возбуждал после мучительной поездки в Олбени и назад. Я сел поудобнее, я
Хьюз угостил меня сигаретой.
обращения. У пациентов появляется больше доверия, если все время говорят
всем: "мистер доктор". Но я не думаю, что вы нуждаетесь в такого рода
доверии.
мы собственно делаем и зачем? Карен Тэнди я знаю немного лучше чем тебя. Я
иногда думаю, почему, ко всем чертям, я ношусь в Олбени и назад ради кого-
то, кого я только что узнал.
людям? Я сам ставлю себе этот вопрос раз по десять ежедневно. По отношению
ко врачам люди считают, что это им положено. Они приходят к тебе, когда
заболеют и считают, что ты великолепен, но как только они себя почувствуют
лучше, то ты перестаешь их интересовать. Некоторые пациенты чувствуют к
тебе благодарность. Ежегодно получаешь от них открытки на праздники. Но
большая часть пациентов не узнала бы меня, пусть бы мы даже столкнулись
носами на улице.
идет о чем-то другом. Меня он интересует и по другим причинам. По-моему,
это что-то, растущее в Карен Тэнди, представляет целый клубок проблем
медицины и культуры.
чертой американцев является та, что их всегда считали совершенно новым
народом, свободным от угнетения, свободным от чувства вины. Но ведь с самой
минуты поселения здесь белый человек носит встроенную в совесть бомбу с
часовым механизмом. В Декларации Независимости ты найдешь даже попытку
затушевать эту вину. Помнишь? Джефферсон написал о "безжалостных индейских
дикарях, у которых единственным средством боя является убийство без разницы
людей любого возраста, пола и положения". С самого начала индеец считался
индивидуумом, которому Создатель отказал в каких бы то ни было правах.
Чувство вины постепенно уничтожило чувство обладания и принадлежности к
нашей собственной стране. Это же не наша земля. Это земля, которую мы нагло
украли. Рассказываем шуточки о Пэтере Миньюте, покупающем Манхэттен за 24
доллара. Сегодня такого рода договор считается кражей в прямом смысле
слова, обманом чистой воды. К тому же еще добавляется и дело Вундед Ни и
всех иных случаев резни индейцев. Мы ничего не можем с этим сделать и,
наверное, даже и не должны пытаться, но не смотря на все это, мы всё же все
виновны.
стряхнул пепел со своих уже помявшихся брюк.
Если с этим шаманом все действительно так, то впервые в истории белые люди
с полностью развитым чувством вины встречаются с краснокожим из первых дней
нашего поселения. Сегодня мы думаем о индейцах совершенно иначе. В
семнадцатом веке они были дикарями и стояли на пути нашей потребности в
земле и нашей жадности. Сегодня, теперь у нас есть все, что нам нужно, и мы
уже можем себе позволить и жалость и терпимость. Я вот заметил, что мы все
время думаем только о том, как уничтожить этого шамана, как биться с ним.
Неужели в нас нет к нему ни капли сочувствия?
наша пациентка, и ее жизнь оказалась в страшной опасности. Но разве к нему
ты ничего не чувствуешь?
часть моего ума хотела, чтобы этот шаман выжил. Ведь если бы был какой
способ сохранить жизнь и Карен Тэнди и ему, то я наверняка выбрал бы этот
способ. Я боялся его, его мощь и владение магией наполняли меня страхом, но
одновременно же он был чем-то вроде героя из легенды, и его уничтожение
означало бы уничтожение части американской истории. Он был последним живым
памятником позорного прошлого нашей страны, и убить его значило растоптать
последнюю искорку того духа, который дал Соединенным Штатам такие цветастые
и мистические основы. Он был представителем, последним представителем
истинной магии Америки.
кивал головой.
нет?
дверь. Что-то творится в ее комнате, а они не могут открыть двери.
столиком на колесах, полным бутылочек и мисочек. Мы потеряли ценные
секунды, прежде чем они сошли с дороги. Мы вошли, я нажал кнопку десятого
этажа и лифт начал спускаться.
своей силой, - сказал я. - Потому, что если может, то можно считать, что
нас уже нет.
Карен. У дверей стоял доктор Мак-Ивой, два санитара и рентгенолог Селена.
раз менялись санитары. И когда Майкл пытался войти назад, он не мог открыть
двери. Смотрите сами.
постели Карен Тэнди осталась лишь смятая, сбитая в угол постель.
ее было ужасающе бледным, стянутые в гротескной улыбке губы приоткрывали
оскаленные зубы. Она склонилась вперед под тяжестью огромного, раздутого
пузыря на затылке, а ее длинная, белая госпитальная рубашка, разодранная на
плечах, приоткрывала иссохшие груди и торчащие ребра.
неслышном ритме, как и недавно миссис Герц. Казалось, что она прыгает в
такт музыки беззвучного барабана или молчащей флейты.
подпрыгиванием.
двери. Справитесь?
с короткими, по-военному подстриженными волосами. - Мне неприятно, что так
произошло, но я не отдавал себе отчета в...
двери. Они треснули, полетели щепки, лопнуло стекло. Через неровную дыру
дунул необычно холодный порыв ветра, похожий на тот, который дул во время
нашего спиритического сеанса в жилище миссис Карманн.
вырванные из петель двери криво повисли, открывая проход. Хьюз пересек его
и двинулся прямо к колеблющейся и подпрыгивающей на коврике Карен.
Огромный, набухший нарост трясся и дрожал при каждом ее движении. Выглядело
это так омерзительно, что меня даже затошнило.
прошлый раз, ее глаза были чужие, дикие, покрасневшие, полные ощущения
силы.
глазах все еще пылала ненависть. Нарост скрутился и дернулся, как мешок, в
котором брыкается овца.
своим собственным голосом.
и он не переживет. Мы делаем все, что можем для вас обоих. Мы уважаем его.
Хотим, чтобы он жил.
инструментам.