Чтение 17–й страницы книги ~Шатун~

Толпа вокруг мечников собралась изрядная, всем было любопытно, с чем пожаловали незваные гости, числом которых было пять. Нельзя сказать, чтобы чужие на выселках появлялись редко, но все-таки не настолько часто, чтобы не вызвать живой интерес.

Данбор выдвинулся из-за спин односельцев:

- Да пребудет с вами Велес-бог, мечники. Я тот, кого вы ищете.

- Мы дружинники боготура Торусы, - сказал Клыч, спешиваясь. - Посылка у нас к тебе, Данбор, от сестричада Искара.

При упоминании имени Искара по толпе пронесся удивленный гул. Многие полагали, что шатуненок пропал бесследно. А тут нате вам - посылки шлет своему дядьке, да еще через боготурских мечников.

Клыч передал Данбору вместительный кожаный мешочек. В мешочке что-то звякнуло, заставив насторожиться стоящего рядом Брыля.

- Никак серебро?

- Сто гривен, - охотно подтвердил мечник.

Все так и ахнули, а Кисляй от удивления даже уронил шапку. Данбор принял дар с достоинством и передал Жироху для счета. Староста серебро пересчитал и кивнул головой в подтверждение тому, что названная сумма дошла по назначению. После чего он отдал Клычу двадцатую часть в пять гривен в благодарность за труды, а остальное вручил Данбору.

- Коней ставьте ко мне под навесы, - сказал Данбор, - а стол женщины сейчас накроют.

Мечники, ведя коней в поводу, с охотой двинулись к Данборову подворью. Судя по всему, плата за труды, положенная Жирохом, их вполне устроила, и предстоящий отдых веселил сердца

- Вот вам и шатуненок! - выдохнул полной грудью Кисляй. - Засыплет теперь серебром Данбора. А вы мне еще твердили - десять гривен много!

Растерявшимся от чужой удачи мужам оставалось только чесать затылки да переглядываться. Сто гривен никто в селе не только в руках не держал, но прежде и в глаза не видел.

Вместе с мечниками Данбор пригласил в дом и старшин, которые чиниться не стали и дружно присели к столу. Жилище, надо сказать, у Данбора было немаленькое. Кроме самого Данбора жили, в нем три его младших брата с женами и детьми, которых гости пересчитывать не стали. И без того было видно, что под Данборовым кровом женщины плодят густо. Про Данборова отца старшины знали, что пал он в битве вместе с младшим братом, когда старшему его сыну не было еще семнадцати лет. А второго Данборова дядьку, Веско, заломал Шатун. Но Данбор не оплошал - сумел и младших братьев поднять, и изрядным жиром обрасти за эти годы. Молчуны и прежде не были самыми бедными на выселках, а ныне, после дара шатуненка, размахнутся пуще прежнего.

Расторопные женки уже накрыли на стол. Данбор разлил по чашам медовую брагу. Клыч, перед тем как осушить чарку, от лица всех гостей поклонился Данборовым щурам. Деды-прадеды Данбора хоть и не ходили в ганах и князьях, но все-таки не были последними ни на рати, ни в работе.

- А про Осташа вы ничего не слышали? - не утерпела Данборова жена. И хоть всунулась она в разговор не в ряд, судить ее никто не стал, все же болит по непутевому отроку материнское сердце. У Людмилы кроме Осташа еще четыре сына и две дочери, но Осташ первенец, а потому и смотрит она на Клыча с надеждой.

- Жив-здоров Осташ, - утешил женщину Клыч. - Ныне, по слову кудесника Сновида, он допущен к боготурским испытаниям, и если не дрогнет сердцем, то быть ему божьим ближником.

Женки, стоявшие вдоль стен, ахнули от удивления, а старшина едва не захлебнулась брагой. На что Данбор не человек, а кремень, но и тот застыл с открытым ртом.

- Может, ты про какого-то другого Осташа говоришь? - осторожно заметил младший Данборов брат Лытарь.

- Осташ сын Данборов, с выселок, что у Поганых болот, - пожал плечами Клыч. - Прежде он служил гану Горазду, а после перешел к боготуру Вузлеву. Князь Рогволд обещал отдать за него братову дочь Злату, если он станет боготуром. Я это слышал собственными ушами.

