чего они могли бы пожелать интровертироваться совместно...
оставались Эрих, Брюс, Лили и я сама.
нервная система койота и храбрость дикого кота, и если бы он решил, что
для окончательной победы над Брюсом ему нужно запереться с ним вместе, то
он бы это сделал, не задумываясь ни на секунду.
прерывал Брюса своими выкриками из толпы. Правда, могло так случиться, что
между своими выкриками он тихонечко отступил назад, интровертировал
Хранитель и... да, вот в этом-то и есть основная проблема.
вам наилучшее объяснение всего, что случилось. Бр-р-р!
бессмертная?) опасность, которой он подвергал себя своим
подстрекательством к мятежу. Было только досадно, что он все время был на
виду, возвышаясь на баре. Конечно, если Хранитель был интровертирован до
того, как Брюс вскочил на бар, мы все бы заметили мигающий голубой
индикатор. Я-то наверняка заметила бы, когда оглядывалась на
девушек-призраков - если, конечно, он работает так, как объяснял Сид, а он
сказал, что никогда не видел этого в натуре - только читал в инструкции. О
Боже!
сказали бы все мужчины на Станции), потому что у него есть Лили, которая
сделала бы эту работу за него, а она имела такую возможность точно так же,
как и любой из нас. Лично я отношусь очень сдержанно к этой теории
"женщина-безропотно-подчиняется-мужчине-от-которого-она-без-ума", но
приходится признать, что в этом случае есть о чем поговорить. Поэтому мне
казалось совершенно естественным, когда, не сговариваясь, мы все решили,
что результаты поисков ни Брюса, ни Лили мы не принимаем во внимание.
незнакомцем, который каким-то образом проник в Дверь (как он умудрился это
сделать, не используя Хранитель?) или же какой-то невообразимый тайник,
может даже вне самой Пустоты. Я знаю, что последний вариант исключается -
ничего нельзя выбросить за пределы ничего - но если вам захочется
подобрать пример чего-нибудь не весьма приятного, специально созданного
для того, чтобы совершенно вас запутать, то это именно Пустота - туманная,
мутно вспененная, серая слизь...
Ведь это же должно было броситься тебе в глаза с самого начала".
нашему случаю, кто бы ни прокрался из нашей толпы к Хранителю, Брюс должен
был видеть. Он видел Хранитель поверх наших голов все время, и, что бы там
ни происходило, он это видел.
что он был занят своим актерством и большую часть времени стоял лицом к
Брюсу, создавая образ народного трибуна.
что говорил...
что произносит, и никогда еще не существовало актера, который не заметил
бы мгновенно, что кто-то из публики вдруг начинает разгуливать во время
спектакля.
как актер, который заслуживал признания; ведь похоже, никому не пришло в
голову то, что сейчас осенило меня; либо же они перешли на его сторону и
поддерживают его.
этого сделать - я становлюсь сущей чертовкой.
преисподняя, - и добавила: Что ж, тогда соответствуй своему возрасту,
Грета, твоим двадцати девяти годам - не знающим сострадания, не имеющим
корней, не признающим правил".
и стала наблюдать за нежной ссорой Брюса и Лили, расположившихся возле
контрольного дивана, и мне страстно захотелось, чтобы и у меня была
большая любовь, которая скрасила бы мои невзгоды и дала бы хоть какую-то
замену утихшим Ветрам Перемен.
Брюса, в то же время гордо и нежно улыбаясь, она выиграла спор. Он отошел
на несколько шагов; достойно похвалы, что он не передернул плечами, глянув
на нас, хотя нервы его явно были не в порядке, и вообще было похоже, что
интроверсию он перенес не лучшим образом. Да и кто из нас мог бы
похвастаться обратным?
взглядом. Она перехватила свою челку шелковой лентой. В своем сером
шелковом платьице без талии она выглядела не столько семнадцатилетней, как
ей хотелось, сколько маленькой девочкой, хотя глубокий вырез на платье
этому образу не соответствовал.
смутное предчувствие того, что нам предстоит, потому что женщины всегда
выбирают меня в качестве конфидентки. Кроме того, мы с Сидом составляли
центристскую партию в свежеиспеченной политической обстановке на Станции.
голосом, который звучал чуть выше и еще чуть более по-британски, чем
обычно:
теперь Дверь закрылась крепко-накрепко.
смущения, потому что я представляю себе, что такое влюбленность - когда
воображаешь, что ты стал другим человеком, и до смерти хочется жить другой
жизнью, и пленяет чужая слава - хотя ты этого и не сознаешь - и передавать
их послания друг другу, и как это может все изгадить. И все же, я не могла
не признать, что ее слова были не слишком плохи для начала - даже слишком
хороши, чтобы быть искренними, в любом случае.
Дверь. А я не верю. Ему кажется, что немного преждевременно обсуждать ту
странную ситуацию, в которую мы вляпались. Я так не считаю.
вперед, выглядел он очень довольным.
Что такое, в конце концов, эта Станция? Субботний вечерний кружок кройки и
шитья имени Сиднея Лессингема?
повернулись к Эриху, и Севенси выглядел еще более громоздким, в нем как бы
стало еще больше лошадиного, чем у сатиров с иллюстраций в книгах по
древней мифологии. Он топнул копытом - я бы сказала, вполсилы - и заявил:
грузчиком с анархо-синдикалистскими наклонностями. Эрих на минутку
заткнулся и стоял, скаля зубы и уперев руки в боки.
сказала; я видела - она что-то обдумывает, лицо ее стало некрасивым и
осунувшимся, как если бы на нее дунул порыв Ветра Перемен, рот искривился,
будто она пыталась сдержать рыдание, но что-то все же прорвалось, и когда
она заговорила, ее голос стал на октаву ниже и звучал в нем не только
лондонский диалект, но и нью-йоркский тоже.
я терпеть не могу задавать вопросы, но что до меня, так это была чистая
пытка, и я только пыталась набраться духа и сказать Судзаку, что если он
не возражает, я предпочла бы оставаться Зомби. Пусть даже меня мучают
кошмары. Но я все-таки согласилась на Воскрешение, потому что меня учили
быть вежливой и еще потому что во мне сидит какой-то непонятный мне демон,
который рвется жить. И я обнаружила, что ощущения у меня все равно от
Зомби, хоть я и получила возможность порхать мотыльком, и кошмары у меня
все равно остались, разве что приобрели бОльшую реальность. Я снова стала
семнадцатилетней девчонкой; и мне кажется, всякая женщина мечтает вернуть
свои семнадцать лет - но ощущала я себя отнюдь не семнадцатилетней - я
была женщиной, умершей от нефрита в Нью-Йорке в 1929 году. А еще, из-за
Большого Изменения, которое дало новое направление моей жизненной линии, я
оказалась женщиной, умершей от той же самой болезни в оккупированном
нацистами Лондоне в 1955 году, но только умирала я гораздо дольше, потому
Акунин Борис
Максимов Альберт
Лукьяненко Сергей
Максимов Альберт
Панов Вадим
Шилова Юлия