Чтение 17–й страницы книги ~За право летать~

- Чтобы эти сволочи хотя бы запомнили нас хорошенько...

- Да. Они нас запомнят. Но нужно, чтобы и вы нас запомнили. Не сейчас, но через поколение, через два - будет новое восстание, и может быть - более успешное. Сейчас просто не хватило сил для наступления, а в результате мы истощили в обороне и те силы, что у нас были. Никогда нам не хотелось признавать это, но мы были обречены сразу... ни малейшего шанса на успех. Разве что - пригрозить тотальной гибелью планеты... - Он усмехнулся. - Но в такие игры нужно играть всерьез, чтобы те поверили, а мы - не готовы. Нам они не поверят. И будут правы.

- А нам? Если имперцы так давно с нами знакомы, они должны знать, что мы-то как раз способны на такое... Я думаю, они не зря в первые же секунды вторжения вывели из строя ядерные боеголовки. Чтобы мы не застрелились всей планетой.

- Именно так... Ты ведь знаешь подробности первой попытки вторжения? И почему они тогда ушли?

- Ну... вы их побили...

- Побили. Но все было сложнее. Мы получили сведения о том, что они готовятся захватывать Землю, буквально за считанные часы до начала операции. Мы ещё не накопили сил для полноценной войны. И сделали ставку на внезапность и на жестокость. На такую, какой они не ожидали. Вторжение началось так: имперские катера со специальным оборудованием зависли над всеми ядерными реакторами на Земле, чтобы перехватить управление, когда пройдет хроносдвиг и все системы, работающие на кристаллических полупроводниках, откажут. Это обычная имперская тактика... Так вот, наши командиры решили атаковать именно эти катера, но не уничтожать их, разумеется, а как бы заминировать. Мы потеряли очень много кораблей, но прорвались сквозь эскорт - и взяли на прицел около сотни этих катеров. Даже не просто на прицел, а на абордаж: к каждому из них прикрепился наш корабль. И мы отправили ультиматум: если крейсера не убираются вон, мы взрываем наши корабли, реакторы на Земле идут вразнос - они ещё были горячие, - тоже взрываются, выброс огромного количества радиации - и генофонд человечества получает такую травму, что теряет для Империи всяческую ценность. Несколько часов все висело на волоске... но когда мы взорвали третий корабль, они все же убрались.

Эти взрывы реакторов Юлька помнила наизусть, проходили и в школе, и на курсах: наша подводная лодка "К-74" в Баффиновом море, исследовательской центр "Дантон" в Бретани, атомная опреснительная установка в Катаре... На фоне прочих катастроф, связанных с хроносдвигом: падений почти всех самолетов, находившихся в воздухе, столкновений поездов и кораблей, всяческих пожаров и взрывов - это не производило впечатления чего-то особенного. Правда, считалось, что остальные реакторы - многие тысячи! - не взорвались тогда только благодаря марцалам...

- Тебя не шокирует такой цинизм? - спросил Барс после паузы.

- Нет, - сказала Юлька. - Я бы сама - именно так...

- Реакторы теперь остывшие, - медленно проговорил Барс, словно пробуя на язык каждое слово, - боеголовки взорваться не могут, все остальное - несерьезно... Кроме одного.

- И это?.. - выдохнула Юлька. Барс посмотрел куда-то в сторону и вниз. Потом - прямо Юльке в глаза. Ее обдало жаром.

- Стартовые антигравы, - сказал Барс. - Их почти три тысячи по всей планете. Если разогнать антиграв до полной тяги, а потом взорвать простой взрывчаткой...

- Я поняла, - прошептала Юлька.

Если взорвать антиграв на полной тяге, то от него, как от упавшего в воду камня, медленно - чуть быстрее ста метров в секунду - разойдется вихревой жгут, "бублик", внутри которого перепады гравитационного поля превысят десятки, а то и сотни тысяч g. "Бублик" будет тонкий, в какие-то метры диаметром, и пойдет он на уровне земли строго по изограве, превращая в молекулярную пыль все, что окажется у него на пути. Напряженность поля внутри этого жгута будет ослабевать не так, как оно принято у всякого рода электромагнитных излучений и обычной, то есть не вихревой, гравитации: в зависимости от квадрата расстояния, - а по очень сложной кривой с двумя горбами (преодоление виртуальной одномерной сферы Шварцшильда в ту и в другую сторону) - и потом почти отвесным падением вниз, к нулю. Так что зона разрушений будет с четкой границей, проведенной громадным циркулем: вот здесь перемолото в пудру, а здесь - даже не вылетели стекла...