Вот удивил всех Торусов мечник так удивил! Данбор наконец обрел дар речи и предложил выпить за князя Всеволода, Верховного судью в Радимичских землях. Выпили, конечно, отчего же не выпить. Медовая брага не кость, в горле не застрянет. Кисляй, однако, закашлялся, ему медовая брага впрок не пошла. Зависть, видимо, перехватила горло. Судить Кисляя за эту зависть никто из старшин не стал, поскольку - ну как тут остаться равнодушным?

- А с Искаром что? - спросил Данбор.

- Даже и не скажу, - покачал головой Клыч. - Серебро он передал через Осташа, а сам бродит по лесам.

Данбор после этих слов мечника посмурнел лицом. Все знали, что к шатуненку он относился как к родному сыну. Да и прочие из старшин худого слова про Искара не сказали бы, кабы не Шатунова кровь в его жилах. А так не знаешь, что и думать. Вроде всем взял отрок - и разумен, и удал, а все равно не было в сельце к нему полной веры. Опасались и ждали, когда в нем взыграет дурная отцовская кровь. Впрочем, дурная ли? Многие из сидевших за Данборовым столом начали в этом сомневаться. Пока что от шатуненка выселкам только польза. Данбор без спора отдал из полученного от Искара дара двадцать гривен обществу, в качестве отступных за сына и сестричада. Этими деньгами можно теперь рассчитаться и с каганом, и с Великим князем Всеволодом, и с волостным князем Рогволдом, не растрясая при этом своей небогатой мошны.

- Хочу от всех выселок пожертвовать богу Велесу, - сказал Данбор Клычу. - Передай от меня пять гривен своему боготуру, пусть он за нас сочтется с волхвами.

- Благое дело, - кивнул головой мечник. - Ныне славянские боги повернулись к своим печальникам лицом. Осташева доля тому пример. А богиню Макошь мы на днях видели в Торусовом городце собственными глазами.

- Быть того не может?! - ахнул Туча.

- Вот тебе и не может, - хмыкнул Клыч. - Кого хочешь спроси. Видели ее и мечники, и смерды, и простые женки. Спустилась она на ложе к боярину Драгутину. А потом случилось чудо и вовсе неслыханное: вместо одного ложа стало целых пять, и на каждом по богине и боярину Драгутину.

- Стены то появлялись, то исчезали, - дополнил товарища Садко, - сквозь крышу звезды было видно.

- А как богиня выглядела? - спросил Лытарь.

- Женщиной выглядела. Только свет от нее исходил такой, что глазам было больно.

- Больше она обычной женщины, - покачал головой Садко, - много больше. А ложе под ними то сдвигалось в сторону, а то и вовсе по воздуху летало.

Мечники заспорили меж собой, но по всему выходило, что зрелище было из ряда вон выходящим. Старшины от рассказов и споров гостей хмелели даже больше, чем от Данборовой браги. Ты посмотри, что на белом свете делается! Когда это было, чтобы богини спускались на землю?

- Ложе, которое стоит в Торусовом городце, непростое, - пояснил Клыч. - Оно было вывезено Листяной Колдуном из дальних мест, где стояло в главном капище богини. Не для пустых утех сходит богиня на землю, а для того, чтобы поддержать ведунов в их борьбе против пришлого бога, которого каган Битюс хочет навязать всем нам.

- На что нам тот бог! - махнул рукой Брыль. - Наши боги, наши пращуры и наши щуры защитят нас на этом свете и помогут на том.

Брыля дружно поддержали все - и мечники, и старшины. Чудит каган Битюс, кланяясь чужому богу, а того не понимает, что своим постыдным поведением наносит обиду славянским богам и рушит заведенный ими ряд.

- Положено платить хазарам по божьему ряду за защиту рубежей, так мы и платим, - высказал общее мнение Серок, - а в дела городов и весей ганы не должны вмешиваться, это не их печаль. Как завещано дедами и прадедами, так и будем жить. А иначе вспыхнет в наших краях кровавая смута, и мы в той крови захлебнемся.

Под эти слова Серка пустили прощальную братину по кругу. Пора было уже и честь знать, поскольку засиделись старшины за бражным столом далеко за полночь. А время сейчас не то, чтобы без ума пировать, поутру предстоит переделать много дел. Под звезды выходили изрядно захмелевшими и довольными прожитым днем. А ведь поначалу все шло к тому, что старшины рассорятся между собой и втравят в распрю свои семьи. Шатуненков дар махом снял все вопросы и сбросил с плеч почтенных мужей ношу забот. А сбереженное ныне серебро можно будет пустить на латание дыр в небогатых хозяйствах.

