раздражением заговорил:
микрофлоры полости рта в условиях кислородной недостаточности". Сам видел
в плане. До чего же в вашем техническом институте медикам вольготно!
Помните, я жаловался на узкую специализацию? А у медиков это особенно
странно выглядит. Взять хотя бы их журналы. Многие десятки, и каждый из
них касается болезней какого-нибудь одного органа. Ведь если дальше так
пойдет, то они выпустят "Вестник уха", "Вестник горла", почки, селезенки.
У стоматологов свой журнал, у одонтологов тоже, наверное, свой. А какой
толк? Ведь зубы они все-таки лечить не умеют. Существует болезнь пиорея,
сам страдаю, а врачи только разводят руками. Но я не о себе. Мне страшно,
что многие девушки перестали улыбаться, боясь показывать свои безобразные
стальные зубы. Вы заметили, одна здесь прошла. Хорошее лицо! Не правда ли?
Но как она застенчиво улыбнулась! Еще бы! Все очарование пропадает, она
уже старухой кажется. Я бы этому изобретателю нержавеющих конструкций
вырвал бы все его здоровые зубы и заменил бы стальными. А врачей и зубных
техников, причастных к этому делу, привлек бы к уголовной ответственности
как варваров - разрушителей эстетических ценностей.
попробовал написать об этом, но так ничего и не добился. Конечно, я
абсолютный профан в медицине, но все же думаю, что здесь вредит
ограниченность и крайне узкая специализация. Вчера я перечитывал Герцена.
У него есть статья об ученых-дилетантах, где он вспоминает одного старого
юмориста, который писал, что скоро поваренное искусство разовьется до
того, что жарящий форели не будет уметь жарить карпа. Это ведь касается
любых специалистов, в том числе и нас, инженеров, конструкторов. Есть
совершенно закономерная связь между ворохом газет, журналов, книг, стихов,
что я прочитываю, и конструкцией того же "Униона". Мне думается, что если
бы я всего этого лишился, то не нашел бы ни одного смелого решения, ни
одной свежей мысли. Это все равно что отнять у человека воображение,
связать его по рукам и ногам и посадить в клетку.
несколько молодых инженеров. Люди дисциплинированные и знающие свое дело.
Но я почему-то уверен, что ничего интересного они не придумают.
быть полезными советскому обществу. В них воспитывали сознание, а
воспитанием чувств почти не занимались. Среди этих инженеров есть, - он
чуточку замялся, - ну, одна моя знакомая, способная, исполнительная. Но
книг почти не читает, музыку не любит, к живописи равнодушна... Простите,
Нюрочка, вы любите стихи?
как арифметику, как любой предмет. А не так давно поняла, вернее,
почувствовала, что без стихов жить нельзя. Стыдно признаться, но иногда от
лермонтовских строк слезы выступают, и ты не знаешь, что же это такое?
Сначала сердилась на себя - глаза на мокром месте. Ведь читаешь же о
звездах, о любви. И вдруг - слезы.
знакомой этого никогда не бывало. В ней не воспитали больших и глубоких
чувств.
Шекспира, ни страдания Вертера, ни любовь Татьяны не могли затронуть
сердце его знакомой. Романтический Данко был для нее только символом. Катя
и Даша из книг Алексея Толстого, шолоховская Аксинья оставляли ту женщину
совершенно равнодушной. Такой же равнодушной она была и на работе.
страстные, горячие натуры, с большим и многообразным душевным миром
способны сделать что-то серьезное. Я мальчишка в сравнении с ними, я,
конечно, многого не познал, не прочувствовал... Как хочется наверстать
потерянное!
освещенное изнутри, то постепенно тускнело, особенно в те минуты, когда он
говорил - о "своей знакомой". Это сразу же заметила Нюра, и она болезненно
поморщилась.
Она искренне любовалась им, хотя лицо его было самое обыкновенное,
несколько вытянутое, крутой лоб, припухшие от бессонницы глаза, глубокая
морщина между бровей. Но разве это видела Нюра? Нет, конечно. Она сумела
разглядеть в нем и благородство души, и чуткое, беспокойное сердце, ту
настоящую человеческую красоту, равной которой не существует в мире.
маленькие руки Нюры, огрубевшие от тяжелого, непосильного для них труда.
Ведь когда-то она носила грузные свинцовые аккумуляторы, сгибала толстые
провода, работала молотком и зубилом... А дома горы стирки, надо натаскать
воды, поднимать чугуны и корыто. Лишь с недавних пор ее девичьи руки
смогли отдохнуть от тяжестей.
нарисованных мадонн, в скульптуре, у аристократок и девушек из контор и
магазинов я видел руки такими, какими их создала природа. У всех же других
женщин, с завода, виноградников, у рыбачек, всюду я с грустью смотрел на
их измученные, натруженные руки. Тяжело живет простой люд. И в других
странах, где мне пришлось побывать, встречая даже очень хорошо одетую
молодую женщину, я прежде всего смотрел на ее руки. Они мне говорили
гораздо больше, чем одежда.
набухшими жилками.
встретил женщин, которые ремонтировали дорогу. Бригадиром у них был
здоровый наглый парень с тонкими усиками. Кизиловым прутиком он похлопывал
себя по начищенному до блеска голенищу и насмешливо подгонял работниц. Я,
помню, тогда разволновался, вылез из машины, накричал на парня. Тот лишь
пожимал плечами. В чем, дескать, он провинился? Я поехал в дорожное
управление, там мне посочувствовали, но, кроме обещания заменить бригадира
женщиной, ничего поделать не смогли. Нет полной механизации. Мало
специальных машин для ремонта дорог.
пронизанного солнцем. Тени собирались в картинку, будто на экране
телевизора, и в них он уже различал согнутые фигуры женщин в белых
платках, носилки с песком и щебенкой и уходящую вдаль дорогу.
- Пойти на завод конструктором, где вместо летающих дисков начать строить
дешевые и простые дорожные машины, транспортеры, канавокопатели... Но вот,
подъезжая к Ионосферному институту, на плоской вершине горы я увидел
устремленную в небо ракетную вышку. Я знаю Набатникова - дерзкого
мечтателя и великолепного практика, твердо стоящего на земле. Он хочет
заставить работать на нас космическую энергию...
ветра, воды... Многого достигли, но этого еще мало для того, чтобы совсем
освободить женские руки от тяжелого труда. И тогда я вроде как прозрел.
цель моего труда как-то не принимала в сознании реальной осязаемой формы.
Я знаю, что без "Униона" Набатников не обойдется. Здесь довольно сложная
взаимосвязь, но факт остается фактом, что частица моего труда может
привести к серьезному перевороту в энергетике. А если так, то мы будем
столь богаты, так оснащены всякой механизацией, что даже товарищу
Медоварову в голову не придет заставить вас или Римму поднимать тяжелые
аккумуляторы.
видеть их не могу.
прошел мимо. Нюра его не видела, рассеянно приняла извинения Серафима
Михайловича - он должен уйти - и осталась одна.
особенного и что они решают в "Унионе"?
Нюре в лабораторию и попросил протоколы испытаний новой партии ярцевских
аккумуляторов.
сказал:
просвещенное мнение?
выводы.