На теле Земли уже есть два таких круга: в Австралии и Марокко. Имперцы расстреляли антигравы с орбиты. Это было довольно давно - лет восемь назад. С тех пор базы КОФ строили только вблизи крупных городов.

- Это не должно быть пустой угрозой, - вздохнул Барс. - В вашу решимость должны поверить. Несмотря на то, что вы никогда не исполните угрозы...

Волна мрачного, торжественного восторга приподняла Юльку, расправила ей крылья...

- Они поверят, - мрачно сказала Юлька. - Они нам так поверят... как никому ещё в жизни не верили...

За истекшие сутки ослепленная дивизия, по-настоящему не вступая в бой, потеряла двадцать три борта и двадцать восемь пилотов, причем большая часть их просто пропала - растаяла в небе... Из боев вернулись только четыре "Порто-са" и один тяжелый "Медведь" - такой избитый, что непонятно было, как единственному уцелевшему пилоту удалось посадить эту неповоротливую махину.

Вернувшиеся докладывали: имперские фрегаты действовали группами по пятнадцать - двадцать кораблей, расположенными в три-четыре эшелона по вертикали - классической "этажеркой", - загребая широко: от верхних слоев атмосферы до радиационных поясов. Скорее всего они имели единственную задачу - вымести с орбиты, загнать в атмосферу, а ещё лучше - прижать к земле весь земной флот. И ещё похоже было на то, что командование имперцев раздобыло что-то покруче обычных визиблов и импульсной связи: эскадры фрегатов маневрировали слишком уж слаженно...

Приказ командования КОФ на одновременный удар всеми силами пришел в четыре утра; вылет был назначен на семь Гринвича, то есть на десять пулковского. База могла выставить двести восемь исправных тяжелых сторожевиков "Портос" и "Медведь", девяносто легких "Арамисов" регулярной дивизии - то есть с опытными экипажами, - и сто два учебно-боевых "Арамиса" Школы, на которые претендовали почти три сотни выпускников, оставленных для службы в Пулково. И ещё две тысячи триста гардемарин, не дожидаясь формального производства в мичмана (это должно было произойти только послезавтра), неслись в эти минуты на базы Сыктывкар-17, Неман, Лиепая, Орел, Янтарная, Ярославль-Главный - туда, где их ждали новенькие "Арамисы", наштампованные на заводах Т-зоны "Московия". Кораблики, предназначенные для их первого и скорее всего последнего боевого вылета.

Земля готовилась обильно плеснуть кровью во враждебное небо...

Глава одиннадцатая.

ВРАЖДЕБНОЕ НЕБО

24 августа 2014 года

...Старший мичман Толик Севернов, по прозвищу Мохнатый, оказался в числе тех счастливчиков, которым удалось вооружить свой кораблик хронодинамической пушкой; после боя Саньки Смолянина это оружие котировалось по высшему счету, а пригодных к использованию орудий было мало - три десятка нераспакованных, ещё в заводской смазке, и двадцать четыре бэ-у, в том числе и побывавшие в ремонте. Толик знал, что оружейники базы у некоторых орудий вручную, надфилями, подгоняют шептала и заменяют смазку на более вязкую - потому что иначе случается застревание гильз. Но куда более важными для исхода боя были резонансные блоки, в которых (оружейники грызли локти) подкрутить что-либо было просто невозможно...

Задание - строй, сектор ответственности - было получено на общем инструктаже, таком быстром и нервном, что Толику с первой минуты стало ясно: инструктаж идет проформы ради, а суть дела - взлететь, жечь все, что горит, и бить все, что шевелится. Учитывая явную несоразмерность сил...

Он окинул глазами зал. Будет ли здесь кто-нибудь на вечернем разборе?

Толик давно не заглядывал в свой персональный журнал. Скорее всего у него завершалась личная четвертая сотня полетов. Этот наверняка будет последним. Он подумал так - и ничего не почувствовал. Все вокруг него казались взвинченными и какими-то дурацки-веселыми. Как слишком долго не засыпающие дети.