- Молчунам самое время ставить новое жилище, - заметил Жирох, вдыхая полной грудью пряный воздух. - Тесновато у них сейчас.

Скажи об этом староста чуть раньше, непременно нарвался бы на отпор со стороны Кисляев и Брылей, ибо новое жилище дает и новые права, и новую долю в общинных угодьях. Но ныне все понимали, что Молчунов теперь не удержишь и лучше все вопросы с ними решать миром да ладом.

- Моя младшая дочь заглядывалась на шатуненка, - вздохнул Брыль, - а я на нее прицыкнул, чтобы поджала хвост.

- Может, зря цыкнул? - усмехнулся Туча. - Шатунова кровь в семье, похоже, к большой удаче.

- Дорогой ценой обошлась Молчунам эта удача, - напомнил Жирох. - И Милица пропала, и Веско погиб. Такая вот она, любовь Шатуна.

- Надо бы принести Хозяину жертву от всех выселок, - понизив голос почти до шепота, сказал Туча.

- А если волхвы узнают про эту жертву?

- А зачем волхвам про нее знать? Она касается только нас да Хозяина. Подбросим подсвинка в медвежье капище да подольем медовой браги. Не обеднеем мы от этого.

- Туча прав, - поддержал соседа Кисляй. - От лишнего поклона спина не переломится. А духам, наверное, обидно, что мы, живя на их земле, ничем им не жертвуем. Может, для того и ходят по свету Шатуны, чтобы мы помнили о тех, кто жил здесь до нас.

- Это верно, - согласился Серок. - Не следует обижать щуров, ни своих, ни урсских.

На том и порешили. Сговорились, что завтра поутру, не поднимая шума, наведаются в медвежье капище и поклонятся Хозяину подсвинком и медом все старшины выселковых семей. А после разошлись под свои кровли, чтобы донести до ушей домочадцев услышанные за Данборовым столом новости. Новости были из того ряда, что сулили в будущем массу перемен. А будут те перемены в лучшую или худшую сторону - покажет время.

Клыч с мечниками задержался в сельце на целый день. И принимали их в Данборовом доме хлебосольно, и коням, проделавшим неблизкий путь, нужен был отдых. Да и любопытно было понаблюдать, как живут смерды вдали от княжьего ока в местах глухих, но непустынных. Ибо, по словам того же Данбора, дичины в округе хватало, был бы только меткий глаз да сильные ноги. Торусовы мечники и сами могли убедиться, что живут здесь люди если не богато, то в достатке.

- Чем от князей дальше, тем жизнь лучше, - хмыкнул все примечающий Садко.

- А чем тебе князь Всеволод не угодил? - удивился Клыч.

- Я в сельцах Великого князя не был, а про Твердиславовы ничего хорошего сказать не могу. Даром что там живут родовичи князя. А есть ведь и другие роды, чьи старейшины не выбились в князья, те живут еще хуже.

- Родовой земли не хватает, вот и достатка нет, - сказал Клыч. - Семьи-то множатся, а наделы прежние.

- И это верно, - согласился Садко. - Только старейшины и на родовых землях жируют, а простолюдины почему-то чахнут.

- Это ты к чему разговор завел? - нахмурился Клыч.

- А к тому, что среди людей надо жить по-человечески. Данбор вот без споров отсыпал общине пятину, и нам отдал двадцатину, и волхвам.

- Щедр уж больно твой Данбор, так он скоро без портков останется.

- Данбор умен, - возразил Садко. - Нельзя жить среди людей и делить с ними только беды. Надо и удачей поделиться. Местные лесовики, между прочим, не только волхвам платят, но и о медвежьем капище не забывают.

- Врешь, - не поверил Клыч.

- Шепнули мне тут, что семейные старшины принесли сегодня жертву Хозяину.

Клыч смердов осуждать не стал. Им тут виднее, кому кланяться, а кому нет. А на медвежье капище любопытно было бы взглянуть. Как-никак, а именно оттуда вышел в люди шатуненок, наделавший много переполоха среди Велесовых ближников.

- Посмотреть, конечно, можно, - покачал головой Садко, - да как бы не набраться в том капище чего-нибудь нехорошего.

- Если боишься - не ходи.

- Может, и боюсь, но пойду, - усмехнулся Садко - Я тоже любопытный, вроде тебя. А духи после принесенной старшинами жертвы сейчас, наверное, добрые и к людям расположенные.

