чего доброго, не помешались.
Подумай только, Гилл, они находят весь экипаж старинного звездолета
похороненным чин по чину, со всеми бумагами, а самого корабля и след
простыл! Только выгоревшая кругом почва, свидетельствующая о взлете!
Детективный космический роман, да и только. До конца дней своих они
будут напрасно ломать голову над этой загадкой. Вот я их и пожалел. -
С грустным видом он подошел к небольшому холмику. - А теперь поскорее
уведи меня отсюда, Гилл, запри в "Галатее" и не выпускай, как бы я ни
умолял тебя об этом... Здесь я закопал свои вещи... Мне необходимо это
преодолеть, ибо лично я ненавижу слабость духа. И в других, но,
главное, в себе самом.

До середины следующего дня Сид держался молодцом, потом ушел вниз и
заперся в своей кабине. На стук Гилла он не открыл и успокоил тем, что
не совершит никаких глупостей, что ему надо побыть одному.

- Оставь меня в покое, если я переживу и это, будет лучше для нас
обоих! А если нет, ты по крайней мере будешь знать, чего нужно
опасаться при конструировании других репрограмм.

Печальный урок, он научил Гилла многому. Репрограмма Максима, если
не считать сферы речи и индивидуального механизма мышления, не
содержала уже ничего конкретного. Любовь к технике, к точным наукам,
ловкость рук, спокойные манеры, уверенность и обстоятельность,
покоящиеся на прочном фундаменте приобретенных знаний. Гилл составил
ее электронную модель в значительно более короткий срок, чем
репрограмму Сида. И все же чувствовал, что она далась ему с большим
трудом. Кроме того, его тревожила еще одна мысль. Модель психики
Максима была выстроена в основном на абстракциях, на стремлениях и
склонностях; не оставит ли это слишком большую лазейку для сильной
личности Эора? Тиак почти полностью растворился, исчез в той жесткой
борьбе, которую Сид вел за свое лишь наполовину найденное человеческое
прошлое. Это приводило к выводу, что репрограмма Сида оказалась совсем
не такой уж неудачной. Однако сам Сид, выбравшийся наконец из своего
длительного добровольного заключения, был другого мнения.

- Я не верю, чтобы целеустремленность, воля к выполнению задачи и
общее хорошее самочувствие биологической особи были бы
взаимоисключающими компонентами. Скорее наоборот. Это позволит думать
только о предмете своей работы, интересоваться только ею...

- Но ведь это ведет к одностороннему развитию личности!

Тиак своей несовершенной мимикой попытался выразить страсти,
обуревавшие Сида.

- К моему великому счастью, Гилл, в результате какой-то случайности
в мою новую личность не попала так называемая романтика! Ты, конечно,
вовсе ненамеренно о ней забыл. Судя по твоим репликам, я вижу: ты с
великой охотой населил бы "Галатею" прекрасными рыцарями космоса из
давно минувших времен, героями, превосходными во всех отношениях. Ты
конструируешь и воспроизводишь не героев прошлого - и я хочу тебя
предостеречь от заблуждения на сей счет, - а лишь ту или иную функцию.
Материализованную возможность заменить Максима, Ярви и других,
выполнить работу, которую делали они...

Сид встал и направился в сторону библиотеки.

- Не знаю, Гилл, где ты откапываешь эту чепуху, так называемые
этические проблемы. Любопытно, что я даже в своей "четвертушке" Г не
нахожу ничего похожего. Существует лишь одна норма, один закон:
сверхзадача.

С порога он оглянулся. В покрасневших от чтения глазах Сида - Тиак