Они и были дети. Просто им можно и нужно было убивать других и умирать самим. А когда они чуть-чуть взрослели - кто-то раньше, а Толик вот подзадержался, - им этого делать уже было не нужно. Вернее, они не могли: визибл переставал работать как надо: и четкость пропадала, и скорость реакции, а главное - этот чертов прибор не то что в боевом, а в минимальном ходовом режиме иногда умудрялся выпить пилота-перестарка до донышка, до сухих корочек... Толик не видел Саньку после того, но он видел других, влетевших так же... и иногда чувствовал себя одним из них.

- Старшой! - Ему отчаянно заступил дорогу какой-то скуластый мальчишка. - Возьмите меня вторым! У вас же двушка!

- Отвали, - сказал Толик устало. - Зачем мне второй пилот? Будет просто каша...

- Возьмите, - сказал мальчишка. - Я же понимаю - это наш последний шанс.

- Точно, - хмыкнул Толик. - "Через полчаса те из вас, кто останется в живых, позавидуют мертвым!.." Фамилия?

- Алан! То есть - гардемарин Табасов!

- Борт сорок шесть, стоянка...

- Я знаю, старшой! Спасибо!!!

Все равно, подумал Толик. Не сейчас, так завтра, при высадке десанта. Не завтра, так через день...

Гибель была неизбежна. Убегать не хотелось. Потом он взял планшет и ещё раз - глазами - прочитал то, что сам записал несколько минут назад. Строй - "когти", то есть пять легких "Арамисов" идут разомкнутым пеленгом, слегка отставая и нависая над тройкой более тяжелых сторожевиков, имея целью атаковать тех, кого свяжут боем сторожевики. То есть - за те несколько секунд, которые потребуются имперцам, чтобы разнести сторожевики в пыль, катера должны выйти на цель и выпустить торпеды. Гениальная тактика. Правда, на многих катерах стоят классные пушечки, но ведь это - шпаги против носорогов...

На некоторых патрульных кораблях, что за последние дни бесследно исчезли, растворились в небе, тоже стояли ХДП.

Итак, звено из восьми машин, командир звена капитан Урванцев, точка сбора... место в строю... Потом он как-то внезапно оказался в кругу пилотов, и капитан Урванцев, Мишка Урванцев, прошедший какую-то особую подготовку у марцалов, из-за которой он, восемнадцатилетний парень, до сих пор говорил петушиным голосом и даже не начинал сражаться с прыщами... зато реакция его, даже без визибла, стала потрясающая: так, например, он двумя пальцами вынимал из воздуха пульку пневматического пистолета... капитан Урванцев снова проговорил полетное задание и добавил: плотный строй, минимум маневра, успеть выстрелить, прочее не важно. Мы идем первой волной и скорее всего сгорим все до одного - но дадим развернуться второй волне, тяжелым силам, в том числе секретным кораблям, ещё не появлявшимся в небе. Главное - вырубить этих гадов как можно больше...

Потом Толик подошелк своей "двушке" с нарисованной на борту желтой руной-молнией "зиг" (естественно, после каждого полета её приходилось рисовать заново, этим занимались механики - считали, что всяческие черные коты, тузы, магические звезды и прочие волшебные символы в бою дорогого стоят, - отсутствующей брони-то уж точно), хлопнул по плечу Алана (как фамилия? забыл... вот черт...) и забрался внутрь кораблика. До взлета было ещё полчаса.

Кажется, он почти отключился. Он присутствовал, но не участвовал. Без него переставляли на белом бетоне черные блестящие машинки. Они казались игрушечными. Потом что-то произошло.

Что-то произошло... Взошло солнце? Нет, что-то еще.,.

Понадобилось что-то вроде - внутренне вздрогнуть, проснуться, встать, - чтобы начать понимать, что изменилось.

Над жучьими спинками "Арамисов" и сверкающими горбами "Портосов" появились алые узкие, откинутые назад и нервно изломанные у самого верха кили марцальских "Звездных птиц"! Их было много! Их были десятки, и сейчас Толик, вскочив в кокпите, видел, как на дальний конец полосы заходит, плавно разворачиваясь и планируя на крыле, ещё по крайней мере полк полного состава - синевато отсвечивающие крестики плотными, крыло к крылу, тройками, и этих троек не меньше двадцати...