Капище было обнесено солидным тыном, но ворота его стояли распахнутыми настежь. Клыч с интересом глянул на прирезанного подсвинка. Подсвинок еще хранил тепло живого тела, а его кровью были измазаны основания шестов, на которых висели тронутые временем оскаленные черепа. Зрелище даже при солнечном свете было жутковатое, и Клыч невольно поежился. Гнилые зубы ушедших в Страну Забвения Шатунов были густо измазаны медом. Потчевали здешних духов выселковые смерды от души.

Клыч первым нырнул внутрь приземистого жилища и остановился у порога, не рискнув сразу углубиться в пугающую темноту. Садко прерывисто дышал у него за спиной, напуганный, надо полагать, царившей здесь тишиной. Продвинувшись вперед, Клыч обнаружил очаг и, недолго думая, запалил тщательно уложенные там дрова. Вспыхнувший огонь осветил старое жилище, но спокойнее от этого у него на душе не стало. Со всех сторон на пришельцев надвинулись страшные лики, а то, что эти лики были деревянные, не делало их менее свирепыми.

Клыч начал уже потихоньку осваиваться в таинственном и новом для него мире. Страшен был этот мир, но, похоже, не столь опасен, как это чудилось поначалу. Во всяком случае, никто не помешал мечнику осмотреть жилище и заглянуть в самые потаенные его уголки. По некоторым признакам Клыч определил, что еще совсем недавно здесь кто-то жил. Стоявшие в углу глиняные горшки хранили запах варившейся в них похлебки. Что-то блеснуло в свете очага в самом углу, у лежанки, и Клыч, не задумываясь, шагнул туда, пошарил рукой по полусгнившему настилу и вытащил из щели потерянную кем-то вещицу. Вещица более всего напоминала золотую пластину, которыми любят украшать пояса богатые мужи в славянских землях.

- Даджбогов знак, - тихо сказал Садко над самым ухом Клыча.

- Откуда знаешь? - резко обернулся к товарищу мечник.

- Видел случайно у мечника князя Изяслава. Шебутной был человечишка и, кажется, вороватый. Вздумал он этой пластиной хвастаться. А через день его нашли мертвым. Пошел слух, что прогневил он Солнечного бога и был за это наказан. Даже тризну по нему справлять не стали, отвезли в лес и закопали как падаль.

- Из-за пластины?

- Знак это тайный, и носить его вправе только самые близкие к Даджбогу ведуны. Брось ты ее, может, она специально здесь спрятана.

- Кем спрятана?

- Откуда мне знать, - пожал плечами Садко.

Клыч словам Садко поверил, но от своей находки отказываться не собирался. Может, этого Изяславова мечника казнили за то, что он украл эту пластину или убил кого-то. А к Клычу тайный знак попал случайно, и никакой его вины здесь нет. Бросать же священный, по словам Садко, предмет в медвежьем капище - значит, гневить Даджбога. Не исключено, что эту пластину шалопуги сняли с убитого боярина или волхва и спрятали здесь в медвежьем капище.

- Я тебя предупредил, - махнул рукой Садко. - Наживешь беду на свою голову.

Из капища они выбрались без помех и обратный путь проделали удачно, но Садко все равно остался недоволен.

- Отдам пластину боготуру Торусе, - успокоил его Клыч. - Пусть разбирается.

Чем дальше Клыч отходил от капища, тем менее страшным и таинственным оно ему казалось. Ну кланялись там своим богам и щурам какие-то люди, скорее всего урсы, и что с того? Никакого хода в Страну Забвения мечник в капище не обнаружил. Шатуненок, скорее всего, не с нечистыми связан, а с урсами. И об этом следует предупредить боготура Торусу.

