нечего. Сам Тургенев резидентом русской разведки в Париже трудился, пока "Отцов
и детей" сочинял, факт, как говорится, широко известный в узких кругах. А ведь
дворянин, и талант несомненный. Что уж тем, кто, кроме подписки о
сотрудничестве и пары мелких доносов, ничего путного не написал, рожу кривить?
лезли в голову, были странными, ему несвойственными. Так и должно было быть.
Квартира чужая, и мысли здесь - чужие.
стал играть в пинкертона. Бросил сумку в угол, осмотрелся: кухня, санузел,
комната. Лег на диван, закрыл глаза, постарался хоть нанемного заснуть. Он
называл этот метод "наспать место". Пока работает сознание, оно невольно
фильтрует информацию сквозь прошлый опыт, хочешь или нет, а вывод будет с
известной погрешностью. Во сне или полудреме вся информация, видимая и
невидимая, что накопилось в помещении, впитывается всеми органами чувств так
полно и чисто, что сознание, ограниченное опытом и знанием, в эту полноту и
безошибочность никогда не поверит.
времени и передвижения. Идеальная "крыша" и легенда. Профессиональное право
снимать, накапливать, обрабатывать информацию. И использовать в своих
интересах. Интересы Инквизитора простирались, если верить книжным полкам, от
средневековых поэтов до классиков детектива. Последнее объяснимо, если учесть,
что в любом детективе на поверку оказывается лишь десять процентов вымысла,
остальное - факты, сценарии операций, дешифровка чужих тайн. Книги на полках
стояли в ряд, вне зависимости от языков, на которых они были написаны,
очевидно, проблем с переводом у Инквизитора не было.
публики. Инквизитор был "широко известен в узких кругах" почитателей
средневековой поэзии, издал несколько сборников переводов, вел семинары в
Институте культуры... И все. Никакой связи с рангом и функцией в Ордене не
обнаружить, даже если усиленно копать. Правда, и Даниэль Дефо - шеф британской
разведки - "Гулливера" накропал, сколько ни читай, никогда не догадаешься, кем
был автор. Навигатор упомянул, что Инквизитор был одним из лучших в своем деле.
Надо верить, если за ним закрепили Москву, второй по эзотерическому значению
город после Питера. Знания и особый талант в герметических науках открыли перед
Инквизитором двери во многие салоны, клубы и ложи. Он сумел поставить себя в
положение "почетного члена" и "высокого гостя": везде заседал, но нигде не
председательствовал, везде присутствовал, но нигде не состоял в членах.
полуобняв молодую женщину, улыбался прямо в объектив. Зачесанные назад волосы
открывали его высокий лоб с глубокой, как шрам, вертикальной морщиной у
переносья. Темные глаза, пытливый, здоровый взгляд, без мути и сумасшедшинки.
Правильные черты лица. Ничего особенного. Ничего от Инквизитора - исследователя
запредельного и следователя по сверхсекретным делам тайных организаций.
своим ключом квартиру. Он же сказал, что это "мастерская", здесь Инквизитор
только работал, правда, иногда проводил целые недели. Женщина с фотографии не
потревожит, четвертый год нет ее в стране. В подробности вдаваться не стал.
Гарантировал, что с участковым и соседями проблем не будет. Инквизитор имел
обыкновение отдавать ключи от "мастерской" друзьям. С остальными придется
разбираться по обстоятельствам.
заглянувшему в комнату.
радостно вильнул хвостом, подошел, уткнулся носом в ладонь. - Так, образина,
марш на кухню. Сидишь тихо и не мешаешь работать.
Утром тот выключил компьютер, сложил в папку бумаги и вышел. С тех пор его
никто не видел.
окно тянуло сыростью, близким дождем.
штурма": документ из папки, поиск ссылок в книгах и компьютерном архиве, пять
минут интенсивной физической нагрузки: двадцать приседаний, двадцать наклонов,
сто отжиманий от пола, сто подъемов ног лежа, десять минут неподвижности,
раскинув руки на полу, пока в теле не останется напряжения, и опять - "мозговой
штурм". И так восемь раз, восемь попыток взять штурмом лабиринт знаний, в
котором свободно ориентировался Инквизитор.
