флота, известные морские поговорки, имена капитанов и спортивных звезд...
сколько секунд до выпуска и что дадут на обед. Все это его не смущало -
ответы можно было запомнить, за исключением количества секунд, оставшихся
до выпуска. И он придумал формулы, которыми успешно обходился потом.
учетом каждого прошедшего часа. Скажем, через пять часов после побудки в
шесть утра - следует прибавить восемнадцать тысяч секунд к базовому числу.
Прошло двенадцать минут - прибавь еще семьсот двадцать секунд. Так что в
полдень сотого дня перед выпуском, например, без двенадцати минут и
тринадцати секунд час, Дэвид мог ответить: "Восемь миллионов шестьсот
тридцать две тысячи семьсот двадцать семь секунд". Принято было считать,
что обучение завершается в десять часов утра, и Дэвид выпаливал цифру,
едва его спрашивали, предварительно рассчитав ее.
дожидаясь, чтобы стрелка подошла к нужной отметке, - но на самом деле
производил в уме вычисления.
используете здесь, на Секундусе, а основанные на двадцатичетырехчасовых
земных сутках, с их шестидесятиминутным часом, и минутой, состоящей из
шестидесяти секунд. Он разбил время после побудки на большие и маленькие
интервалы в десять тысяч, тысячу и сотню секунд. И заучил таблицу
перевода.
Господи, его безгрешную душу, проще вычесть десять тысяч или тысячу из
многих миллионов, чем семь тысяч двести семьдесят три, как в приведенном
мною примере. Новый метод Дэвида позволял избежать дополнительных
вычислений. Например, десять тысяч секунд после побудки - это восемь часов
сорок шесть минут сорок секунд. Когда Дэвид составил свою таблицу и заучил
се, на что ушло меньше дня, определять необходимое значение стало гораздо
легче: он мгновенно вычитывал наступающий стосекундный интервал, а затем
прибавлял (не вычитал) две цифры текущего времени, чтобы из приближенного
ответа сделать точный. Две последних позиции всегда замещались нолями -
проверь сам, - и он мог назвать все миллионы секунд и при этом не
ошибиться.
счетчик - гениальный идиот наподобие Либби. Он был не идиотом - а сельским
мальчишкой, сумевшим воспользоваться головой для решения простой задачи.
Но староста группы, раздраженный тем, что Дэйв оказался "умным ослом" - а
это значило: сделал такое, что самому старосте не под силу - приказал ему
выучить наизусть таблицу логарифмов. Дэйва это не смутило - пугал его
только "честный труд". И он принялся за дело, выучивая каждый день по
двадцать чисел. Как считал первоклассник, этого было довольно.
учить еще три недели, но уже для себя. Интерполяция позволила ему получить
первые десять тысяч чисел и избавиться от таблиц логарифмов - вещь
чрезвычайно полезная в те времена, когда компьютеров не существовало.
было остаться без обеда, и он привык есть торопливо, внимательно
прислушиваясь ко всем вопросам и отвечая на них. Некоторые из вопросов
были с подвохом, например: "Мистер, вы девственник?" Как бы ни ответил
плебей, ему было несдобровать. В те дни вопросам невинности и ее
отсутствия уделялось повышенное внимание, не могу сказать почему.
обнаружил, что на данный вопрос можно ответить: "Да, сэр, о чем
свидетельствует мое левое ухо". Или "пупок".
того, чтобы плебей проявил кротость в ответе, а это считалось смертным
грехом. И как ни старался плебей, как ни пытался удовлетворить всем
немыслимым требованиям, но раз в неделю первый отличник решал, что того
следует наказать - без суда, но строго. Наказания различались от мягких -
многократно, до упаду, повторения упражнений, - их Дэвид особенно не
любил, они напоминали ему о "честном труде" - до сильных: самой настоящей
порки пониже спины. Ты, Айра, наверное, скажешь: чего тут страшного? Но я
говорю не о шлепках, которые получают иногда дети. Здесь побои наносились
либо клинком плашмя, либо щеткой, приколоченной к длинному древку. Трех
ударов, нанесенных здоровым взрослым человеком, хватало, чтобы превратить
седалище жертвы в сплошной кровоподтек.