Часть вторая
ЗАГОВОР

ГЛАВА 1
КАГАНОВ ПИР

Каган Битюс нечасто радовал стольный град своим вниманием, предпочитая переезжать с места на место по своим обширным владениям, которые, в отличие от других плативших ему дань земель, все чаще называли Хазарией. А где заканчивается эта Хазария, не знал, пожалуй, и сам каган. Сразу же за Лесной Русью начиналась бескрайняя степь, где кочевали роды славянские, скифские, печенежские, булгарские, угорские и прочие. В Хазарии немало было городов, и городов богатейших, но строены они были греками во времена давние, а потому более оглядывались на Византию, чем на кагана. Власть Битюса в тех городах была условной, хотя дань они ему платили, и не столько за защиту, сколько во избежание неприятностей. Степная вольница вряд ли способна была смести с лица земли эти величественные каменные города, но зато вполне могла разорвать связи византийских и причерноморских купцов с Русью, нурманами и поморами. На первых порах Византия активно поддерживала каганов в их стремлении обуздать норовистую Степь, но в последнее время отношение империи к каганату стало меняться. Причиной тому не в последнюю очередь явилось принятие верхушкой каганата новой веры - иудаизма. Отношения Хазарии испортились не только с Византией, но и с Русью, где зашевелились городские князья, задумавшие сбросить тяжелую каганову длань со своих плеч. Борьба началась давно, но сейчас она, похоже, вступала в решающую фазу. Сам каган Битюс не только не уклонялся от борьбы, но готов был одним ударом разрубить клубок накопившихся проблем.

Ныне из Руси шли тревожные вести, и, наверное, именно поэтому были приглашены в каганов дворец Битюсовы ближники, среди которых оказался и ган Горазд. По слухам, каган был сильно недоволен потерей Берестеня, и Горазд не на шутку опасался, что зовут его для суда, который у Битюса всегда был решительным и скорым.

Единственным светлым пятном в жизни гана Горазда в последние дни стало возвращение Бреха. По словам мечника, изменник Осташ, к которому ган питал лютую злобу, сгорел на глазах пораженных этим зрелищем людей. Горазд от души позлорадствовал по поводу незавидной участи Рады, Ицхаковой любимицы, которая на поверку оказалась ближницей колдуна Хабала. Хороши у Жучина лазутчицы, ничего не скажешь. Мудрено ли, что, имея таких осведомителей, Митус и Ицхак бесславно провалили дело, порученное каганом, и подставили под удар Горазда. Брех уверял, что боярин Драгутин непременно повесит женщину, и ган впервые пожелал своему врагу даджану успеха. Мечника Горазд обласкал, выдал обещанную плату в двадцать гривен и взял в свою дружину. В столь смутное время нужны верные люди, а на Бреха в любой ситуации можно опереться. В последнее время Горазд все больше склонялся к мысли, что дружину лучше набирать не из родовичей, а из людей пришлых, неподвластных влиянию старейшин. Тогда разговор с лучшими мужами рода у гана будет совсем иной.

В каганов дворец званы были только славянские и скифские ганы из прилегающих к стольному граду земель. Похоже, Битюс всерьез был обеспокоен возрастающей силой князей и их стремлением к объединению.

Место Горазду отвели хоть и не во главе стола, но и не в охвостье. Гану почему-то было приятно, что Жучин, прежде располагавшийся много выше Горазда, ныне сидел с ним рядом. Судя по всему, влияние Ицхака в кагановом окружении сильно ослабло после поражения в радимичских землях. Впрочем, Ицхак не выглядел удрученным и приветствовал Горазда сердечно и весело. Ган сильно подпортил ему настроение, рассказав о незавидной участи женки Рады.

- Жаль, - покачал головой Жучин. - Она бы нам пригодилась.

Разговор пришлось прервать, поскольку у стола появился каган Битюс в сопровождении двоих самых знатных славянских ганов - Синеока и Митуса. Синеок сел одесную Битюса, а Митус - ошуюю. Прежде они садились в обратном порядке, все это заметили и отметили немилость Битюса к толстому гану. Горазда слегка удивило то обстоятельство, что сопровождавший всегда Битюса что на пиру, что в походе ган Ачибей ныне отсутствовал, как отсутствовали и прочие ближние к кагану печенежские вожди.

- Ачибей с каганом в ссоре, - шепнул Ицхак Горазду, - и большая часть печенежских ганов откачнулась за ним.

Весть была неприятной, а за ней уже чудилась распря между каганом и печенегами. Сейчас не время было расспрашивать Жучина о причинах ссоры, но слова его Горазд на ус намотал. И, пораскинув умом, пришел к выводу, что эта ссора ему, пожалуй, на руку. Ибо вряд ли каган при столь щекотливых обстоятельствах станет чинить спрос пусть и с крупно промахнувшихся, но преданных ему славянских ганов.