Толик слышал, как, перекрывая общий фон голосов, рядом с ним вопит Алан, а потом понял, что точно так же вопит и он сам.

Барс поначалу сам помогал им тянуть провода, потом ушел. Им - это Юльке, ещё двум девочкам-симпаткам, водителю грузового глайдера и троим суровым гардемаринам-второкурсникам, спасшим вчера Юльку в той парадной. Гардемарины были очень одинаковые, даже внешне: с короткими светлыми ершиками на головах, с выпуклыми высокими лбами и ясными холодными глазами. И взгляд их всегда был прямой: зрачки в зрачки. Юлька почему-то ежилась в их присутствии. Хотя они слушались её четко и беспрекословно.

Под каждый антиграв заложили по сорок килограммов пластида - прямо в упаковках, черных пластиковых мешках с непонятной надписью арабскими буквами, герметично запаянных. Когда пластик прокалывали, чтобы вогнать взрыватели, распространялся приятный кондитерский запах.

Раньше Юлька не знала, что все двадцать восемь пулковских стартовых антигравов связаны под землей не только туннелями, по которым проходили волноводы и силовые кабели - туда было не проникнуть по разным причинам, - но и непонятными кривыми штольнями, оставшимися еще, как сказал Барс, со времен постройки. Штольни начинались в незаметном захламленном бункере рядом с марцальским ангаром; они были узкие, низкие, но человек с ручной тележкой по ним пробраться мог вполне - правда, в основном на четвереньках. Барс показал на схеме, какие антигравы нужно минировать в первую очередь, какие - если останется взрывчатка, и какие - если останется взрывчатка и останется время. Для создания зоны гарантированной тотальной деструкции радиусом триста километров достаточно было одновременно подорвать десять - двенадцать установок.

Взрывчатки хватило на шестнадцать. Время же шло, шло, шло, шло, вечер, ночь, потом началось утро - а оно все ещё оставалось. Когда Юлька и её группа закончили работу и выбрались из бункера на поверхность, корабли только выстраивались на поле в очереди к антигравам...

Визибл Толик надел ещё до того, как его "двушку" с бортовым номером 46 вкатили на стартовый стол, надел, чтобы успеть привыкнуть к новому взгляду на мир. Поэтому собственно взлет, площадка на высоте восемьдесят пять в ожидании замыкающих, быстрое построение - все это было легко, главное - не отвлекаться. Потом он сказал Алану: веди - и стал осматриваться по-настоящему.

Такого он ещё не видел никогда. Пространство было густым, как гороховый суп. Пока что ни одного имперца на глаза не попадалось. Земляне и марцалы плотно занимали весь нижний эшелон- до радиационных поясов. Несколько групп "Лонграйдеров" в крутом кабрировании пересекали пояса, торопясь поскорее из них вынырнуть (собственно, не радиация там страшна: она слабенькая, а триполяр неплохо защищает и от куда более сильной, скажем, от удара рентген-лазера; но в поясах начинал непонятно и непредсказуемо глючить визибл...) - а выше, где-то на полпути к Луне, висела группировка десятка в три "Хаммеров", этакий передовой бастион.

А снизу все подходили, подходили, подходили новые силы!

Только в видимой Толику полусфере сейчас было более тысячи кораблей. И, наверное, столько же - как минимум - было в невидимой. Из Пулково поднялась едва ли треть... и если на остальных базах все обстоит так же...

Ну, будет дело!

Где же, черт возьми, эти долбанные крейсера?

Одновременная и непрерывная работа всех антигравов базы очень скоро привела к тому, что в небе вырос исполинский, почти черный внутри, полый облачный купол. Из города видно было, что вершина его, увенчанная тонкими, с фантастическими завитками, перьями, уходила километров на сорок в высоту и сияла там ослепительно; края страшно набрякли и вворачивались сами в себя; стремительный ветер, летящий к центру и потом вверх, срывал с этих краев седые дрожащие струи и рвал их в клочья. Где-то в толще купола начинали пульсировать молнии.

