Чтение 17–й страницы книги ~Отчего бывает радуга~

Подожди тут: я позвоню.

Он направился к телефону-автомату, а я в это время купил в кассе два
билета на тот же сеанс, что и Ниготков, и побежал к скверику.

Лариса меня уже дожидалась. Рядом с ней на скамейке, завязанная в
авоське, стояла стеклянная трехлитровая банка.

- Дома никого нет, - вздохнула она. - Но я поеду с тобой. Оставила
записку, что поехала с тобой, Костя... Что до заката вернусь.

- Лариса! Кто тебя просил с этой запиской!.. Только сорвешь мне
операцию... А сейчас пойдем в кино.

- В кино?! Но ведь поздно будет!

- Сейчас встретил этого люцифера, представь себе!

- Что значит "люцифера"? Кого?..

- Люцифер - значит "носитель света". Ниготкова - вот кого! Просвещал
меня. И знаешь, как называется аномалия моего зрения? "Душевная слепота
Мунка", вот как!

- Тогда и в Подлунную нечего ездить, - разочарованно проговорила
Лариса, - раз Ниготков здесь...

Мы заскочили в зал, когда уже гасили свет. Заняли места. Я внимательно
огляделся: истинно ниготкового цвета ни у одного человека. Значит,
Ниготков купил биты для отвода глаз... Обеспечивал алиби?

Минут через десять в зале появился, потихоньку прошел и сел перед
экраном кто-то сливяно-сизый. Караульщик?..

Мы незаметно покинули зал, вышли через фойе. На такси домчались до
вокзала. Минут через пятнадцать четко, ритмично под нами стучали колеса
электрички.

Какая-то неопределенность, какие-то несоответствия смущали и тяготили
меня: может быть, мед здесь и ни при чем? Казалось мне, что должно было
произойти что-то очень важное. Тем более это неожиданное появление
Ниготкова в детском кинотеатре...

НИТЬ-ПАУТИНКА

В Остинке ветер был тише. А может, просто к вечеру он везде стал
стихать. Здесь было очень хорошо. Вокруг лес. Не жарко - тепло и легко.
Последние белые облака в синем небе таяли, и казалось, что они плывут не к
горизонту, а в синюю высь летнего вечера.

Перед дорогой в Подлунную мы присели на скамеечке у вокзала.

- Ну а на пасеку ты пойдешь? - спросила меня Лариса.

- Конечно!.. Сначала посмотрим, что делается в Подлунной, у бабки
Анисьи.

- Знаешь, Костя, бандитов ты можешь ловить хоть всю ночь, но только с
вооруженным милиционером. Ты же обещал мне! И вообще надо в милицию
сообщить.

- Да, - согласился я, - пора о них сообщить...

Почему-то весь пыл с меня слетел. Мне уже совсем не хотелось на ночь
глядя ехать на эту пасеку. Ну доберемся мы до нее... А там Ниготков бочки
с медом катает, а его друзья, тоже ниготкового цвета, на левый грузовик
воск плитами укладывают. Как же! Торопят друг друга, шепчутся, говорят:
"Побыстрей надо, а то часа через два-три на пасеке со своей девчонкой
Костя Дымкин появится. Уж тогда нам несдобровать..." Как же еще!

Здание милиции находилось недалеко от вокзала. Оно мне памятно было с
той передряги в остинском лесу.

Мы вошли. За столом сидел лейтенант Горшин. Конечно, я узнал его.
Позади, слева от него, стоял небольшой открытый сейф. Внимательно на нас
глядя, Горшин укладывал в сейф какую-то папку.

- Я вас слушаю, - сказал он.

- Мне нужен милиционер, - сказал я, - желательно вооруженный.

- Что случилось? Садитесь.

- Пока ничего, - пожал я плечами. - Но может случиться.

Мы с Ларисой сели на диван.

- Вам известно, что должно что-то произойти?

- Трудно сказать... Кажется, должно, - сдержанно проговорил я.

- Что, где? Когда? - поднявшись, спросил Горшин.

- По-моему, - сказал я, - на пасеке, недалеко от деревни Подлунной
должна произойти кража.

- Мой дядя, - уверенно сказала Лариса, - хочет украсть несколько тонн
меда. Он уже однажды приносил нам ворованный мед.

- Откуда вам это известно, что он хочет украсть?

- Он сказал... - кивнула Лариса в мою сторону.

- А вам откуда известно? - спросил меня Горшин.

- Мне сказал эгоист.

- Кто, кто?

- Словесный Игорь Тимофеевич. Его сбили мотороллером... Он мне все и
сказал. Он меня боится.

- Стоп, стоп! - сказал Горшин. - Вы на меня вдруг обрушили столько
загадочной информации, что и не сообразить сразу, что к чему. Почему он
вас боится?

- Потому что я в темноте вижу как днем. Вот они и боятся меня. А этот
Словесный вообще перетрусил: спрашивает меня, что я есть такое. Назвал
антихристом.