Пустив братину по кругу, каган навис над столом нахохленным гавраном27. Битюс был годами немолод, но крепок и станом, и духом. Морщины только-только тронули его лицо, хотя седина уже изрядно посеребрила волосы и бороду. Каган от природы был темноволос, а потому седина особенно бросалась в глаза наблюдателю. По вечно смурному лицу кагана трудно было определить, в каком настроении он пребывает. Впрочем, Горазд имел все основания полагать, что настроение Битюса не из лучших. Иудейская вера, сплотившая было разноплеменных ганов, ныне становилась камнем преткновения в отношениях с Русью, и Битюс не мог не отдавать себе отчет в том, что этот камень может обрушиться ему на голову в самое ближайшее время.

Каган Битюс очнулся наконец от дум и поднял голову, чем сразу же заставил примолкнуть разгулявшихся было языком гостей. Начал каган без предисловия и не говорил, а словно бы облаивал своих врагов:

- Ныне многие не чтут волю кагана, а того не понимают, что каган - единственная опора порядка, установленного на наших землях. Падет, каган и все рухнет. И все племена захлебнутся в усобицах. Все хотят кланяться своим божкам и не хотят понимать того, что единый для всех ряд только единый Бог удержать сможет. А рука Бога на наших землях - каган. Иные правду нового Бога называют кривдой. Но только этот Бог может остановить межплеменные и межродовые усобицы, которые ведутся от имени божков и пращуров. От правд многих божков наши земли приходят в запустение. Так-то вот, ганы. И среди вас есть такие, которые не хотят кланяться истинному Богу, а значит, не желают признавать единого для всех ряда. Почему продолжаете жертвовать божкам и пращурам? Ища личную выгоду, вы рушите выгоду общую, которая одна только может поддержать мирную жизнь на наших землях.

Каган умолк так же внезапно, как и заговорил, и ганы, затаив дыхание, смотрели, как Битюс пьет, захлебываясь вином и яростью. Вино обильно лилось на алый кафтан кагана и шитое серебряной нитью покрывало, но ярость Битюса не прорвалась наружу, сумел он все-таки утопить ее в вине.

- Дело не в старейшинах, - осторожно заговорил, прокашлявшись, скифский ган Карочей, - иные уже давно кланяются иудейскому Богу, другие готовы поклониться не сегодня, так завтра. Но как быть с простолюдинами? Наши родовичи и одноплеменники привыкли чтить пращуров и своих богов и от их защиты не откажутся. А раскол между старейшинами и народом может обернуться большими бедами.

Опасения, высказанные ганом Карочеем, разделяли многие из сидевших за столом, а потому его слова были встречены одобрительным гулом. Каган Битюс метнул в сторону скифского гана злобный взгляд, но промолчал, давая высказаться и другим. Родовые ганы хоть и побаивались гневить кагана, но и не спешили его поддерживать, отлично понимая, что такая поддержка может обернуться большой усобицей между хазарами и ближниками славянских богов.

- Где это видано, чтобы пастухи оглядывались на стадо, ган Карочей? - подал голос среди неловкого молчания ган Синеок. - Мало ли что может прийти в бараньи головы, так неужели нам бежать за ними к пропасти? Ганы и старейшина должны сплотиться вокруг кагана Битюса, не считаясь ни с родовыми, ни с племенными различиями, в этом наше общее спасение.

К словам гана Синеока присутствующие не остались безучастны, и одобрение ему выражали даже горячее, чем молодому Карочею. Ган Синеок славился острым нюхом, позволявшим учуять выгоду там, где ее никому и в голову не пришло бы искать. Со своим родом Синеок давно уже не считался, а по части ростовщичества мог переплюнуть любого хабибу. Иные осуждали Синеока, живущего не по правде славянских богов, но большинство ганов и старейшин лишь завистливо вздыхали, глядя на удачливого человека.

- А пойдут ли простые хазары за ганами или, чего доброго, станут искать других пастухов?

Этот заданный с дальнего конца стола вопрос так и повис в воздухе. Для гана Горазда было абсолютно ясно, что кагана поддерживают богатые старейшины самых могущественных родов, а также ганы, имеющие под рукой наемные дружины. А для того же гана Карочея переход в иудейскую веру будет означать разрыв с родом и дружиной, сплошь состоящей из печальников славянских богов. Каган и его ближники не столько от родов зависят, сколько от дани, получаемой с окрестных земель. Этот кус им только пришлый бог может обеспечить, вот почему они так за его интерес хлопочут. Если бы услуги гана Горазда щедрее оплачивались из каганской казны, он тоже не стал бы держаться за родового пращура, а на заведенный славянскими богами ряд просто махнул бы рукой.

