стволы, которые были не толще человеческой руки и такими же гладкими, как
самый изысканный атлас. Дерево ниук жило не больше десяти лет: первые три
года оно росло поразительно быстро, вымахивая до сорокафутовой высоты, на
четвертый на нем появлялись первые изумительные золотые цветы в форме чаши
с кроваво-красной серединой, а затем оно начинало в изобилии приносить
беловато-прозрачные серповидные плоды с резким запахом, и плодоносило до
тех пор, пока внезапно не умирало: за несколько часов изящное дерево
превращалось в сухую палку, которую мог сломать и ребенок. Будучи
ядовитыми в сыром виде, плоды ниука были незаменимы для приготовления
острого, пряного жаркого и каш, столь ценимых в кухне хайрогов.
По-настоящему хорошо ниук рос только в Рифте, и Этован Элакка со своим
урожаем занимал прочное место на рынке.
совсем удовлетворяло его любовь к красоте. Поэтому-то он создал у себя
частный ботанический сад, где устроил восхитительную, живописную
экспозицию, собрав со всех концов света всевозможные удивительные
растения, какие только могли прижиться в теплом, влажном климате Рифта.
и оттенков, а также большинство искусственно выведенных сортов. Были
танигалы, твейлы, деревья из лесов Гихорны с цветами, которые лишь в
полночь по пятницам являлись взору во всем своем ошеломляющем великолепии.
Имелись также пиннины, андродрагмы, пузырчатые деревья и резиновый мох;
халатинги, выращенные из добытых на Замковой Горе черенков; караманги,
муорны, сихорнские лианы, сефитонгалы, элдироны. Экспериментировал Элакка
и со столь прихотливыми растениями, как огненные пальмы из Пидруида,
которые иногда жили у него до пяти-шести сезонов, но в таком отдалении от
моря никогда не цвели; игольчатыми деревьями с гор, которые быстро чахли
без потребного им холода; странными, призрачными лунными кактусами из
пустыни Велалисер, которые он безуспешно пытался оградить от слишком
частых дождей. Этован Элакка не брезговал и местными растениями: выращивал
странные надутые деревья-пузыри, качавшиеся, как воздушные шарики, на
своих толстых корнях, и зловещие, плотоядные деревья-рты из лесов
Мазадоны, поющие папоротники, капустные деревья, несколько громадных
двикк, полдюжины папоротниковых деревьев доисторического вида. Для
покрытия почвы он небольшими кучками рассаживал чувственники, которые
своим скромным и изящным видом являли приятный контраст более ярким и
выносливым растениям, составлявшим основу его коллекции.
великолепно. Ночью прошел небольшой дождик, но ливня, как заметил,
совершая обычный обход сада на рассвете, Этован Элакка, не предвиделось;
воздух был прозрачен настолько, что лучи восходящего солнца били в глаза
зеленым огнем, отражаясь от гранитных скал на западе. Сверкали цветы
алабандины; деревья-рты, проснувшиеся голодными, безостановочно шевелили
щупальцами и пестиками, полупогруженными в глубокие чащи, расположенные
посреди огромных розеток. Крошечные долгоклювы с малиновыми крыльями
порхали, как ослепительные искорки, между ветвей андродрагмы. Но поскольку
в Элакке было сильно развито предчувствие дурного - ночью он видел
нехорошие сны со скорпионами, дхимсами и прочей нечистью, что копошилась
на его земле, - он почти не удивился, наткнувшись на злосчастные
чувственники, почерневшие и скукожившиеся от неведомой болезни.
поврежденные растения. Если не считать пострадавших отростков, они были
живы, но спасти их не представлялось возможным, поскольку увядшая листва
никогда не восстановится; а если бы он попытался их подрезать, то нижняя
часть все равно погибла бы от боли. Потому он и вырывал их десятками, с
содроганием ощущая, как они корчатся у него в руках, а потом соорудил
погребальный костер, после чего вызвал к посадкам чувственников старшего
садовника вместе с рабочими и спросил, знает ли кто-нибудь, что привело
растения в такое состояние. Но никто не смог ничего сказать.