- Та-ак!.. - расслабившись, откинувшись к спинке стула, проговорил
Горшин. - А вы, девушка, тоже в темноте видите как днем?

- Нет, Костя один такой. Больше таких людей на свете нет. Он один, -
прошептала она.

- А вы, товарищ лейтенант, напрасно медлите, - сказал я.

- Да, это верно, молодой человек. Тогда давайте быстро и по порядку. -
Горшин раскрыл учетный журнал: - Молодой человек, ваша фамилия, имя,
отчество, год рождения? Откуда и куда едете? - спросил он.

- Товарищ Горшин, неужели вы совсем не узнали меня? - спросил я
лейтенанта. - В лесу-то не так давно эти ребята ниготкового цвета пытались
нас с Мильчиным схватить...

- А, художники? - воскликнул Горшин. - Ну, все ясно! А то гляжу и никак
не могу вспомнить: лицо парня очень знакомо, но при каких обстоятельствах,
не вспомню... Так в темных очках все время и ходите? Ну как у вас со
зрением?

- Все так же: по цвету насквозь вижу, - чуть хвастливо ответил я.

- И вы, Константин, предполагаете, что крупное хищение меда должны
совершить эти... Какого они цвета-то?

- Ниготкового, такого сиренево-фиолетового. Но, конечно, не все и не
всегда, - пояснил я. - Ниготков с сообщниками... Кстати, Игорь Словесный
был тогда с ними в лесу, когда они пытались поймать меня и отвертеть мне
голову.

Горшин быстро, кратко записал суть нашего "сигнала" и снял трубку.

- Алло! Катя? Двенадцатый... - Он помолчал. - Горшин беспокоит. Слушай,
Руслан, я тебе так и не дам отдохнуть сегодня!.. - Он засмеялся. -
Буквально сейчас получил сигнал. Вот тут у меня двое молодых людей сидят.
Один из них Дымкин, Костя. Помнишь, художники?.. Да, да! Есть
предположение, что готовится крупное хищение меда с пасеки... Да, с
пасеки! Но, по-моему, тут дело не медом пахнет. Так что давай-ка, Руслан,
пока что к Сташкову наведайся. Надо срочно прозондировать, как там у него
на пасеке... Темкин? С минуты на минуту с задания вернется. Да, да! А я
пока предприму все, что необходимо... И Темкин подключится. Приходи!

Не проговорили мы и десяти минут, как вошел смарагдовый, почти что
изумрудный старшина - огромный сухопарый парень.

Горшин представил нас друг другу и коротко рассказал старшине Руслану
Кукушицкому обстоятельства дела.

Скоро за окном затарахтел подкативший мотоцикл.

- А, вот и Темкин! Прекрасно! - сказал Горшин. - Костя Дымкин, вы пока
что останетесь здесь, в Остинке. Вроде бы связным, поскольку вам, кажется,
известны кое-какие подробности. Ты, Кукушицкий, на пасеку!

- А мне, товарищ лейтенант, - сказал я, - больше ничего и неизвестно.
Не больше, чем теперь вам.

- А этого ни мы, ни вы не знаете: кому больше, кому меньше. Тут это и
выяснится.

- Нет, - возразил я, - лучше мне быть в Подлунной, на берегу реки.
Пасека там рядом, и эти типы едва ли Подлунную минуют.

- Хорошо, - кивнул Горшин. - Но самому не мудрить. В Подлунной тебе
любой поможет. Если что, звони. Там может появиться какой-нибудь
незнакомец, конечно. Как, по цвету можешь что-нибудь определить?

- Конечно, могу. Главное запросто определяю.

- Подожди, тебя подвезут туда. Старшина Кукушицкий, задание ясно?

- Так точно! Почти все ясно, а в остальном разберемся.

- Дорогой все объяснишь Темкину. Давайте мигом в Подлипки, через мост -
к пасеке!

Мы с Ларисой вышли на улицу, а Горшин еще что-то говорил Кукушицкому и
Темкину.

Мы с Ларисой медленно пошли по улице. Совсем неожиданно оказались на
краю этого небольшого городка. Какая-то женщина объяснила мне, что от
Остинки до Подлунной всего километра четыре. "Молодые! - поощрительно
воскликнула она. - Не успеете оглянуться, как там будете!.."

Стоял теплый безоблачный вечер, и пройти четыре километра по летней
лесостепной дороге, которая причудливо вилась среди холмов, было одно
удовольствие...

Небольшая деревенька Подлунная тянулась не вдоль высокого левого берега
полноводной реки, а в основном вдоль правого берега поросшего оврага, по
которому протекала худосочная речушка. Так что одним, расширенным, словно
устье, концом деревенька упиралась в берег широкой реки.

Мы с Ларисой остановились близ реки, неподалеку от дома бабки Анисьи,