совсем было нельзя - разве что попросить пощады - а некоторые отличники
были просто садистами. Сжав зубы, Дэвид терпел, полагая - и совершенно
справедливо, - что если убежит из школы, то тем пошатнет абсолютную власть
первого отличника. Так он думал, глядя на южную оконечность нового мула, и
терпел.
"честного труда", грозили и другие, не менее серьезные опасности.
Армейский мистицизм включал в себя идею о том, что перспективный офицер
должен преуспевать и в атлетических видах спорта. Не спрашивай почему,
рациональное объяснение здесь возможно не более чем в иных из областей
теологии.
И каждый день Дэвиду приходилось тратить два номинально свободных часа не
на дремоту и не на мечты в библиотеке, а на утомительные упражнения.
неоправданные энергетические затраты, но и угрожали столь ценимой им
собственной шкуре. "Бокс" - вот вам давно забытое слово, означающее
бесцельный, условный поединок, в котором двое мужчин сходились врукопашную
на определенное время или пока один из бойцов не лишится сознания. Еще был
"лакросс" - нечто вроде сражения туземцев, прежде населявших тот
континент. Две группы мужчин гоняли дубинками метательный снаряд, с
помощью которого устанавливался счет. Однако перспектива заработать еще
один синяк или даже перелом повергала нашего героя в уныние.
команды пловцов пытались друг друга утопить. Но Дэвид делал вид, что
плавает плохо, лишь на столько, чтобы не исключили из школы. Пловец-то он
был великолепный - выучился плавать в семь лет, когда пара кузенов
столкнула его в ручей - но старательно скрывал свое умение.
всегда старался выделить из числа своих жертв новичка, который мог
преуспеть в этом организованном побоище. Дэвиду не приводилось прежде
видеть такое, но уже при первом взгляде его мирная душа наполнилась
ужасом.
продолговатый пузырь по огромному полю, преодолевая сопротивление
конкурирующей команды. Были там разные ритуалы и малопонятная
терминология, но идея тем не менее казалась несложной.
небезопасная, поскольку ритуалы позволяли банде противников применять
против человека с мячом дюжину насильственных приемов. Самый мягкий
позволял перехватить его на бегу и бросить на поле, словно груду кирпича.
Иногда, на владеющего мячом набрасывались трое или четверо соперников,
совершая при этом недостойные и грубые действия, ритуалами недопускаемые,
однако не заметные в таком бедламе.
случалось и такое, увечья же были делом обычным.
бола" - рост, зрение, быстрота и рефлексы. И первоклассники после
возвращения с морских учений непременно наметили бы его в качестве
добровольного кандидата в "священные жертвы".
спорта. Он и нашел такой.
можно говорить прямо. В истории Земли было такое время, когда меч, которым
непрестанно пользовались четыре тысячелетия, перестал быть оружием. Однако
как пережиток мечи тогда еще существовали и сохраняли отчасти тень древней
своей репутации. Считалось, что джентльмен должен был уметь пользоваться
мечом и...
это... ах. Хорошо, дай-ка подумать. Общее определение... Боже, все это
достаточно сложно. Что-то там говорилось о рождении, дескать, суть
наследовалась генетическим путем. Но вот что за суть? Предполагалось, что
джентльмен предпочитает быть живым львом, а не мертвым шакалом. Лично я
всегда предпочитал быть просто живым, что выводит меня за пределы правил.
Ммм... если серьезно, можно сформулировать так - качество, обозначаемое
этим названием, знаменовало медленное складывание в человеческой культуре
этики, более высокой, чем простая личная заинтересованность - чересчур
медленное, с моей точки зрения - на нее до сих пор нельзя опереться, как
на костыль.
летчики, один Аллах знает почему.
таковыми их считал закон. А потому они учились владеть холодным оружием:
начальные основы, просто чтобы не порезать себе руки или не зарубить
случайно подвернувшегося очевидца. Для того чтобы сражаться мечами, этого
было бы маловато, а когда протокол требовал ношения мечей, видок тоже
оказывался достаточно глупым.
таким престижным, как футбол, бокс, даже водное поло, но в перечень