было надолго опускать руки, и уже к вечеру он раздобыл сотню пакетиков с
семенами чувственников из местного питомника: сами растения он,
разумеется, купить не мог, поскольку при пересадке они не выживали. Весь
следующий день он высаживал семена. Через шесть-восемь недель от
случившегося не останется и следа. Он расценил гибель растений как
небольшую загадку, которая, возможно, когда-нибудь разрешится, но, скорее
всего, нет, - и выбросил ее из головы.
дождь. Необычное, но безобидное событие. Все сошлись на одном: "Должно
быть, меняется направление ветра, вот и заносит скувву так далеко на
запад!" Песок продержался меньше одного дня, а потом очередной ливень смыл
все дочиста, заодно с воспоминаниями Этована Элакки.
урожая плодов ниука, когда к нему подбежал старший десятник, худощавый
невозмутимый хайрог по имени Симоост. Он находился в состоянии, которое
применительно к Симоосту можно было назвать ужасным возбуждением:
змееобразные волосы растрепаны, раздвоенный язык мелькал так, словно
норовил выскочить изо рта. Хайрог закричал:
вертикально редкими пучками на окончаниях двухдюймовых побегов, будто
внезапный удар электричеством заставил их встать торчком. Само дерево
очень тонкое, а ветки настолько немногочисленны и корявы, что такое
положение листьев придает ниуку забавный колючий вид, благодаря чему его
невозможно ни с чем спутать даже на большом расстоянии; но когда Этован
Элакка побежал вслед за Симоостом к роще, то разглядел еще за несколько
сотен ярдов нечто, с его точки зрения, невообразимое: на всех деревьях
листья свисали вниз, будто это были не ниуки, а какие-нибудь плакучие
танигалы или халатинги!
Но сейчас... сейчас...
ближайший к нему ствол, показавшийся необычно легким: он толкнул и дерево
поддалось. Сухие корни легко вывернулись из почвы. Он толкнул второе,
третье...
повернуты вверх. А тут... Ничего подобного мне видеть не доводилось.
новое, Симоост.
перешел на шаг, а на пятой опустил голову и еле переставлял ноги.
стремительно, потеряв свои соки через пористые ветки; но ниуковая роща,
засаженная ступенчатым способом по десятилетнему циклу, не должна была
засохнуть целиком, а странное поведение листьев оставалось необъяснимым.
Элакка. - А еще, Симоост, пошлите кого-нибудь на ферму Хагидона, к
Нисмейну и к тому... как его... возле озера, чтобы узнать, как у них с
ниуками. Интересно, это болезнь? Но у ниуков не бывает болезней...
какая-нибудь новая, а, Симоост? Идет на нас, как послание Короля Снов?
стороне Рифта дождь бывает раз по десять в году, но там его и не замечают.
Ох, Симоост, ниуки, мои ниуки!..
какой бывает на востоке. Он другой, сэр, ядовитый! Он убил ниуки!
когда приближался дождь.
ночью прилетали метаморфы из Пьюрифайна на метлах или каких-нибудь
волшебных летающих машинах и наслали на землю некие гибельные чары. Может
быть. В мире, состоящем из "может быть", все возможно.
знаем. Кроме того, что ниуки погибли, и чувственники тоже умерли. Что
стоит на очереди, Симоост? Кто следующий?
надеясь силой своего взгляда увеличить скорость экипажа, катившего по
унылой пустоши, вдруг воскликнула с неожиданным ликованием:
дня. Или пять, шесть, семь...
выглянул в окно поверх ее головы. Точно! О, Дивин, да там зелень! И не
сероватая зелень корявых, пыльных, упрямых и жалких пустынных растений, а
яркая, трепетная, присущая подлинной маджипурской флоре, пронизанная
энергией роста и плодородия. Наконец-то зловредный дух Лабиринта остался
позади, и королевский кортеж выбирается с безрадостного плоскогорья, на
котором расположена подземная столица. Наверное, приближаются земли
герцога Насцимонте - озеро Айвори, гора Эберсинул, поля туола и милайла,
огромные усадьбы дома, о которых Валентин столько слышал...