Чтение 17–й страницы книги ~Принцип оборотня~

оказаться в твоем теле или соприкоснуться с твоим разумом. И твое знание,
собранное со звезд, миновало бы меня, и это было бы прискорбно, поскольку
ничего из него мне не было известно. А теперь давай возьмем тебя. Если бы
люди не сделали с тобой того, что сделали, ты никогда не познал бы
значения картин, которые наблюдал там, на звездах. Ты просто продолжал бы
собирать их и наслаждаться ими и никогда, может быть, не задумывался бы
над ними. Я не могу представить себе ничего более трагичного - быть на
пороге великой тайны и даже не задуматься над ней.

- Я не уверен, - сказал Охотник, - что предпочел бы тайну чуду.

- Неужели тебя не увлекает необычность ситуации? - спросил Мыслитель.
- Мы трое - вместе. Три существа, столь разные, столь непохожие друг на
друга. Ты, Охотник, буян и разбойник, коварный, хитроумный Оборотень и
я...

- И ты, - добавил Охотник, - всезнающий, дальновидный...

- Правдоискатель, - закончил Мыслитель, - я только собирался сказать
это.

- Если кому-то из вас будет легче, - сказал Оборотень, - я готов
принести извинения за человеческую расу. Во многих отношениях люди мне
нравятся не больше, чем вам.

- И правильно, - согласился Мыслитель. - Потому что ты не человек. Ты
нечто, созданное людьми, ты агент человеческой расы.

- И все-таки, - возразил Оборотень, - надо же быть кем-то. Лучше я
буду человеком, чем совсем никем. Одиночество невыносимо.

- Ты не одинок, - сказал Мыслитель. - Теперь нас трое.

- Все равно, - упрямился Оборотень, - я настаиваю на том, что я
человек.

- Я не понимаю, - сказал Мыслитель.

- А я, кажется, понимаю, - сказал Охотник. - Там, в больнице, я
почувствовал что-то такое, чего не ощущал никогда прежде, чего
давным-давно не испытывал ни один Охотник. Гордость расы и, более того,
боевой дух расы, который был запрятан так глубоко во мне, что я о нем даже
не подозревал. Мне кажется, Оборотень, что некогда моя раса была такой же
задиристой, как твоя сегодня. Принадлежностью к такой расе надо гордиться.
Она дает силу, осанку и в значительной мере самоуважение. Это нечто такое,
чего Мыслителю и его виду никогда не ощутить.

- Моя гордость, если я таковой обладаю, - отозвался Мыслитель, -
наверное, другого рода и проистекает из других мотивов. Но я ни в коей
степени не исключаю существования множества видов гордости.

Охотник вдруг обратил свое внимание на склон и на лес, встревоженный
запахом опасности, которая проскользнула через расставленную им сигнальную
сеть.

- Тихо! - приказал он.

Где-то вдалеке он уловил едва слышные сигналы и сосредоточился на
них. Шли трое, три человека, затем их стало больше - целая шеренга людей
прочесывала лес. И насчет того, что они ищут, сомневаться не приходилось.

Он перехватил размытые закраины их перекатывающихся волнами мыслей:
люди были напуганы, но полны ярости и отвращения, усиленного ненавистью.
Помимо злости и ненависти, их подгонял азарт погони, странное, дикое
возбуждение, которое заставляло их искать существо, ставшее причиной
страха, - искать, чтобы найти и убить.

Охотник напряг тело и приподнялся, чтобы броситься прочь от пещеры.
Есть только один способ спастись от этих людей, подумал он, - бежать,
бежать, бежать.

- Подожди, - сказал Мыслитель.

- Сейчас они будут здесь.

- Не спеши. Они идут медленно. Возможно, есть лучшее решение. Нельзя
убегать вечно. Одну ошибку мы уже сделали. Другой быть не должно.

- О какой ошибке ты говоришь?

- Нам не следовало бы превращаться в тебя. Надо было оставаться
Оборотнем. Мы превратились, поддавшись слепому страху.

- Но мы тогда не знали. Увидели опасность и среагировали. Нам
угрожали...

- Я мог что-нибудь придумать, - сказал Оборотень. - Но, может быть,
так лучше. Меня уже подозревали. И наверняка установили бы за мной
наблюдение. Или заперли бы. А так мы, по крайней мере, на свободе.

- Если будем и дальше убегать, - возразил Мыслитель, - нас хватит
ненадолго. Их слишком много - слишком много на этой планете. От всех не
спрятаться. Невозможно уклониться от всех и каждого. Математически шансы
так малы, что на них не стоит рассчитывать.

