корабль вынырнет в обычном космосе. Одна женщина-математик, разделявшая в
прошлом мое одиночество, говорила, что ей удалось доказать теорему Ферма, но
суть ее размышлений затерялась где-то за хвостом "Цирцеи", в темной бездне,
которую мы покрыли стремительным прыжком. "Мне мнится, - жаловалась она, - что
меня окружают мириады двойников, и каждый хочет дать мне совет, подсказать и
напомнить - но говорят они все разом, так что я не понимаю ни слова". Служители
всевозможных культов, которых мне случалось перевозить, особенно остро
реагируют на этот шепот. Одним кажется, что их соблазняет дьявол, направляя
прямой дорогой в преисподнюю, другим - что с ними беседует Бог, передавая
священные заветы, которые нужно довести до сведения всего человечества.
быстро. У нее была здоровая психика - в отличие от моих религиозных пассажиров.
С ними я хлебнул беды; платили они хорошо, но временами требовали, чтоб я снова
и снова включал поле Ремсдена: им хотелось вспомнить все Божественные речи,
нашептанные Творцом. Разумеется, они получали отказ, и, разумеется, я тут же
становился для них смертным врагом, исчадием ада и пособником Сатаны. Бывало,
мне приходилось подавлять мятеж, чему весьма способствуют перегородки в жилой
зоне.
назад - точно я не помню, но мог бы справиться у "Цирцеи. Меня нанял джентльмен
сомнительной репутации, именовавшийся Первым Пророком Детей Света Господнего -
я думаю, того же самого света, о котором толковал мне аркон Жоффрей. Это была
религиозная секта с Новой Македонии, весьма воинственная и оказавшаяся по
таковой причине бревном в зрачке у местных властей. Всех ее членов
деклассировали и лишили права на потомство; пожалуй, их могли бы наказать и
строже - принудительным старением. Но тут объявился я и позволил Пророку (и
собственной алчности) склонить себя к неким договорным обязательствам. Наш
контракт предусматривал, что я обязан доставить полсотни сектантов и самого
Пророка в подходящий для жизни мир на Окраине; там они собирались обосноваться,
а мне надлежало лететь на Македонию к их единоверцам - будто ангелу с благой
вестью про обретенный Рай. Вся операция была рассчитана на четыреста-пятьсот
лет стандартного времени; за этот срок оставшиеся на Македонии рассчитывали
построить большой колонистский корабль и распрощаться с безбожной отчизной.
двухстах световых годах от Окраины. Конечно, я не мог преодолеть такую
дистанцию одним прыжком и вдобавок собирался делать остановки по пути, торгуя и
закупая новый груз в пограничных мирах, как это допускалось нашим контрактом. Я
совершил в общей сложности семнадцать прыжков, устраивая при каждом удобном
случае демонстрацию мод с выпивкой и закусками - греховное зрелище для моих
благочестивых пассажиров. Они молились и роптали; я предложил им бесплатно
воспользоваться моим катером и посещать во время остановок планеты - с целью
отдыха и смены впечатлений. Мое великодушие осталось неоцененным; они не желали
обозревать череду погрязших в разврате миров, напоминавших им о библейских
Содоме и Гоморре. Они торопились в свой Рай - и в поле Ремсдена!
что на него вот-вот снизойдет откровение Господне, хотя половина его
компаньонов (не столь святых, как их духовный вождь) испытывала то же самое.
Пророк, однако, не допускал, что все подобные ощущения объективны;
нему, намекнув тем самым, что Дети Света нуждаются в новом предводителе. Шаг за
шагом он пришел к мысли, что я способен как-то влиять на Божественное
расположение и что глас Господень громче всего звучит в рубке.
первопроходческих запасов. Наставив пушку на меня, он потребовал, чтобы
двигатель немедленно включили - а мы болтались всего в двух астроединицах от
какого-то пограничного захолустья - то ли Селены, то ли Скилла! Словом, я не
знаю лучшего способа вознестись к небесам, о чем и поведал Пророку, с опаской
поглядывая на "фармер". Весомый аргумент, должен признаться! Его владелец был
настойчив и не желал слушать ничего о гравитации, дестабилизации и прочих
греховных материях; ему, видите ли, приспичило пообщаться с Богом!
притворился, что программирую очередной прыжок. Все это было чистой иллюзией и
пылью в глаза; я лишь собирался связаться с "Цирцеей" - но по-тихому, не
повышая голоса.
срезал бластер тяжелым лучеметом. Заодно он прихватил и конечность моего
оппонента, но разрез, к счастью, был чистым, а медицинский отсек - всего в
двадцати шагах. Мой хирург-автомат пришил пострадавшему руку, вколол стакан
антишоковой сыворотки со снотворным, после чего наш Пророк очутился в
корабельном карцере. Попытка бунта - серьезное преступление, и я имел полное
право вышвырнуть его в космос, но все же проявил снисходительность. Просидев
пару лет под арестом, мой заключенный так и не удостоился откровения, хоть
карцер гораздо ближе к рубке, чем пассажирские каюты.
