величие великой симфонии в таких же уникально отличающихся друг от
друга, как снежинки, и таких же похожих образах. И ее новый танец смеялся,
издеваясь над завтрашним днем, над днем вчерашним, а более всего над
сегодняшним.
бы трагедией".
испытывающие благоговение и, возможно, слегка напуганные неукротимым
духом Шеры. Они, похоже, ждали, что ее танец угаснет, что она исчерпает
силы. В моем динамике прозвучал ее смех, когда она удвоила свои усилия,
превратилась в веретено, в кружащийся фейерверк. Она изменила
направление своего танца, начала танцевать вокруг них, в пиротехнических
брызгах движения все приближаясь и приближаясь к неосязаемой оболочке
шара. Они шарахнулись от нее, сбились в кучу в центре оболочки - скорее
не испуганные, а пораженные.
харакири с улыбкой, если это необходимо".
предупреждения и они и шар растворились, исчезли, перенеслись куда-то в
иное место.
потом. И это значит, что они, вероятно, разговаривали и действовали в моем
присутствии, но тогда я их не видел и не слышал. Ничего, кроме Шеры, для
меня не существовало. Я выкрикнул ее имя, и она приблизилась к вклю-
ченной камере, так что я различил ее лицо за пластиковым колпаком р-
костюма.
- но, клянусь Господом Богом, мы сильны.
невесомости,
сказать.
последний раз? К черту! Это представление было хорошим поводом ухода со
сцены, давай не будем его портить.
мучительно всхлипывать.
пробилась даже сквозь мое отчаяние. - Послушай, потому что у меня
немного времени. Я могу кое-что дать тебе. Я надеялась, что ты сам это
обнаружишь, но... ты слушаешь?
популярным. Я открыла дверь. Но ты же знаешь, что такое внезапный
интерес - если быстро не раскрутить дело, все пойдет насмарку. Я оставляю
это в твоих руках.
воздуха.
оно есть. Ты бы и сам это увидел, если бы не был так чертовски туп. Разве
ты
не понимаешь? В невесомости твоя нога в полном порядке!
можешь... это... проклятие, нога недостаточно здорова для работы внутри
станции.
делаешь сейчас. Вспомни, как ты расквасил нос Кэррингтону. Чарли, когда
ты перепрыгнул через пульт, ты оттолкнулся правой ногой!
была влюблена в тебя... но ты должен знать, что я всегда тебя любила. И до
сих пор люблю.
включились одновременно. Я наблюдал, как она удаляется. Через некоторое
время после того, как она стала далекой точкой в пространстве, возникло
длинное золотистое пламя, взметнувшееся, как арка, на фоне звезд, а затем
полыхнувшее снова, когда взорвались кислородные баллоны.
человека, который столько времени проработал в невесомости? Хуже всего, в
то утро я проснулся с гнусной простудой, которая цеплялась ко мне каждый
раз, когда я возвращался на Землю. К тому же я провел весь полет,
предвкушая режущую боль, которая пронзит мои уши в момент приземления.
выпивки и еды.
несколько недель. Я был выжат, опустошен, ну какой-то вроде... сторонний
наблюдатель, отрешенно взирающий на то, как автопилот руководит моими
передвижениями. Хорошо еще, что все это происходило в знакомом месте;
кстати сказать, непонятно, почему я, когда-то невообразимо давно, тысячу
лет назад, ни разу не ощутил себя в Торонто дома?
их было намного меньше, чем в первый раз. Однажды в детстве я провел
лето, подрабатывая в психушке, и заметил интересную вещь. Любой человек
(не важно, насколько он решителен и настойчив) в конце концов перестает
надоедать тебе и уходит, если ты его последовательно и упорно игнорируешь.
этом разошлись слухи. Теперь только самые продувные бестии из
репортерской братии пытались совать мне микрофоны под нос. Наконец
передо мной обнаружилось такси, и я в него влез. Таксисты в Торонто народ
надежный, слава Богу, можно быть уверенным, что они никого не узнают.
сильный приступ deja vu, достаточно сильный, чтобы почти пробить мою
задубелую душу. Однажды, несколько геологических эпох тому назад, я ра-
ботал здесь на протяжении трех лет, а потом и еще немного. Однажды в этом
здании я впервые увидел танец Шеры Драммон. Я замкнул круг. Я ничего не
чувствовал. Как всегда, конечно, за исключением своей проклятой ноги.
чем я помнил, больше, чем в те невообразимо давние дни, когда она была
только что повреждена. Я вынужден был дважды останавливаться, пока
поднимался вверх по лестнице, и совершенно взмок, когда поднялся. (Хотел
бы я знать, почему танцевальные студии всегда расположены как минимум на
втором этаже? Неужели никто никогда не пробовав арендовать такое же
помещение на первом?) Я ждал на площадке, восстанавливая дыхание до тех
пор, пока не решил, что на мое лицо вернулись краски, а потом, для
гарантии,
и еще несколько секунд. Я знал, что должен сейчас испытывать волнение, но
ничего не чувствовал.
противоположной стороне все той же старой знакомой комнаты, и так же, как
прежде, она преподавала движение группе студентов. Это могли бы быть те
же самые студенты. Только Шера отсутствовала. Теперь Шера будет
отсутствовать всегда. Шера стала пылью, обычной пылью, рассеянной в
верхних слоях атмосферы, развеянной на таком большом участке, на каком
обычно никогда не бывает развеян прах.
атмосферой.
была в разгаре демонстрации сложной серии замираний на цыпочках, и у
меня только-только хватило времени, чтобы проникнуться впечатлением от
ее блестящей кожи, здорового пота и превосходного тонуса мышц, прежде
чем она заметила меня. Она замерла, как стол-кадр, и самым натуральным
образом рухнула от напряжения. Ее тело автоматически собралось и
выполнило падение. Из этого движения она молниеносно рванулась ко мне,
плача и ругаясь на бегу, протянув ко мне руки. Я едва успел опереться на
здоровую ногу, прежде чем она обрушилась на меня. Потом мы качались в
объятиях друг друга, как подвыпившие гиганты, и она ругалась, как матрос,
и
плакала, повторяя мое имя. Мы обнимались бесконечно долго, прежде чем я
осознал, что держу ее на руках и мои плечи вопят от боли почти так же, как
нога. "Шесть месяцев тому назад это вряд ли бы меня согнуло", - смутно
подумал я и поставил ее на ноги.
она.
Василенко Иван
Лондон Джек
Свержин Владимир
Сертаков Виталий
Свержин Владимир
Шилова Юлия