- У тебя есть какая-то идея? - спросил Охотник.

- Предлагаю превратиться в меня. Я могу стать бугром или чем-то
незаметным, например камнем в этой пещере. Когда они заглянут сюда, то
ничего необычного не увидят.

- Погоди-ка, - сказал Оборотень, - идея неплохая, но могут возникнуть
осложнения.

- Проблемы?

- Ты должен был бы уже разобраться. Не проблемы, а проблема. Климат
планеты. Для Охотника здесь слишком жарко. Для тебя будет слишком холодно.

- Холод - это недостаток тепла?

- Да.

- Недостаток энергии?

- Правильно.

- Трудно сразу запомнить все термины, - сказал Мыслитель. - Все надо
разложить по мысленным полочкам, усвоить разумом. Однако я могу выдержать
немного холода. А ради общего дела постараюсь выдержать много холода.

- Дело не в том, выдержишь ты или нет. Конечно, ты можешь выдержать.
Но для этого тебе потребуется огромное количество энергии.

- Когда в тот раз я возник в доме...

- Ты мог воспользоваться энергоснабжением дома. Здесь же энергию
брать неоткуда, разве что из атмосферного тепла. Но и его становится все
меньше и меньше, так как солнце давно село. Тебе придется рассчитывать на
энергию тела. Внешних источников нет.

- Теперь понятно, - сказал Мыслитель. - Но ведь я могу принять такую
форму, которая позволит сэкономить энергию тела. Я могу удержать ее. При
превращении вся энергия, которая сейчас останется в теле, перейдет ко мне?

- Думаю, что да. Какая-то часть энергии уходит на само
перевоплощение, но, мне кажется, небольшая.

- Как ты себя чувствуешь, Охотник?

- Мне жарко.

- Я не о том. Ты не устал? Не испытываешь нехватку энергии?

- Нет.

- Будем ждать, - объявил Мыслитель, - пока они не подойдут почти
вплотную. Затем превращаемся в меня, а я становлюсь ничем или почти ничем.
Бесформенным комом. Лучше всего было бы растечься по стенам пещеры тонкой
оболочкой. Но при такой форме я потрачу слишком много энергии.

- Они могут не заметить пещеру, - возразил Оборотень. - Могут пройти
мимо.

- Нельзя рисковать, - сказал Мыслитель. - Я буду собой не дольше, чем
это нам необходимо. Как только они пройдут, мы совершим обратное
превращение. Если ты не ошибся в своих оценках.

- Попробуй, просчитай сам, - предложил Оборотень. - Все данные я тебе
передал. А физику и химию ты знаешь не хуже меня.

- Данными я, может быть, владею, Оборотень. Но не навыком
использовать их. Ни твоим образом мышления, ни твоей способностью к
математике, ни твоим умением так быстро схватывать универсальные принципы.

- Прекращайте болтовню, - нетерпеливо оборвал их Охотник. - Давайте
решать, что нам делать. Они проходят, и мы превращаемся обратно в меня.

- Нет, - возразил Оборотень, - в меня.

- Но у тебя же нет одежды.

- Здесь это не играет роли.

- А ноги? Тебе нужна обувь. Кругом острые камни и палки. И потом,
твои глаза не приспособлены к темноте.

- Они совсем близко, - предупредил Мыслитель.

- Ты прав, - сказал Охотник. - Они спускаются сюда.

До начала ее любимой трехмерной программы оставалось пятнадцать
минут. Элин дожидалась ее целый день, потому что Вашингтон наскучил ей.
Элин уже не терпелось вернуться поскорее в старый каменный дом среди
холмов Вирджинии.

Она села, взяла журнал и принялась бесцельно листать его, когда вошел
сенатор.

- Чем занималась сегодня? - спросил он.

- Какое-то время следила за ходом слушаний.

- Неплохой спектакль?

- Очень интересно. Не пойму только, зачем ты извлек на свет это дело
двухсотлетней давности.

Он усмехнулся:

- Ну, наверное, отчасти для того, чтобы встряхнуть Стоуна. Я не могу
смотреть на его физиономию. Думал, у него глаза лопнут.

- Он почти все время только и делал, что сидел и сверкал ими, -
сказала Элин. - Ты, я полагаю, доказывал, что биоинженерия - вовсе не
такая новая штука, как считает большинство людей.

Он сел в кресло, взял газету и взглянул на яркие заголовки.

- Да, - ответил он. - И еще я доказывал, что биоинженерия возможна,
что она уже применялась, и довольно искусно, два столетия назад. И что,
однажды с испугу забросив ее, мы не должны трусить снова. Подумать только,