контейнеров; но, возвращаясь, споткнулся на последней ступеньке и неуклюже
повалился вперед. Падая, я задел инстинктивно вытянутыми руками один из
бумажных пакетов. Плотно завернутый пакет лопнул под моей тяжестью и его
содержимое - аккуратно перевязанные пухлые прямоугольники вывалились
наружу.
ярко раскрашенных продолговатых предметах пачки литографических оттисков,
и еще успел удивиться, почему подобную работу заказали Тиссу, а не
какой-нибудь специализирующейся по этой части мастерской. Даже при газовом
освещении краски смотрелись контрастно и насыщенно.
"ESPANA"; под ней был оттиснут профиль человека с длинным носом и
выпяченной нижней губой; по обе стороны красовались цифры "5", а ниже шла
легенда: "CINKO PESETAS". Банкноты Испанской империи. Пачки и пачки.
было целое состояние.
не личная инициатива Тисса, а некая акция Великой Армии. Озадаченный и
встревоженный, я постарался вновь упаковать банкноты так, чтобы не
осталось никаких следов повреждения пакета.
ящиков - а когда к ней кто-нибудь приближался, я замирал от дурных
предчувствий. Подделка монеты Соединенных Штатов каралась смертью; я
понятия не имел, как наказывается подделка иностранных денег, но не
сомневался: стоит какому-нибудь дотошному покупателю случайно споткнуться
об один ящиков, даже для столь мелкой сошки, как я последствия будут
печальными.
виновным, или хотя бы хранящего важный секрет. Казалось, он и не знает,
что подвергается опасности; несомненно, подобные ситуации повторялись изо
дня в день и лишь случай да недостаток наблюдательности хранили меня до
сих пор от этих тайн.
Пондайбл не приедет. Стемнело, зажглись газовые фонари. Движение на улицах
затихало - а изобличающие нас ящики по-прежнему громоздились у двери.
Наконец послышался медленно приближающийся стук колес, а затем сварливый
голос Пондайбла:
сползал наземь.
понял?
отличиться... Выпал!
Сегодня повезешь ты.
имеет права этого требовать; я должен отказаться просто из чувства
самосохранения.
забыть, чем я обязан Тиссу.
стоила!
если ты успеешь покормить лошадь.
Потом отведешь фургон на платную конюшню. Вот деньги на ужин и на обратную
дорогу.
совершенно не к чему участвовать в их делах.
росло. Отчасти его усиливала постоянная боязнь, что из-за какого-нибудь
непредсказуемого пустяка меня остановит полиция - и сразу догадается обо
всем. Но почему меня должны остановить?
труда. То оказался один из четырехэтажных оштукатуренных домов,
построенных лет сто назад; вряд ли его отремонтировали с тех пор. У
мистера Спровиса, занимавшего цокольный этаж, одно ухо было заметно
длиннее другого - эту странность я мог объяснить лишь привычкой тянуть
себя за мочку. Он, как и все остальные, вышедшие с ним разгружать фургон
носили столь любимую воинами Великой Армии бороду.
погрузите снова.
сможем ехать.
хитроумный механизм выдавал порции стоило опустить монетку в прорезь, я
накинулся на рыбу с картофелем. Но удовольствия от того, что хоть на сей
раз я увернулся от осточертевших хлеба и сердца, было испорчено мыслями об
этом подозрительном разноухом. А ведь даже в самом лучшем случае я
находился сейчас лишь посредине своего ночного пути. Что грузят в фургон
Спровис и его помощники, я понятия не имел. Но знал наверняка: власти за
такой груз по головке не погладят.
фургона, громоздившейся у обочины, когда я уходил, уже не было.
Встревоженный, я побежал. Нагнал его у поворота, на середине квартала.
Подпрыгнул и, ухватившись за щиток, прикрывающий возницу от летящей из-под
копыт грязи, подтянул наверх.
дикой боли рука сразу онемела. В отчаянии я цеплялся из последних сил.
Пусть лезет.
назидательно:
мог тебе и перо в бок вставить.
фургона. - Какие мы невежи, что не подождали владельца!
и теперь, когда гнев мой схлынул, я впервые по-настоящему испугался.
Вокруг были боевики Великой Армии - те, кто регулярно совершает избиения,
поджоги, ограбления и убийства. Я был безрассуден, но мне повезло; лучше и
не пытаться завладеть вожжами.
людей - но и без того мне было ясно, что фургон перегружен. Мы повернули
на север по Шестой авеню; в свете уличных фонарей я увидел, что правит
Спровис.
"Эри" (*28).
исполнен угрозы. Я заткнулся.
Прежде всего, это привлекало к фургону внимание, да еще в такое время,
когда грузовые перевозки практически завершились, и на улицах остались
частные экипажи, кабриолеты, наемные лошади для верховой езды да минибили.
Я отчетливо представлял себе, какая толпа соберется, если наша лошадь
падет - и сколько всевозможных подозрений на наш счет эта толпа выскажет.
Не приходилось даже надеяться, что храбрости Спровису придает сознание