Чтение 17–й страницы книги ~Транзит~

повезло - ему удалось загнать оленя в заросли, где тот безнадежно
запутался. Потом Том сломал ему шею тяжелой дубинкой.

Том, однако, не принимал участия в трапезе. Когда, наконец, он сумел
взять себя в руки после унизительного, пусть и невольного досмотра,
которому подверглась его личная жизнь. Том стал помогать приводить лагерь
в порядок. Но он все время молчал и двигался как в трансе. Мэри несколько
раз пыталась с ним заговорить, но, раз за разом наталкиваясь на стену
молчания, в конце концов сдалась.

Наконец, лагерь приобрел более или менее пристойный вид. И тогда Том
снова заговорил.

- Барбара, - совершенно спокойным голосом сказал он. - Не могла бы ты
пожертвовать мне полбутылочки виски? Я хотел бы отметить лишний день
рождения.

Она дала ему бутылку, и, крепко сжав ее в руке, Том удалился в
палатку, которую они делили с Авери. Это произошло пару часов тому назад.
С тех пор Том из палатки не выходил. Оттуда не доносилось ни звук, разве
что изредка - приглушенный стук бутылки о пластмассовый стакан.

Авери мрачно глядел в огонь. "Вот и кончается второй день, - думал
он. - Вот и кончается гордость, самоуверенность, порядок и чертово
руководство".

Ну и дурак же он был, полагая, будто они смогут играть веселую
четверку на коралловом острове. Дурак, что не настоял на непрерывной
охране лагеря. В общем, дурак и точка.

Лагерь, судя по всему, "обработали" впервые замеченные Мэри
"греческие боги". Животные не могли такого устроить. И если только
нападение его, ее, или скорее всего, их, на пустой лагерь не было чистой
случайностью, то с неумолимой и жестокой логикой следовало, что он, она,
или скорее всего, они довольно долго следили за лагерем и людьми. Может, и
сейчас они прячутся где-нибудь в темноте, планируя новое развлечение для
своих жертв. У Авери даже мурашки побежали по спине от этой мысли, и он
постарался ее забыть. Если он и дальше будет продолжать в том же духе, то
очень скоро со всех сторон появятся невидимые глаза... и пара батальонов
кровожадных дикарей.

К счастью, Барбара отвлекла его.

- Что нам теперь делать? - спросила она.

На этот вопрос Авери мог ответить. Кто угодно мог ответить на этот
вопрос.

- Переезжать, - сказал он. - Как только рассветет, мы найдем место,
которое можно легко защитить. Там мы и поселимся на полуосадном положении,
пока ничего не изменится.

Он мог бы добавить: или пока мы не перестанем существовать как единая
группа; или пока нас всех не перебьют; или пока мы все не заболеем; или
пока нас не сожрут дикие звери; или пока из какого-нибудь четвертого
измерения на нас не вывалятся огромные золотые сферы; или пока нас всех не
усыпят маленькие блестящие кристаллы, и мы не проснемся в раю. Все это
казалось Авери примерно одинаково возможным. По правде говоря,
единственным абсурдным предположением являлось, что они, все четверо,
выживут и обоснуются на этой, чужой им, планете.

Но Барбаре было одиноко и страшно. "Долг каждого английского
джентльмена (давно вымершая особь!), - думал Авери, - прежде всего спасать
женщин и детей". Подумав, он решил ободрить Мэри и Барбару оптимистичной
сказочкой.

- Вы особенно не волнуйтесь, - начал он. - Сегодня еще только второй
день Скоро мы овладеем ситуацией... Сегодня нам досталось на орехи, но в
некотором смысле нам еще повезло. Мы поняли, что здесь ничто нельзя
считать само самим разумеющимся. Ничто. Мы усвоили очень важный урок. И
обошелся он нам всего лишь в несколько предметов, так сказать, роскоши и
кое-какой кухонный инвентарь. Завтра, первым же делом, мы найдем
практически неприступное место, а затем...

- От твоих слов нам стало значительно легче, - сухо прервала его
Барбара. - Боюсь, урок обошелся нам куда дороже, чем ты думаешь. И я даже
знаю, кто оплатил счет, - и она кивнула в сторону палатки, где сидел Том.

- Бедняга Том, - вздохнула Мэри. - Как вы думаете, с ним будет все в
порядке?

- Ну, разумеется, - раздраженно воскликнул Авери. - Пострадала только
его гордость. И все. Все рано и поздно оказываются в подобном положении.
Правда, обычно это происходит рано, а не поздно...

- Похоже, Том испытывал это в течение последних пятнадцати лет с
завидной регулярностью. Может, этот последний удар сработает по принципу
"победить или умереть"... Но я бы не хотел гадать, как оно выйдет.

В этот момент, откинув полог, из палатки появился Том. В руке он
держал бутылку из-под виски. Пустую.