диванчик. Нехотя отхлебнул кофе, несчетную чашку за день.
тело привычно к предельным нагрузкам. Но сейчас он ощущал себя старателем,
перемывшим тонны песка ради одной золотой крупинки. Только не было ее, лоток
пуст. В одном лишь убедился Максимов: Инквизитор взял след и пошел по нему. Как
он это сделал, осталось загадкой. Восстановить ход рассуждений Инквизитора не
представлялось возможным. Ни одна машина не в состоянии просчитать, что
послужило спусковым крючком, вызвавшим к жизни рой образов и поток ассоциаций,
что бередило душу, пока сама собой не легла последняя строчка: "...как дай Вам
Бог любимой быть другим". Творчество - это единственное, что не смог
механизировать человек, логическому анализу оно не поддается.
в папке. Пусто, мертво. Всего двадцать страниц, разрозненные заметки;
потребовалось восемь часов, чтобы приблизительно представить, какой объем
информации связан с ними, а чтобы собрать и пережить то, что задействовал из
своей памяти Инквизитор, на это нужна еще одна жизнь. Ее у Максимова не было.
Отлепил, в который раз за день прочитал: "Все близко. Если я хочу найти,
достаточно представить, и оно само ко мне приходит". Почерк Инквизитора.
Максимов прилепил бумажку на место.
была "мастерской": ничего лишнего, ничего отвлекающего, неизбежный телевизор,
уменьшенный до. предельной миниатюрности, сослан на кухню. На стеллаже с
лазерными дисками не нашел ни одной записи новомодных громыхалок, только
классика и этническая музыка. Говорят, что ученые в средние века, как и всякие
ремесленники, занимались своими опытами в жилых домах. Лишь алхимики сочли за
благо удаляться подальше от невинных родственников. Знали, тонкие превращения,
что творились в их ретортах и душе, могли натворить бед посерьезнее, чем юбка,
прожженная кислотой, и ослепившая глаза вспышка магния. Инквизитор был из того
же проклятого племени, знал, что за попытку проникнуть в заповедное приходится
платить и одиночество не просто необходимое условие, а суровый закон.
команд- все, что делал с компьютером Инквизитор в последние часы. Все текстовые
файлы Максимов давно просмотрел. Занятно, ново, порой шокирующе. Но никаких
зацепок.
двенадцать часов, еще три часа играл в игрушку.
винчестером.
Шлепнул по клавише.
экране.
мажорный аккорд.
столешницу. Показалось, пол ушел из-под ног.
Камера понеслась мимо висящих в пустоте фигурок. Эффект был потрясающий, словно
космический корабль петлял между планетами. Фигурки то росли, приближаясь,
заливая собой весь экран, то проскальзывали мимо, едва удержавшись в фокусе.
удивленному взору предстал прозрачный куб, разбитый на квадраты. Фигурки, как
полагается в шахматах, выстроились строем друг напротив друга. Но не на доске,
а в трехмерном пространстве, усыпанном бисером мелких звезд.
игры играл Инквизитор.
игры. Шестьдесят четыре клетки, столько же, сколько знаков в гадании И-Цзын,
все, как Босеан - стяг тамплиеров, как Инь и Ян у китайцев, все черно-белое.
Бескомпромиссная графика жизни. Фигурки - как символы ролей, масок и
характеров. Право пешки погибнуть или стать Фигурой, агрессивная вольность
Ферзя, тяжеловесная прямолинейность Ладьи, привилегия Короля подставить любого,
закрываясь от удара. Игра эта - жизнь в своей максимальной простоте и
непознаваемости. Этюды, начала и эндшпили, классические партии и забавы
любителей- все это лишь модели того, что было, будет или могло быть. Не зря
постигших законы этой игры награждают масонским титулом Гроссмейстер - Великий
Мастер.
поступка и результата. А трехмерные? Космос. Вселенная в миниатюре. Бесконечная
в пространстве и времени, бесконечная в количестве вариантов, заключенных в
ней.
ограниченному сознанию человека, в гордыне решившего, что может объять