А над базой просто сгустилась неправильная ночь. Свет э лился над землей, неправильный красноватый свет. Темный свод над головой каменел на глазах. Ветер ревел. По полю в тучах песка волокло обломанные сучья, катило вприпрыжку пустые ящики и черные пластиковые мешки, набитые мусором. Взлетающие "Арамисы" мотало и даже переворачивало, пока они не набирали приличную скорость и высоту. Их тоже сдувало этим начинающимся ураганом...

Барс легким толчком направил Юльку обратно в холодное, пованивающее дерьмом и резиной нутро бункера. Потом закрыл дверь. Сразу настала тишина. Тяжелый засов вошел в пазы беззвучно.

- Понятно? - спросил он даже не голосом - одними глазами. Но вопрос именно прозвучал. И отдался от стен.

- Да, - ответила Юлька, чуть вздрагивая от внутреннего перенапряжения. Стальные колючие нити протянулись внутри нее, причиняя боль и немного страха. - Да, я поняла.

- По моему звонку. - Он кивнул на черный высокий телефон, стоящий посреди стола.

- По твоему звонку, - повторила Юлька. - По твоему звонку.

- И если понадобится открыть дверь, откроешь только мне.

- Только тебе.

-Все.

Он ушел. Юлька некоторое время хранила на ладони тепло его руки и холод засова. Потом ощущения смешались.

Их было четверо теперь: трое светлоглазых гардемарин и она. Остальных Барс увел с собой. Юлька догадывалась, что к другой кнопке. Она только не знала, где находится эта другая кнопка.

И не хотела знать.

Зато она выучила имена мальчишек: Иван, Антон, Петр. И научилась их различать.

Под низким потолком тускло-желто светилась оплетенная сеткой лампочка.

Прошло несколько минут молчания.

- Бонжоюр, Пиерре! - вдруг напряженным срывающимся голосом сказал Антон. - Ою коюрсту аинси?

- Аужоурд-хуи ноус авонс уне соирее де фин детудес ет жаи енкоре беаюкоюп де схозе а фаире, - медленно, почти по слогам, ответил Петр. - Поур ле момент же ме депесхе д аллер схец ле коиффер. Виенс авес мои!

- Же не саис пас се куе же доис фаире, а враи дире. Ил ме фаудрайт аусси ме фаире коупер лес схевеукс, маис жаи сеулемент уне деми-хеуре а ма диспоситион.

- Эх биен, - сказал третий, Иван, глядя на Юльку. - Эсту контенте дерте венуэ авес ноус?

- Ноис авос ле темп, - торопливо сказал Петр. - Данс ла жоурнее ил ни а пас беаюкоюп де монде схец ле коиффе-ур, ет ил се троуве иси ау соин де ла руэ.

- Гардец ле лит пендант квелквес жоурс. - Губы Ивана растянулись в тонкую усмешку.

- Ох оуи, ил файт си схауд аужоурд-хуи, аллонс плитот а ла плаге, - сказал ему Петр. - Ил геле форт. Л-хивер с-аннонсе трес руде.

- Пиерре, вази ле премиер, мои же пассераи енсуите. - Иван уже откровенно смеялся. - Пассец, силь воус плайт, данс сетте пиесе, он ва пренде вое мезурес.

- Прекратите, - сказала Юлька. - Прекратите немедленно!

- А что такого? - спросил Иван. - Мы учим французский язык. Используем паузу в занятиях и учим французский язык. Надо повышать свой образовательный уровень. Это обязанность гардемарина. Мы её исполняем.

- Все должны исполнять свои обязанности, - подхватил Антон. - Войец, воиси дес схантереллес, дес болетс ет дес сепес.

- Же прендраи селле-си. - Петр облизнул губы.

- Куелле бонне идее. - Иван привстал, потом сел. Непроизвольно запустил пальцы за воротник форменного синего джемпера. - Пар оу аллонс-ноус комменсер?

- Я пристрелю первого, кто подойдет ко мне, - сказала Юлька без всякого выражения. - Двум другим я прострелю колени.

- Же регретте, маис же не суис пас д-иси. - Иван развел руками. - Ет куе файт вотре петите соеур?

Телефон коротко брякнул. Все вскочили. Юлька потянулась к трубке. Рука была свинцовая и не успевала. Звонков, однако, больше не последовало. Юлька хотела руку опустить, но та не опускалась. Все смотрели то ли на телефон, то ли на руку. Рука вдруг затряслась. Юлька перехватила её левой рукой повыше запястья и притянула к себе. Правая ничего не чувствовала - как отсушенная. Юлька прижала её к груди и тихонько села.

