эту картину наяву. Для Шэрон она, вероятно, будет тем мимолетным
ослепительным блеском, который толпа называет славой, и достижения ее
современников станут всего лишь слабым эхом ее достижений. Но даже если в
конце ее ждет черное крушение надежд, Шэрон - музыкант и ей не дано
избежать предначертанного судьбой. Я обязательно должен встретиться со
слепой миссис Уилкс: нам есть о чем поговорить...
я любовался Шэрон и даже воплей баскетболистов не замечал, пока не уловил
краем глаза какое-то движение. Я сидел ссутулившись и в тени. Поэтому он,
наверное, не заметил меня. Но, пытаясь оглянуться, я привстал, и он
стремительно скользнул в коридор, отвернув лицо и опустив голову. Даже
увидев мельком желтые волосы, я не был уверен, что это Билли Келл. Двери
мягко затворились. Он исчез.
мальчишка! Подумаешь, заглянул приятель Шэрон по играм и, увидев здесь
взрослого, застеснялся!.. Но поспешно отступление "приятеля" выглядело
вороватым - словно крыса прошмыгнула... И я почувствовал холод в горле.
Человеческим эквивалентом этого ощущения является то, что люди называют
гусиной кожей...
Но Билли не увидел. Не было его и среди немногочисленных зрителей вокруг
площадки. Впрочем, это ничего не значило.
час. Возможно, я частично пребывал в состоянии марсианского созерцания, но
я так не думаю. А думаю я, что это было односторонней связью. Упорно
трудившиеся пальчики Шэрон завлекли меня, подчинили мою душу. И я делил с
ней напряжение, надежду, ее маленькие, но значительные победы. А теперь
она остановилась и из своего солнечного сияния наблюдала за мной.
школьного пианино моя игра была вполне сносной, хотя оно мало напоминало
те три "стэйнвэя", которые несколько десятилетий назад мы с таким
мучениями доставили в разобранном виде в Северный Город. Скорее оно
напоминало мне "Бехштейн", на котором я однажды играл в Старом Городе. В
Старом Городе любят выдержанные временем вещи, а звучание этого школьного
пианино было сверхвыдержанным - басы глухие и неприятные. Но оно вполне
еще могло называться музыкальным инструментом. Я заиграл отрывок из
шумановского "Карнавала" - тот, что помнил лучше всего. Шэрон попросил
Бетховена. Я предложил ей "К Элизе".
значительное.
"Вальдштейн". Я надеялся (тщетно), что, связав ассоциации, вызванные этой
сонатой, с Шэрон, я сумею вытеснить ими более глубокие воспоминания.
"Вальдштейн" всегда воссоздавал в моей памяти концертный зал в Городе
Океанов. Я всегда вспоминал его окна, глядящие в сердце моря, окна,
изготовленные с таким трудом и так давно... Мне сказали тогда, что имена
некоторых строителей утеряны напрочь. Едва ли покажется странным, что
жители Города Океанов всегда немного отличались от обитателей остальных
Городов. Я играл там в тот год и, честно говоря, думал, что приблизился к
уровню мастера того времени. И если я не ошибался в собственной оценке, то
причина была в самом Городе Океанов, а не в достижениях моих рук или души.
Плавное движение водорослей за теми окнами, вечно похожее и никогда не
одинаковое; снующие туда-сюда рыбы - алые, голубые, зеленые, золотые... Я
и сейчас вижу эти картины и ничем не могу помочь. Каждый из тех, кто сидел
в зале, излучал какое-то особое доброжелательство. Они слушали музыку
душой и встречали меня так, словно целый век ждали моего визита.
человеческой истории стало для меня настоятельной потребностью.
Потребностью подлинной и выдержавшей испытание временем. И если я больше
никогда не совершу следующего турне, то только потому, что слишком хорошо
помню Город Океанов. Как страшно слеп случай, Дрозма! Почему наши далекие
предки выбрали остров рядом с Бикини?.. [атолл в Тихом океане, место
проведения США испытаний ядерного и водородного оружия] Ну ладно, по
крайней мере, мы владели им в течение двадцати тысяч лет и должны быть
рады, что предупреждение последовало достаточно рано и хоть некоторым
удалось спастись. И возможно, родиться новый Город Океанов, через
несколько столетий после того, как мы доживем до создания Союза...
другой раз.
изменило настолько, насколько имело отношение ко мне, хотя я и был в
состоянии бубнить что-то из-под личины "мистера Майлза".
