АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
Пыхтя и постанывая, они приподняли огромный кувшин, но, едва попробовали вытащить на поверхность, глиняные стенки лопнули, наружу с мягким звоном посыпались золотые монеты.
Ликующие вопли стали громче. Отец Ульфилла оглянулся, я видел, как он сделал движение в нашу сторону, но справился с соблазном, что явно посылает дьявол, остался кропить святой водой осколки дьявольского орудия.
Лучники с усилием подняли остатки монет на донышке. Гунтер и Ульман приняли наверху, на меня поглядывали с ожиданием, но я хранил надменное выражение отрешенности и безразличия, как, по-моему, и должен смотреть феодал, даже крупный феодал, а я крупный, если не по размеру замка и владений, так хотя бы по росту.
Гунтер сказал лучникам строго:
- Чтобы все собрали!.. Карманы я потом проверю!
- Обижаете, - протянул один. - Кто ж осмелится? Его светлость на длину копья в землю видит, он же нас насквозь...
Гунтер оглянулся на меня, я многозначительно хмыкнул, сощурился и смолчал.
Собранные монеты выкладывали кучкой на расстеленном мешке, его вдавило в землю. Я вспомнил, что пол-литровая банка, если наполнить золотом, будет весить двадцать девять килограммов. В золотозапасниках часто потешались над новичками: указывали на стол, где стояла острием кверху золотая отливка в виде конуса, размером всего в два кулака, и разрешали забрать себе, если сумеешь, мол, поднять и унести голыми руками.
Когда все монеты выловили, перерыв землю еще на глубину кинжала, Гунтер послал лучников собрать обломки камня и захоронить в этой яме. Отец Ульфилла явился, бросил алчущий взгляд на горку золота, облизнулся, потер ладони, глаза жадно заблестели, но все же тщательно проследил, чтобы обломки ссыпали в яму, чтобы никто не приберег осколок для порчи: даже врага надо разить честно, а не гадить исподтишка, лишь потом повернулся ко мне.
- Сэр Ричард, - сказал он с некоторым вызовом, - я не уверен, что это золото не послал дьявол...
- Но зачем? - спросил я.
- Для совращения умов, - огрызнулся он. - Для введения в заблуждение!.. Он мог пожертвовать малым, я именую малым тот камень, чтобы ввести в мир нечто более страшное!
Гунтер и все воины насторожились, слушали очень внимательно, в глазах почтение.
Я отмахнулся:
- Гипотенуз я и сам могу нагородить. Разделите золото, да едем дальше. Боюсь, что снова застрянем где-нибудь.
Гунтер сказал бодро, не отрывая глаз от сверкающей кучки:
- В третий раз всегда добираются!.. Ну, с Божьей помощью, делить доверите мне?
- Ну не отцу же Ульфилле, - ответил я саркастически. - Уж загребущие руки церкви знаем, знаем.
* * *
Туча, что сперва выглядела безобидным облачком, разрослась, захватила полнеба, а потом, посовещавшись сама с собой, двинулась в нашу сторону.
Тюрингем заорал, без команды повернул коня и погнал в сторону леса с криком:
- Тут поблизости такой дуб, такой дуб!
Гунтер взглянул на меня вопросительно, я кивнул, подумал, что Тюрингем выказал себя сметливее всех: можно что-то сделать и без моего прямого указания, если это на пользу всем.
Мы едва-едва успели на полном скаку достигнуть кромки леса, как гроза обрушилась со всей мощью. Сильный ветер швырнул в спины клочья мокрой травы и сорванные листья, вода обрушилась с мощью водопада, и, когда мы наконец достигли места, где нас поджидал Тюрингем, даже кони выглядели разбухшими от воды.
Дуб в самом деле раритетный: для обхвата уж и не знаю, сколько понадобится человек, высокий и могучий, а крона, как великолепным шатром, укрывает участок в шесть-восемь соток. А если учесть, что не менее могучие корни выпивают все соки в районе этих же шести-восьми, то вокруг сухая и почти ровная земля, ни одной травинки, зато на ладонь засыпано сухими панцирями коричневых желудей.
Они по-домашнему зашелестели, когда мы рассаживались под многослойной защитой ветвей, даже сырой воздух проникает сюда с трудом, хотя за пределами дуба его можно выжимать, как тряпку.
Тюрингем собрал хворост и начал высекать огонь, все сгрудились в ожидании жаркого пламени, что высушит одежду, согреет, наполнит жилы горячей кровью, взвеселит, но Тюрингем безуспешно бил кремнем по огниву, мелкие искорки падали в отсыревший мох и не желали зажигаться. Лучники ежились, вздрагивали, один обхватил себя руками за плечи, стараясь согреться, а Тюрингем закусил губу и. сдерживая проклятия - пару раз задел палец, выступила кровь, - упрямо колотил и тут же бросался на брюхо, пытаясь раздуть слабую искорку.