И тут телефон грянул по-настоящему.

...Кто-то держал трубку у её уха, и она говорила: да... это... я... Юлия... Ей казалось, что это происходит непрерывно, будто скользит по старой пластинке патефонная иголка и срывается на каждом круге. А потом она поняла, что с нею говорит Барс, и сразу успокоилась.

- Да, это я, - сказала она. - Юлия.

- Проверка связи, - сказал Барс. - Тут пока все спокойно. Держитесь.

- Что в небе?

- В небе только наши. Имперцев нет.

- Испугались?!

- Возможно. Сейчас ещё ничего не известно. Будем ждать.

- Как долго?

- Не знаю. Может быть, несколько часов. Может быть, несколько суток. Вы должны продержаться. Обязаны продержаться.

- Конечно, - сказала Юлька. - Мы продержимся. .Правда, парни?

Трубка медленно легла на место. Потом Юльку грубо схватили за плечи, за руки, она попыталась рвануться, под черепом полыхнуло раз и ещё раз, ей показалось, что она падает назад вместе со стулом, на котором сидела, сейчас она приложится об пол, но пола на месте не оказалось, а только горячая пустота.

Крейсера вынырнули так близко, что Толик еле успел перехватить управление у Алана. Визибл стал стремительно разгоняться до боевого режима; казалось, Толика подхватили двумя пальцами глубоко под брови и резко выдернули из болота на огромную высоту, где чернота и острый летящий снег. Сквозь этот снег он рассмотрел крейсера: шестерка в нижнем эшелоне и шестерка сверху, класс какой-то новый, похожи на "Белых медведей", но со странными горбами по бокам купола, наверное, это и есть те новые приспособы, которые позволяют имперцам видеть дальше и действовать согласованнее...

Хроносдвиг, вызванный их появлением, прошел сквозь тело; это было привычно, это тысячи раз гоняли на тренажерах, и все равно Толик удивился: прошла тысяча лет, а он все ещё висит посреди пространства и пялится на серые неровные лепешки, ползущие под ним и перед ним; он не знал, что нужно делать. Он забыл.

Рука сделала все сама.

От выстрела кораблик сжался, потом расслабился - будто выпускал снаряд с почти физиологическим усилием. На чужом сером куполе, там, куда лег золотой крестик прицела, появилась крошечная звездочка, ослепительно вспыхнула и погасла. Медленно двигались, цепляясь друг за друга, механизмы перезарядки; второй снаряд, подгоняемый затвором, туго пошел в патронник, и боек разбил капсюль ещё до того, как это движение завершилось, - но ровно в тот хорошо рассчитанный миг, чтобы пламя по спиральным канальцам трубчатого пороха успело распространиться по всему объему гильзы, а снаряд начал выскальзывать из её горлышка, - и тогда затвор чуть перекосился и плотно заклинился в раме. Когда же снаряд прошел три четверти пути по длинному стволу, пересекая поля резонансных блоков, сработал его хроновик...

Толик успел заметить вторую белую вспышку, а потом триполяр стал черным: на "Арамисе" с номером 46 сошлись лучи сразу нескольких десятков лазеров. Нечего было и думать сохранить строй, он рванул вправо, влево, влево, вниз, чуть не столкнулся с кем-то из своих же...

Третий выстрел, кажется, пришелся в пустоту.

Когда способность видеть вернулась, все пространство вокруг просто кишело летящими торпедами. Визибл преподносил их не только как материальные изделия из алюминия, пластика и какого-либо боевого заряда, но и подхватывал пройденный ими след в пространстве, рисуя его бледным пунктиром, и вероятный будущий - этакими полупрозрачными то ли щупальцами, то ли лепестками...

Пока что ни одно щупальце не упиралось в "сорок шестой". Но вот "Портосам" из ведущей группы было не открутиться. С десяток торпед взорвались сразу, сбитые лазерами или "гремучками", и ещё несколько - совсем рядом со строем, и, может быть, еще... еще... но нет: один за другим перестали быть два "Портоса". Белое пламя и промельк искореженного металла. Все вокруг на миг словно остановилось, а потом прыгнуло с двойной скоростью - будто из киноленты вырезали несколько кадров. Крейсера оказались совсем рядом, "на дистанции пистолетного выстрела", Толик был уже в инсайте с уцелевшим Урванцевым, четырьмя пилотами "Арамисов" и с каким-то отчаянным марцалом, он его ещё не выделил в общей схватке, но уже чувствовал где-то рядом; уже вторая волна торпед осталась позади, не разворачиваясь вдогонку, а продолжая поиск целей по курсу. Там их было густо...