- Дети мои, - басом сказал он. - Мне почему-то кажется, что вы
поминали имя некоего Томаса Саттона, эсквайра, всуе... Можно
присоединиться к вашему застолью?

- Рад, что ты смог прийти, - ответил Авери, решив, что беспечный
ответ - самый безопасный.

- Есть хочешь? - спросила Мэри. - Отбивные просто великолепны.

Том яростно затряс головой.

- Ибо он питался медовой росой и пил молоко рая... Извините, друзья,
но у меня для вас есть подарок.

Он снова скрылся в палатке. А через несколько секунд появился, держа
в руках охапку цветных картинок.

Одну из них он протянул Авери.

- Держи вот эту, старина. Coitus exoticus. Как, черт возьми, они
ухитрились встать в эту позу?

Авери решил остаться беспечным.

- Есть только два возможных ответа. Они это делают с помощью зеркал.
Или же это результат пластической операции.

- Совсем неплохо, шкипер, - хмыкнул Том. - Подыграем старому дураку,
так? Делаем вид, будто ничего не случилось, и все такое прочее...

Повернувшись к Барбаре, он сунул ей другую фотографию.

- Оцени-ка художественные достоинства этого экземпляра, красавица ты
моя. Coitus suntheticus. Оружие, милая леди, здесь из первоклассного тика.

- Том, - спокойно отозвалась Барбара. - Что ты, черт возьми, хочешь
нам доказать?

- Ага! - радостно воскликнул Том. - Прекрасный вопрос. Теперь я вижу,
что сегодня здесь собралась взрослая и очень серьезная аудитория. Что я
хочу доказать? И правда, что? Дорогая леди, мне нечего доказывать. Все
fait accompli. Том, впавший в детство тип, наконец разоблачен. И вот перед
вами стоит Томас Саттон, эсквайр. Стоит перед вами и что-то мычит, и
страдает психиатрическим поносом.

- Том, дорогой, перестань, - заплакала Мэри. - Перестань, пожалуйста.
Ты нам нужен... Очень нужен.

Рыдания наполовину заглушили ее слова. Но эффект получился поистине
волшебный.

- Кажется мне, я слышу голос дамы, попавшей в беду, - начал Том и
вдруг замолк.

Он растерянно заморгал, закачался, чуть не упав в костер, и с размаху
уселся рядом с Мэри.

- Что ты сказала? Мэри, что ты сказала?

- Не надо так, - хлюпала Мэри. - Не мучай себя, пожалуйста... Мы не
можем без тебя... Вы с Ричардом... Вы должны...

Том обнял Мэри за плечо. В этот миг он казался на удивление трезвым.

- Ты сказала: Том, дорогой... Это очень мило с твоей стороны, но
совсем не обязательно. Это вовсе не должно что-либо значить. Мэри, ты
должна это понимать. Это вовсе не должно что-либо значить. Но то, что ты
можешь сказать: Том, дорогой... После того... Никто никогда раньше не
говорил: Том, дорогой... Наверно, моя мать. И больше никто... Не плачь,
Мэри. Мне нужно, чтобы во мне нуждались. Мне это было нужно много-много
лет.

Авери хотелось провалиться сквозь землю. Барбаре тоже. Они
присутствовали при чем-то слишком остром, слишком болезненном, слишком
личном для такой большой компании. Но они ничего не могли поделать, не
могли никуда уйти. Они могли только сидеть и слушать.

И вдруг Том схватил в охапку фотографии и картинки и с размаху
швырнул в огонь.

- Жертва всесожжения богине бессильных гормонов! - закричал он. -
Прощание англичанина с бесстыдством!

Он захохотал и - чудо из чудес - его смех звучал действительно
весело.

- Господи, сколько бы эта коллекция стоила на Нижней Четвертой улице!

- Ты подал нам всем пример, - заявила Мэри, вытирая заплаканные
глаза. - Я при всех отказываюсь от шоколада и моей тряпичной куклы.

- Вы такие волевые, - захихикала Барбара. - Разбойники, вы куда
сильнее меня. Можно мне еще хоть немного попользоваться моим костылем? Мне
без виски никуда.

- Вы находитесь в штаб-квартире Лиги Борьбы за Моральную Чистоту, -
торжественно объявил Том. Он икнул. - Приказом герр капитана Ричарда,
самого благородного из нас и не имеющего слабостей, вы впредь будете
ограничиваться тремя порциями виски в день.

- Но ведь Авери тоже не без изъяна, - улыбнулась Барбара. - И его
слабость - самая страшная из всех.

- И в чем же моя ахиллесова пята? - поднял бровь Авери.

- Воспоминания, - ответила Барбара, кладя руку ему на колено. -
Слишком много воспоминаний.

Авери подумал о Кристине. А потом подумал о смертельном холоде долгих
лет после ее смерти. Может, Барбара и права. Может, бывают воспоминания,
которые становятся пороком. Может, это как-то связано с пьедесталами и
совершенством... и горькой, одинокой радостью сотворения образа слишком