Я вспомнил разговор с Тертуллианом, заколебался, но попытка не пытка, сделал шаг к Тюрингему, протянул руки к ветвям и воззвал:
- Господи, будь у нас огонь, осталось бы больше времени на восславление Твоего имени!.. И вообще - для добрых дел. Сотвори чудо - дай нам огонь!
Тюрингем с криком отпрянул: во мху показался огонек, причем - совсем не там, куда падали искорки. Вспыхнул слабо, но все-таки огонек. Кто-то из лучников упал на брюхо и торопливо подул, одновременно подкладывая тонкие полоски бересты. Огонь разгорелся, начал лизать хворостины, расщелкивать их, взвился красными язычками. Лучники попятились от огня, смотрели на меня расширенными глазами. Я смиренно перекрестился, указал на костер.
- Согреемся, братие. Тюрингем сварит похлебку, ужремся всласть, душа воспоеть... Все во славу Господа нашего, все во славу...
- Аминь, - сказал Тюрингем торопливо.
Я перекрестился небрежно, словно муху отгонял, паладин для Бога свой парень, они же клали крестное знамение размашисто, истово, со всей верой в скорый приход комму... царства небесного для всех людей, кроме колдунов и еретиков, а также язычников, мусульман и православных.
Подъехали двое лучников, сопровождая отца Ульфиллу, помогли слезть с мула. Все трое мокрые до нитки, грязные, залепленные листьями, лепешками травы, комьями грязи и всякой прочей гадостью. Отец Ульфилла клял мула: едва тащил смиренного слугу церкви, но лучники за что страдали? Трясясь и стуча зубами, они тянули руки к костру, им уступили место.
Странный ливень в середине июля, вода просто ледяная. Все трое промокли до костей, священника отвели к огню. Тюрингем наклонился к его уху, что-то шепнул. Отец Ульфилла отпрянул от костра, глаза дикие, ухватился за крест и поспешно осенил костер широким знамением.
Огонь из красного стал золотисто-желтым, взметнулся выше, едва не задев крону дуба.
- С нами Божья сила, - пробормотал Гунтер.
- Dictum - factum, - согласился я. - Мои аплодисменты отцу Ульфилле. В следующий раз костер разжигать доверим ему.
Священник с минуту бормотал молитву, очищенный костер горит ярко и мощно, от него сухой жар, как из распахнутых дверей сауны. Над головой неумолчный шум, дождь все еще с силой Колотит по листьям, а по краям, где сумел прорвать оборону, низвергаются целые ревущие потоки, бьют в землю с такой силой, что взлетают комья земли, как при бешеной скачке на горячем коне.
Земля сухая на сотню шагов в диаметре, крона могучего дуба не пропускает ни капли. Все отдыхают, пережидая ливень, а я задумался над сотворенным чудом. Что не Господь возжег костер - дураку ясно, Бог не станет такой херней заниматься, как разжигать костры, заставлять плакать иконы и вообще что за дурь - слушать молитвы дураков? Если где на земле и случается то, что народ называет чудом и видит в этом проявление мощи Бога, к нему никакого отношения это не имеет. Бог сделал свое дело: создал мир, Бог может уходить.
Так что я воспользовался той силой, что все еще разлита в атмосфере... или не в атмосфере, а везде-везде, как реликт древних эпох, но это еще не значит, что я подключился на халяву к Божественной силе. Просто наверняка существовала защита от дурака, что не позволяла использовать эту мощь в корыстных целях. Строгая защита, на ментальном уровне, каждое желание проверялось на предмет соответствия стандартам. Понятно, что даже если какие-то единицы и сумели нащупать это силовое поле, то это им ничего не дало. Ни власти над миром, ни кучу голых и покорных баб, ни жену соседа, ни сундуки с золотом.
А я? Загорелся ли костер потому, что я возжелал добра не столько себе, как другим, прежде всего пожалев несчастного Тюрингема? Если это так, то открывает щелочку к тому, что называем магией. Пусть даже самой белой, ну прямо незапятнанной.
В мозгу блеснула еще одна странная идея. А не потому ли я смог "подключиться", что силовое поле опознало меня как "своего", то есть... продукт более продвинутого времени? Но, признав, все-таки ограничило меня, так сказать, на самом начальном уровне. Я смог разжечь самый крохотный огонек, едва-едва воспламенил мох, но не смог бы поджечь даже самую тонкую хворостинку. Тем более не подпалю дерево.
Что ж, вернемся - велю не только восстанавливать те церкви, что разрушены или заброшены, но и построю пару церквей. Не в замке: отец Ульфилла уже развил бурную деятельность, а где-нибудь в крупных селах. Кстати, эту церковь, что восстанавливает отец Ульфилла, я могу, наверное, записать в свой актив? Хрен бы он ее восстановил, если бы я не уничтожил злого колдуна Галантлара... вот еще один плюсик!.. и не передал таким образом эти земли в руки церкви, что признал своим появлением сам Тертуллиан!
