деревни. Они все сидели в ряд под соломенным навесом, привалившись спинами
к стене постоялого двора. У их босых ног барабанил по земле сильный, но
теплый апрельский дождик.
Но остановить дождь человек не в силах. Да никто и не пытается сделать
это.
остальные, казалось, не разделяли его категоричности.
дождя, как правило, не было.
мэр.
подхватил другой, и опустилась непроницаемая, словно пелена дождя, тишина.
со стены висевшую там старую лютню - трехструнный инструмент с длинным
грифом, широко распространенный на Острове Шелка, - и теперь тихонько
наигрывал на ней, стараясь не перекрывать стук капель дождя по соломенному
навесу.
выдавали за шелк с Лорбанери. Иногда это действительно был шелк, но ни
разу - с Лорбанери.
года это длится, пятый пошел.
самодовольным голосом какой-то старик, - когда умер старый Милди, да,
умер, а ведь он был моложе меня. В Канун Вспашки он умер.
голубого материала мы выручим столько, сколько некогда за три рулона.
возразил тощий, вызвав тем самым получасовую дискуссию относительно
качества красителей, используемых в больших станках.
всплеск эмоций. В результате выяснилось, что весь процесс крашения - это
прерогатива одной семьи, члены которой, ко всему прочему, называли себя
колдунами. Но если они и являлись таковыми, то теперь утратили свое
искусство, а никто другой, как метко подметил тощий мужичок, не смог
отыскать его.
Лорбанери и тот не имеющий себе равных пурпур - "пламя дракона", что
некогда носили королевы Хавнора, уже не те, что раньше. Чего-то в них не
хватало. Жаловались на несвоевременные дожди, на красители, на очистители.
от голубой грязи, - добавил тощий и свирепо взглянул на мэра. Тот не
принял брошенный вызов, и все вновь замолчали.
островитян застыли хмурые маски. Тишину нарушали только стук дождевых
капель по бесчисленным листьям садов в долине, шепот моря внизу на окраине
деревни да мурлыканье лютни в темноте за дверьми.
сказал выглянувший в окно Аррен. - Ей хочется рыдать. Что вы желаете
послушать, добрые хозяева?
тяжелой работы руки и тела. Люди сидели не шелохнувшись и слушали теплым
дождливым южным вечером песню, такую же надрывную и тоскующую, как крик
серого лебедя среди холодных морей Эа. Даже после того, как смолкла лютня,
они еще долго хранили молчание.
всеми и во всем, заявил:
послушать какую-нибудь веселенькую песенку. Паренек всегда поет о древних
умерших героях.
затянул песенку о старом добром барреле вина и гей, гей, мы идем! Но никто
не подхватил разудалый мотивчик, и он уныло продолжал свои "гей, гей".
виноваты юнцы, всегда пытающиеся изменить ход вещей и не желающие учить
старинные песни.
Ничто больше не идет своим чередом.
покинула нас. Вот так-то. Удача покинула нас.
уходили парами-тройками, пока не остались лишь Сокол по одну сторону окна,
и Аррен - по другую. И тут Сокол, наконец, рассмеялся. Но в смехе его не
было радости.
полу и ушла. Они улеглись спать. Но среди стропил под потолком кишмя
кишели летучие мыши. Они всю ночь, пронзительно визжа, носились туда-сюда
сквозь незастекленные окна. Лишь на рассвете они все вернулись на место и
утихомирились, повиснув крохотными серыми сверточками вниз головой на
стропилах.
он не спал на берегу. Его тело отвыкло от неподвижности земли, и когда
Аррен уснул, ему представилось, что он качается, качается... затем пол
уходит из-под него... и он мгновенно проснулся. Когда Аррен, наконец,
заснул вновь, ему приснилось, что он прикован в трюме невольничьего
корабля. Вокруг него другие люди, но все они мертвы. Он рванулся из этого
сна еще яростнее, чем из предыдущего, но, едва освободившись, вновь
провалился в него. В конце концов, ему привиделось, что он остался на
корабле один, но по-прежнему закован в цепи и не в силах пошевелиться.
Затем странный монотонный голос сказал ему на ухо: "Сбрось оковы". Юноша
попытался приподняться, и ему это удалось: он встал. Аррен очутился на
какой-то обширной сумеречной пустоши, под давящим небом. Земля и спертый
тяжелый воздух были пронизаны страхом, первобытным ужасом. Это место
пугало, оно являлось воплощением страха, и он находился здесь, где
отсутствовали дороги. Аррену необходимо было найти путь наружу, но здесь
его не было, и он был беспомощен, словно дитя или крошечная букашка, а
место было обширным, необъятным. Он побрел куда-то, споткнулся и
проснулся.
душе: то место оставалось таким же обширным и необъятным. Его душила
непроницаемая тьма комнаты, и он попытался отыскать звезды в сером
квадрате окна, но несмотря на то, что дождь кончился, звезд не было. Аррен
лежал без сна, испуганный до смерти, а летучие мыши носились туда-сюда на
своих бесшумных кожистых крыльях. Временами он слышал их писк, настолько
высокий, что был еле уловим для человеческого слуха.
всех о камне эммель. Хотя ни один из горожан толком не знал, где его
искать, у каждого была на этот счет своя теория, и они горячо спорили друг
с другом, а маг внимательно слушал, выуживая, однако, сведения отнюдь не о
камне. Наконец, они с Арреном отправились по дороге, указанной им мэром -
к карьеру, где добывали окрашенный в голубой цвет грунт. Но на полпути
Сокол свернул в сторону.
красильщиков и дискредитированных магов живет поблизости от этой дороги.
слишком отчетливо помнивший Хэйра.
Место, куда утекает удача. Мне нужен проводник, который довел бы меня до
него!
последовать за ним.
строение, которое, однако, как и весь участок вокруг него, имело весьма
запущенный вид. Выцветшие коконы несобранных шелкопрядов висели на
поломанных ветках, дохлые личинки и мотыльки толстым слоем покрывали почву