открытой, но на этот раз никакой опасности не было: ее открыли две
девушки, замеченные мною в одном из кабинетов, - им захотелось послушать
мое громыхание. Я прикинулся в меру польщенным. Шэрон вышла на улицу и
отправилась к машине, а я переговорил с женщинами. Я рассказал о
неизвестном, пробравшемся в зал во время занятий. Я обратил их внимание на
то, что, едва завидев меня, он ретировался. Я наталкивал их на мысль о
слабой охране. Конечно, любой ребенок может заглянуть в зал, но... И так
далее и тому подобное. Одна из девушек решила испытать на живом пианисте
взгляд своих нежных глазок, но другая уловила мои намеки и заверила, что
впредь швейцар найдет способ поддерживать порядок в коридоре, пока идут
занятия музыкой. Встревоженный родитель во мне был успокоен.
хорошо знакомую светловолосую фигуру. Он не спеша шел по улице. Я
протащился квартал на машине и, едва скрывшись из поля зрения Шэрон, тут
же припарковался. Выбравшись на тротуар, двинулся за Билли Келлом пешком.
Главное, говорил я себе, понять, насколько хорошо я помню сложное
искусство слежки.
стороны от южного конца Калюмет-стрит. Большинство домов стояли отдельно
друг от друга, здания старой постройки, которых явно не касалась рука
ремонтников, чуть ли не валился на бок. Наверно, в те времена, когда люди
еще не двинулись целыми семьями в пригороды, покидая то, что они никогда
особенно и не любили, район выглядел лучше. Впрочем, и сейчас мне
встретились дети, коты, собаки, ручные тележки и несколько пьяниц, Их
присутствие смягчало ощущение необитаемости и одиночества. А в остальном
здесь царил дух запустения. Окна были заколочены досками, а если не
заколочены, то чернели пустотой, как выбитые зубы во рту гнусно
бранящегося бродяги. Мусор повсюду. Разнесенные вдребезги стекла и
дряхлость. Крыса, бросившая на меня наглый бесстрашный взгляд перед тем,
как просочиться через трещину в фундаменте. Попрошайка, решивший возложить
на случайного прохожего ответственность за свой завтрак и в результате
реквизировавший у меня десять центов...
Когда я избавился от нищего, Билли уже переходил улицу примерно в квартале
от меня. А еще дальше, в полуквартале от Билли, стояла привязанная к
столбу лошадь старьевщика - с выпирающими ребрами, покрытая паршой,
понурившаяся от жары. Я и сам тут же, чисто автоматически, стремясь
оказаться от нее подальше, перешел улицу, хотя мой дистроер был достаточно
свежим. Уже тогда я должен был удивиться, почему Билли Келл проделал то же
самое, но... Думаю, меня все-таки можно извинить, потому что без дистроера
ни один марсианин не сумел бы пройти по этой узкой улочке, не напугав
бедную старую клячу до приступа бешенства. Ведь у меня почти не было
запаха, но когда я проходил мимо, лошадь все же вскинула голову и
недовольно фыркнула бархатными ноздрями.
или двенадцати подростков, сидевших развалясь возле ограды уныло
выглядевшего церковного двора. Вероятно, они ждали его, потому что Билли
при разговоре выглядел как вождь или советник.
изумленные глаза и хохотали над его остротами. Мальчишки и девчонки, все
они носили эти петушиные береты, которые теперь, кажется, стали символами
принадлежности к подростковой среде. Голоса их были скрипучими и громкими,
но говорили они на каком-то жаргоне - мешанине слов с переставленными
слогами, а то и вовсе несуществующих, - и большей частью я не мог даже
уловить смысла беседы. Когда Билли прощался с ними, я снова увидел тот
странный жест - вскинутую руку с вывернутой ладонью.
вошел в неряшливо выглядевшую двухэтажную хибару, но как раз перед этим я
и осознал то, что должен был понять, обходя лошадь. С надвинутой на лоб
шляпой я прогуливался в полуквартале от Билли. Он уже поднимался по
вытертым ступеням, когда налетел порыв ветра и с шорохом пронес мимо меня
кучу мусора. Я уловил этот слабый запах, но и Билли, находящийся за
полквартала, услышал его. Голова Билли по-совиному стремительно
повернулась в мою сторону, глаза быстро распознали источник шума и
мимоходом скользнули по мне. Трудно сказать, узнал он меня или нет, - в
дом он вошел с достаточно безразличным видом.
реакциями, как у нас, - у Анжело, к примеру, они временами бывают
чрезвычайно быстрыми. Но я никогда не встречал человека, чей слух остротой
был бы сравним с марсианским. И я уже тогда обязан был вспомнить, что у
Самойлова Елена
Куликов Роман
Посняков Андрей
Березин Федор
Контровский Владимир
Жюль Верн