ГЛАВА 2
В ГОСТЯХ У КУПЦА

За кагановым столом Горазд помалкивал, но, оставшись наедине с Жучином, высказал умному хабибу все, что на душе накипело. Разговор шел вдалеке от Битюсовых соглядатаев, в доме Ицхака, куда гостеприимный хозяин пригласил гостей. Кроме Горазда в горнице находился еще и ган Карочей, озабоченный и собственной речью на пиру, и недовольством этой речью кагана Битюса.

- Пока благополучие ганов и старейшин зависит от рода, не будут они кланяться твоему богу, Ицхак, - сказал Горазд в заключение.

Горазда горячо поддержал Карочей, а Жучин призадумался, поглаживая рукой черную бородку. Ганы с интересом разглядывали стены нового Ицхакова жилища. Дом был каменный, поменее, конечно, каганова дворца, но роскошью ему не уступающий.

Карочей исходил завистью. Горазд, попривыкший уже к княжеским теремам и дворцам ближних к Битюсу ганов, не столько завидовал, сколько злобствовал. Если хотят каган и его ближники ганского единства, то пусть поделятся толикой получаемого с дальних и ближних земель серебра.

- Если городские князья откажутся платить дань кагану, то и ныне кланяющиеся новому богу ганы вернутся на старые капища, - сказал с усмешкой Горазд. - Печенеги-то из-за платы поссорились с Битюсом?

- Угадал, - подтвердил Жучин. - Ачибей требует большей доли, но каган считает, что время для повышения оплаты печенежских услуг еще не приспело.

- А если печенеги поднимутся против кагана? - спросил Карочей.

- Не поднимутся, - успокоил Ицхак. - Ачибей человек разумный, покипит и успокоится. Если каждый ган начнет сам определять свою долю в общем пироге, то тогда каган нам не нужен. Битюс готов платить щедро, но только тем, кто ему верно служит.

Ган Горазд криво усмехнулся: каганова любовь ненадежна, сегодня тебя златом и серебром одарят, а завтра голову снесут, если оплошаешь. Пока за ганами идут простые родовичи, Битюс вынужден будет с ними считаться, а не будет за ганами силы, каган отмахнется от них как от надоедливых мошек. Верных слуг каган может набрать где угодно и из кого угодно. Помогать Битюсу в его борьбе с ведунами Горазд готов, но только для того, чтобы самому сесть на место городского князя. А быть приблудой при кагановом дворе, в этом для гана и чести мало, и пользы.

- Не о том вы думаете, ганы, - вздохнул Ицхак. - Пока ведуны кланялись каждый своему идолу, власть кагана только усиливалась, но ныне они своих богов объединить норовят, чтобы сообща наступать на Хазарию и кагана. Вот в чем сейчас главная опасность и для Битюса, и для вас. Ибо если победа останется за ведунами, то в хазарских землях произойдет то же самое, что уже имеет место быть в землях радимичских, новгородских и полянских. На твоих землях, ган Карочей, будет сидеть боярин Драгутин, а на твоих, ган Горазд, боготур Торуса, и править они будут по установленному их богами ряду.

- Эти боги не только их, но и наши тоже. Они нас в обиду не дадут.

- А разве ты, ган Карочей, будешь толковать волю богов? - усмехнулся Жучин.- Ведь ты же не божий ближник? Ты даже не вправе сам жертву принести богам, а только при посредстве волхвов и ведунов. И как принудить бога сделать нужное дело для рода или племени, ты не знаешь. А боярин Драгутин знает. Ну что там от богов идет, а что от расторопных ближников - поди, разберись. Сегодня поутру к нам приплыл купец Верига, я успел с ним парой слов переброситься, но вести он привез важные. Боярин Драгутин стал тайным мужем богини Макоши, и Верига с твоим, Горазд, хазаром эту свадьбу видели собственными глазами.

- Быть того не может! - ахнул Карочей. - Разве ж простой смертный достоин возлежать на ложе богини?!

- Простой смертный, вроде меня или тебя, ган, естественно, недостоин, но ведун и кудесник - совсем другое дело, - засмеялся Жучин.

Новость, что ни говори, была оглушительной. Можно, конечно, принудить бога к малой услуге, но чтобы завалить на ложе богиню Макошь, надо иметь редкостную силу и такое же нахальство.

- А кто из моих хазар вернулся? - спросил Горазд.

- Гудяй, - отозвался Жучин. - Я встретил их на пути к кагану, поэтому не было времени расспросить подробнее. Пригласил их к себе, но что-то задерживается купец.