Белл Рив и уже частично заселенный. Все крупные континенты были заняты, но мне
удалось отыскать приличных размеров остров, где я избавился от сподвижников
Пророка и от их главаря- Редкий случай, когда мне пришлось наплевать на свои
обязательства! Остров был каменистый, размером с Гренландию и почти с таким же
климатом, так что даже слепец не спутал бы его с райскими садами. Но моим
постылым спутникам выбирать не приходилось: мятеж на борту и попытка убийства
караются гораздо серьезнее, чем нарушенный контракт.
собой. Во-первых, их новый лидер (кстати, объявивший себя Первым Пророком)
крепко сидел в кресле и поумерил свой благочестивый пыл; правительство тоже
пошло ему навстречу, аннулировав рескрипт о поражении в правах. Те, кто еще
помнил о прежнем Пророке, считали его изгоем и жалким трусом, покинувшим своих
единоверцев в годину бедствий. Во всей Македонии набралось не больше трехсот
человек, желавших присоединиться к нему, что было абсолютной химерой: построить
собственный корабль они не могли, а брать их на "Цирцею" я не собирался.
в коридоре жилой зоны появились перегородки, так что теперь мой капитанский
мостик, моя столовая и моя спальня гарантированы от вторжения болванов с
бластерами. Что же касается второго... Пожалуй, лишь много лет спустя я
осознал, чем обязан тем воинственным сектантам с Македонии. Они искали свой
Рай, а мне захотелось найти свой... Я, вечный бродяга, тысячелетиями
скитавшийся по всей Галактике, вдруг возмечтал о Рае! Забавно, не правда ли?
Забавно по многим причинам; например, что бы я стал делать, обнаружив этот
гипотетический Парадиз? Передо мной возник бы нелегкий выбор: осесть там
навсегда, остаться надолго или продолжить вечные странствия. Что бы я выбрал?
Не знаю... С одной стороны, в Раю - в моем Раю! - не действует Закон
Конфискации, и значит, я мог бы оставаться там хоть целое тысячелетие без риска
потерять "Цирцею". С другой стороны, я по натуре скиталец и непоседа. Вполне
вероятно, я покинул бы свой Парадиз и стал бы мучиться воспоминаниями о том,
что было обретено и утеряно... Вот почему мысль о Рае одновременно притягивает
и страшит меня.
македонских изгнанников как пример того, что может ждать нас во время прыжка.
Она кивнула, я запустил двигатель, и привычный мир вокруг нас сменился зыбкой
смутной фантасмагорией. Надежные стены "Цирцеи" растаяли, краски умерли,
россыпи ярких звезд расплылись призрачными серыми пятнами, а туманности и
далекие галактики исчезли, поглощенные непроницаемым вязким мраком. В этой
великой, безмерной и жуткой пустоте мы были беспомощны и одиноки; она погружала
в транс, она навевала сны, она убаюкивала нас - не ласково и не с тайным
коварством, а с полным и абсолютным безразличием. Мы падали в бездну, с каждым
мгновением приближаясь к чему-то огромному, загадочному, а невнятные голоса
времен и пространств гудели над ухом, бормотали, плакали, звали, шептали...
не подвела - мы вынырнули в двадцати астрономических единицах от Барсума, над
плоскостью эклиптики, в совершенно безопасной зоне. Зеленоватое местное солнце
казалось отсюда крошечным изумрудным диском, и наша крейсерская скорость
относительно звезды была равна лишь нескольким километрам в секунду.
что она чувствовала. Ее глаза, похожие на светило Барсума, потемнели.
время, окружают меня, плачут, зовут, молят о чем-то... Но их голоса были такими
слабыми и невнятными! Как писк летучих мышей, что жили на чердаках нашего
монастыря...
вы можете представить Рай, населенный двухметровыми дистрофиками. Гравитация
здесь составляла шестьдесят процентов от земной, климат был тропическим, почвы
- плодородными, и в силу этих причин все на Барсуме росло и цвело с необычайной
щедростью; деревья были высотой в километр, а травы казались джунглями,
произрастающими на берегах местных Конго И Амазонок. Барсум являлся старым
миром, заселенным еще в первое тысячелетие космической экспансии, и люди жили
тут достаточно долго, чтобы планета успела переделать их на желательный ей
манер. В результате сформировалась особая человеческая раса, не столь
экзотичная, как сакабоны, но все же резко отличающаяся от первопоселенцев. Если
не ошибаюсь, они были выходцами с Земли, а если говорить конкретно, из
Бразилии, Перу и Аргентины. Но сейчас, по прошествии двадцати тысячелетий, об
этом помнили лишь историки.
женщины им не уступают. Сложение у них гибкое, хрупкое, изящное; лица
клиновидные, с небольшим подбородком и ястребиными чертами, цвет кожи -
Ильин Андрей
Быков Василий
Шилова Юлия
Каргалов Вадим
Посняков Андрей
Посняков Андрей