Алан был на торпедах; он их и выпустил: две-две-две - бронебойные "зубила", сразу же стянувшие на себя целый букет антиторпед и лазерных ударов; пробиться у "зубил" не было ни малейшего шанса, но они чуть-чуть ослабили общую завесу перед верхней шестеркой крейсеров, и в ней стали угадываться не то чтобы бреши - но разряжения. Еще с десяток "зубил" устремилось к дальнему в этой шестерке крейсеру, и видно было, как вокруг них вспыхивает неровное продолговатое солнце: свет лазеров рассеивался в дыму и мельчайших осколках взрывов множества антиторпед, и уже невозможно было понять, сколько торпед из залпа уцелело: пять, три, одна... Но другой залп, произведенный с тут же испепеленного "Арамиса" (неизвестный пилот сгорел в мозгу Толика, а он даже не успел спросить имени...), поразил ближний крейсер двумя попаданиями в купол, и крейсер тут же отвалил в глубину строя, как провалился. Тут же ещё один "Арамис" - Урванцева! - перестал маневрировать и исчез из восприятия, улетая куда-то по прямой с мертвым телом внутри, и Толик почему-то понял, что пилот просто умер в полете... лопнул какой-то сосуд в мозгу скорее всего...

И вот теперь наконец Толик заметил того марцала, которого чувствовал. "Птица" догоняла их строй и держалась немного снизу, боезапас был весь при ней, а их оставалось - один сторожевик и три катера, причем с одним почему-то не было инсайта - против пяти крейсеров. Но и справа, и слева, и сверху подходили новые боевые группы, очень медленно подходили, очень медленно исполняли маневры уклонения, а потому слишком часто на месте корабля вспыхивала звезда, становилась полупрозрачным пыльным шаром и исчезала, а там, где был корабль, иногда продолжало кружиться что-то искореженное...

Новый залп землян был куда мощнее первого. Сорок - пятьдесят кораблей выпустили едва ли не по половине боезапаса; Толик видел, как густые пучки торпед прорываются сквозь совершенно бешеный оборонительный огонь, истаивая в нем, как будто они из снега... но - прорываются, ослепительные вспышки на серой броне, и ещё два крейсера отваливают вслед за первым, выходят из боя - и один из них взрывается. Он не разлетается на части, как это случается с земными корабликами, но - пламя вырывается из всех его люков, медленное белое пламя. Оно столь горячо, что, не умещаясь в люках, проступает сквозь корпус: мертвый корабль начинает местами светиться.

Спокойней, говорит Толик визиблу, не так резко, ничего лишнего... Только бой.

Но он все равно видит, что из нижней шестерки крейсеров дерутся только два, а четыре - валятся вниз, вниз... падают или сдаются.

Сколько нам это стоило? Визибл знает и это. Тридцать девять сгорели, ещё полтора десятка вышли из боя... Много, много, чересчур много, мы ведь ещё и не начинали как следует...

И не только мы.

Снова хроносдвиг, и тут же еще, и еще, и еще. И еще! Прошлого нет: все, что происходит, начинается в этот миг. И так уже было, и так было всегда: около сотни имперских кораблей, крейсера и фрегаты, они и выше, и ниже, на самой границе атмосферы, там они идут плотно и кажутся сдвинутыми щитами, они как будто прикрывают Землю от нас, отмечает Толик, прикрывают или отрезают, мы не вернемся, мы все останемся здесь, их слишком много. Это не страх, это просто констатация. И немного досады.

