крестоформу.
замолчать, ударив по лицу тыльной стороной ладони. От удара у меня
зазвенело в ушах, из рассеченной губы брызнула кровь. Однако бил он меня
без злобы - так я щелкаю тумблером, чтобы выключить комлог.
ответила Бета, и толпа подвинулась вперед. У многих в руках были
заточенные камни. - Те, кто не принадлежат крестоформу, должны умереть
настоящей смертью, - повторила Бета, и в ее голосе прозвучала
категоричность. Таким тоном произносят ритуальные формулы.
ноги. Схватив распятие, висевшее у меня на шее, и преодолевая
сопротивление множества рук, я поднял его над головой.
на дне Разлома, шумит река.
думали. Он не принадлежит крестоформу! - В его голосе звучала жажда
убийства.
зависела от моей судьбы, а я поставил ее под удар, вбив себе в голову, что
бикура - просто глупые, безвредные дети.
повторила Бета. Похоже, это был окончательный приговор.
последний шанс (или окончательное осуждение), я закричал:
они пытались справиться с какой-то новой мыслью, и это было для них
нелегко.
спокойствием, на какое только был способен в ту минуту. - Я был у вашего
алтаря.
крикнула Гамма.
Десять, а он не из Трижды Двадцати и Десяти.
сказал Альфа, слегка нахмуривая брови, как всегда, когда ему приходилось
обращаться к прошедшему времени.
смертью, - сказала Бета.
принадлежать крестоформу?
держали меня по-прежнему крепко.
сказала Бета, причем голос ее прозвучал скорее озадаченно, чем враждебно.
- Почему он не должен умереть настоящей смертью? Нам нужно взять камни и
сделать дырку в его горле, чтобы кровь вытекла и сердце остановилось. Он
не принадлежит крестоформу.
принадлежать крестоформу?
- Он не должен умереть настоящей смертью.
Мои руки, сжимавшие поднятый над головою крест, устали. - За исключением
Трижды Двадцати и Десяти, - закончил этот безымянный бикура.
крестоформу, - сказал Альфа. - Должен ли он также принадлежать
крестоформу?
ожидал приговора. Я боялся умереть - я испытывал чувство страха - но страх
этот существовал как бы отдельно от моего сознания. Больше всего меня
мучило, что я не смогу сообщить об открытой мной базилике неверующей
вселенной.
соплеменникам.
охотничьим мазером я не смог. Пока несколько бикура держали меня,
остальные вынесли из хижины большую часть моего имущества. Они забрали
даже одежду, оставив мне только один из своих груботканых балахонов, чтобы
мне было чем Прикрыть наготу.
беспокойство. Они забрали мой комлог, имиджер, диски, чипы... все.
Нераспакованный ящик с диагностическим оборудованием лежит на прежнем
месте, но проку от него никакого. Мне нужны документальные подтверждения
моего открытия. Если они уничтожат мои вещи, те, что забрали, а затем меня
самого, не останется никаких свидетельств существования базилики.
пустили назад, в Сеть, - кто мне поверит? Из-за квантового прыжка я отстал
во времени на девять лет. И если теперь, после девяти лет отсутствия, я
вернусь на Пасем, меня сочтут просто выжившим из ума стариком, твердящим
как попугай, свои нелепые басни.
уничтожили и меня!
полудня. Я зажмурился, когда они вывели меня из хижины на свет. Трижды
Двадцать и Десять стояли широким полукругом у края скалы. Я был почти
уверен, что меня сбросят с обрыва. Затем я заметил костер.
добывать и использовать огонь. Они никогда не грелись у огня, и в их
хижинах всегда было темно. Я ни разу не видел, чтобы они варили пищу. Даже
тушки древоприматов, которые иногда попадали к ним в руки, они употребляли
в пищу сырыми. Но сейчас передо мною ярко горел костер, и развели его,
несомненно, бикура - больше некому. Что же они жгут?
видеочипы, диски с данными, имиджер - все, что содержало информацию. Я
закричал и даже попытался броситься в огонь. Я ругал их последними
словами, которых не употреблял со времен моего уличного детства. Они не
обращали на это никакого внимания.
оставили одного. Почти час я плакал. Сторожа у двери больше нет. Минуту
назад я стоял у выхода, подумывая о том, чтобы бежать в огненные леса.
Затем мне пришла мысль совершить иной, не столь далекий, но не менее
роковой побег - в Разлом.
поверить в это. И все же верю. Теперь я принадлежу крестоформу.
сопротивлялся, когда они подвели меня к краю Разлома. Они лазали по лианам
еще проворнее, чем я предполагал. Когда мы спускались, я здорово тормозил
их, но они терпеливо поджидали меня, указывая самый надежный и быстрый
путь.
опустилось ниже облаков, но еще виднелось над краем стены, на западе.
словно среди труб гигантского церковного органа. Звучали все ноты - от
басов, столь низких, что у меня резонировали зубы и кости, до самых
верхних октав, переходящих в ультразвук.
зал. Трижды Двадцать и Десять выстроились Широким кругом, в центре
которого был увенчанный высоким крестом алтарь. Никаких молитв. Никаких
песнопений. Никаких церемоний. Мы просто молча стояли, а снаружи через
полые колонны с ревом проносился ветер, и эхо его отдавалось в огромном,
пустом храме. Одно эхо накладывалось на другое, звук нарастал, и в конце
концов я был вынужден зажать уши руками. И все это время горизонтальные
лучи солнца заполняли зал густыми оттенками янтаря, золота, лазури - и