Про Гудяя Брех говорил, что тот сгинул в устроенной Драгутином ловушке, но, выходит, ошибся мечник - вывернулся удатный хазар из расставленных даджаном сетей!

Вбежавший служка доложил о прибывшем купце, и Жучин обрадованно махнул рукой: зови. Верига вошел не один, а с хазаром Гудяем. Горазд хазара обнял и одобрительно похлопал по спине. С Веригой ганы тоже были знакомы, случалось обращаться за помощью. И, надо признать, купец меру знал и не требовал большого роста со славянских и скифских вождей.

Ицхак, как гостеприимный хозяин, поднес по гостевой чарке Вериге и Гудяю. Гости слегка замешкались, привечать ли хозяйских щуров, но потом решили от обычаев не отступать и сплеснули немного вина на блистающий пол. Впрочем, несмотря на обилие чужих вещей, уклад в доме Ицхака был вполне славянским, что никого из присутствующих не удивило, ибо Жучин родился и вырос в Хазарии, а его дед и отец служили еще отцу Битюса.

Разговор начали неспешно. Верига подробно обсказал, какие ныне цены на торгах и что слышно в землях радимичских и новгородских. Купец хвалил мед нынешнего сбора и жаловался на дороговизну.

- А куда делись Глузд с Хветом? - спросил Горазд у хазара.

- Уговорила их женка Рада послужить колдуну Хабалу, - пояснил Гудяй. - Мол, колдун Хабал нового бога породил и выращивает, а они, значит, будут его ближниками. Звал меня Хвет с собой, но я пока ума не лишился.

- Никогда не слышал, чтобы простой смертный сам выращивал себе бога, - удивился Горазд.

- Хабал человек непростой, - возразил Гудяй, - ходил он в дальние страны и набрался всякой всячины у тамошних колдунов.

- Говорят, под рукой Хабала уже более тысячи шалопуг, - подтвердил слова хазара купец Верига. - Нашего брата он не трогает, а божьих ближников зорил и в землях кривицких, и в землях новгородских. У многих простолюдинов от его посулов помутилось в голове. Думаю, изведут его ведуны, как изводили всех прочих колдунов.

- А что с богиней Макошью? - напомнил ган Карочей.

- Собственными глазами видели, - понизил голос Верига. - Сошла богиня Макошь на ложе к боярину Драгутину, и то ложе сразу же взялось голубым пламенем.

И еще много чего рассказали купец с хазаром удивленным ганам. Скептически хмыкавший поначалу Ицхак к концу рассказа посмурнел лицом. Не похоже было, что выдумали все это Верига с Гудяем, уж больно складно у них получалось, как у истинных свидетелей из ряда вон выходящего происшествия.

- Интересно, зачем понадобилась эта свадьба божьим ближникам? - задумчиво спросил ган Горазд. - Уж не в каганы ли они прочат новоявленного мужа Макоши?

- Вряд ли, - покачал головой Ицхак. - Свадьба была тайной.

- Где же тайной, если о ней весь свет знает?! - возмутился Карочей.

- Тем не менее боярин Драгутин так и останется тайным мужем богини, и не более того. Каганом ему не быть, этого не допустят ближники других славянских богов.

Верига, пересказав все новости, засобирался восвояси. Купец долго благодарил Ицхака за хлеб-соль и степенно кланялся. Хозяин в долгу не остался и проводил гостя до дверей. Верига, конечно, птица невеликая, но коли в дом зван, то почет ему следует оказать, как того требует обычай. Гудяй тоже распрощался с хозяином и ганами, и на его поклон Жучин ответил поклоном, хотя до дверей провожать не стал.

- Гана Карочея надо послать к Всеволоду, - сказал Горазд, когда дверь за Веригой закрылась.

- А почему меня? - удивился скиф.

- Твоя мать доводится сестрой князю Всеволоду. Негоже дядьку обижать невниманием. Неужто Великий князь укажет на порог сестричаду?

- На порог не укажет, но и доверием не проникнется, - усмехнулся Карочей.

- А ты к дядьке с подходцем, - посоветовал Горазд. - Нудит-де каган Битюс принять новую веру, а у тебя душа не лежит к пришлому богу. Пусть Всеволод поможет тебе разрешить сомнения.

- А как посмотрит на это каган Битюс? - засомневался Карочей. - Мои сегодняшние слова не очень-то ему понравились.