Имперцы дают залп. Толик холодно уходит от торпед, некоторое время летит с отключенным двигателем, по инерции вращаясь вокруг всех трех осей, и оказывается совсем рядом с крейсером, удара его лазеров будет достаточно, чтобы "Арамис" испарился, тут не увернуться, но крейсер молчит, нет, не молчит - сосредоточенно бьет по другому кораблю, это "Птица", от неё разлетаются в стороны лучевые ловушки, этакие одноразовые зеркала, они позволяют продержаться в аду на долю секунды дольше, Толик всаживает в. купол крейсера четыре снаряда - и попадает в открывшийся торпедный люк. Это не смертельный удар, конечно, но на какое-то время - парализующий. В крейсерах несколько центров управления огнем, и, уничтожив один, не выведешь из строя корабль целиком... но требуется переключение всех систем на другой центр, и тут крейсер беспомощен - короткий миг, который нельзя пропустить...

А "Птица" уцелела! Больше никого уже не было рядом, никого живого, только чей-то раскаленный пепел, и позади тоже так мало оставалось живого... а здесь - они с Аланом и какой-то марцал. Алан выпустил в крейсер остаток торпед, Толик влепил ещё четыре снаряда в серую бугристую броню - в упор. "Птица" держалась чуть дальше и до сих пор не стреляла, Толик присмотрелся к ней и прислушался к её пилоту... под брюхом "Птицы" висел не обычный контейнер с торпедами, а какая-то странноватая хрень... в пилоте же чувствовалась некоторая неуверенность...

Это длилось недолго. В сущности, это вообще не длилось. Какие могут быть колебания... Между марцальским корабликом и крейсером протянулся ослепительный мелочно-белый луч - видимый в вакууме луч! - и там, где он коснулся брони, вспыхнуло новое солнце.

Оно налетело на Толика и перетекло в него, горячо распирая изнутри голову и все тело...

Разогнанный до трети скорости света, пучок ионизированного антицезия - двенадцать граммов - почти весь прореагировал с веществом брони, породив огромной силы выброс электромагнитных квантов во всем спектре: от инфракрасного до гамма; при этом на долю жесткого гамма-излучения приходилось девяносто пять процентов выделившейся энергии. Все, что представляло собой хоть какую-то преграду на пути радиации: металл, керамика, человеческие кости, - мгновенно раскалялось до звездных температур и испарялось...

В радиусе тридцати километров не осталось ни единого живого существа - не спасали ни броня имперских крейсеров, ни триполяр землян и марцалов. В радиусе ста - ста пятидесяти километров многие получили смертельную дозу облучения. И даже поверхности планеты поток радиации достиг не таким уж ослабленным: в эпицентре взрыва на квадратный метр пришлось сорок - пятьдесят рентген. К счастью, это был далекий ревущий юг Атлантики - место, почти пустынное в это время года.

Поэтому и с поверхности Земли никто не заметил появления в небе летающего острова.

Глава двенадцатая.

ЛЕТАЮЩИЙ ОСТРОВ

Все ещё 24 августа 2014-го

- Не притворяйся, - сказали ей. - Ты дышишь не так. Юлька открыла глаза. С болью свела взгляд. Перед нею расплывчато белела огромная бледная рожа. Потом рожа отодвинулась и растроилась, и Юлька все вспомнила.

- И не дергайся, - сказал Антон, усаживаясь на свое место и брякая о столешницу большой пластмассовой чашкой. Юлька провела языком по губам, слизывая холодные капли. Теперь она чувствовала, как вода стекает по шее, как холодеет и мокнет майка на груди... Она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой - руки ей стянули за спиной, а ноги примотали к ножкам стула. Ноги она ещё кое-как чувствовала, а руки - уже нет. - Дергаться бесполезно.

- Что вы сделали? - спросила она невнятно, но её поняли. - Зачем?

- Мы. Тебя. Связали, - сказал Антон очень раздельно. - Если будешь делать то, что надо, - все будет нормально. Если попытаешься выдрючиться - пеняй на себя.

- Не понимаю. Что - делать?

- Пока что - просто отвечать по телефону. Если он будет ещё звонить. Что у нас все в порядке. Есть, так точно. Ясно?

- Нет. Вы что-то задумали?

- А то. Иван, растолкуй ей. Я не могу... - Он сморщился, как от зубной боли.

- Они нас за кроликов держат, - сказал Иван. - Думают, нас разводить легко. Думают, мы дурни. Ты вообще-то поняла, что этот Барс замыслил?

- Как ты смеешь... так... о марцале...

- Смею. И среди них попадаются... Ты хоть поняла, что он предатель? Или ещё нет?