Шум водопада над головами оборвался. Ливни не бывают долгими, а этот вообще как ножом отрезало. Тюрингем сразу же бросился к лошадям, я дождался, когда мне сразу трое человек, соревнуясь за право быть ближе, подвели Зайчика.
Все-таки, подумал, есть странность в том, что остатки силового поля выполняют желания именно служителей церкви. Правда, изредка, крайне редко, но все-таки именно они, служители церкви, как-то нащупали... Все-таки когда-то это была, наверное, эдакая всемирная сеть, как Интернет, и охватывала все и вся. И как я по Интернету заказывал все, что угодно, от доставки пиццы на дом и до авиабилетов, говорил с приятелем на другом конце света, видя его морду на экране мобилы, так и здесь нечто подобное, только здесь на порядок или на несколько выше... В смысле когда не посыльный приносит пиццу и ждет, когда расплачусь, а желание выполняется сразу... как здесь сказали бы, по волшебству.
Я сосредоточился, стараясь не потерять мысль, что постоянно ускользала, пытаясь отыскать проблемы проще: затащить ли сегодня в постель Фриду или же кого-нибудь из новеньких, напомнить про сокровища, которые выкопали благодаря мне, такому замечательному и щедрому, погонять сопровождающих, наслаждаясь властью...
...нет, мысль ускользнула, но, чувствую, еще вернется. Такое вот, тревожащее, возвращается.
Глава 4
Хмурые деревья остались за спиной, на опушке встретило яркое, умытое ливнем солнце. От мокрой земли пар, лужи исчезают на глазах, прибитая крупными каплями трава со стонами и вздохами распрямляется, осматривается, прикидывая, как и куда запустить корни и протянуть листья.
Конские копыта увязают в размокшей почве, но не погружаются глубоко: земля не успела наполниться влагой. И с каждым конским скоком как будто становится плотнее и суше.
Гунтер на правах поводыря то и дело заезжал вперед, а по тому, как притормаживал и брал в руки топор, мы уже знали, что заметил впереди нору гоблинов, не знающих страха волков или бродячего тролля.
Лучники бросались к нему наперегонки. Страх перед чудовищами, который охватывает вне стен замка, уже испарился, все старались показать свою меткость и дальность в стрельбе, поражая опасных тварей.
Двое лучников, которых приставили охранять вечно отстающего отца Ульфиллу, глядели нам вслед с завистью.
Гунтер остановился на вершине холма и угрюмо смотрел вперед, не притрагиваясь к боевому топору. Лицо стало бледным, осунулось, в глазах непривычная для этого сурового немногословного воина тоска. Я посмотрел на него, на равнину. Впадина, как будто с неба упала панцирем вниз огромная черепаха, от морды до хвоста километра четыре... Нет, у черепахи панцирь рифленый, а здесь как будто ударили по земле щитом или даже тазом. Вмятина осталась идеально круглая, с удивительно ровным, словно выверенным по циркулю дном.
Не слишком глубокая яма, именно впадина, а не яма, но чем больше я на нее смотрел, тем страшнее становилось. Наконец волосы зашевелились и встали дыбом. Как будто стальной шарик подшипника ударил и отпрыгнул обратно в космос. Эту яму мог образовать только... нет, даже не взрыв, а нечто вроде гравитационного удара.
Гунтер взглянул встревожено:
- Ваша милость, вы так сбледнули...
Я огрызнулся:
- С вами не только... этим самым станешь. Давно это было?
- Давно, - ответил он. - Видите, травой заросло?.. А внизу родничок. Туда козы повадились, очень им трава тамошняя по вкусу. Да и я скажу, нигде такой сочной и мясистой не видел.
Я зябко передернул плечами.
- Не дохнут?
Он не отрывал от моего лица внимательных глаз.
- Вроде бы нет. Но вам, ваша милость, как будто бы такие ямы знакомы?
- Нет, - ответил я чистую правду. - Никогда не видел!
- Гм, а мне почудилось...
- Креститься надо, - сказал я строго.
Он перекрестился, это по-христиански, сплюнул через левое плечо, отдавая дань язычеству, потрогал амулет на шее - это от веры в силу заговоров и вообще в магию, практичный человек Гунтер, ни с кем не желает ссориться, почти общечеловек, но в то же время топор держит твердо, от своих принципов не отступится.
- Да, - произнес он, - здесь всякие наваждения толпами, а то и стадами.
- Вообще-то ты прав, - признал я. - Это я представил, что здесь творилось, когда ваш дурак колдун не ту кнопку нажал! В смысле заклятия перепутал.
Он кивнул, морщины на лице стали резче.
- Здесь был город. Большой, богатый. И много колдунов, вы угадали... Кто из них что раскопал, теперь уже не узнать. Те, кто уцелел в дальних селах, рассказывали, что небо озарилось оранжевым, словно появилось второе солнце. И сразу же упало на землю. Заклокотал вулкан... А потом и он в пыль, осталась яма. Говорят, сперва был только оплавленный камень, потом нанесло земли, семян, уже лет через пять наросла трава, а сейчас вот кусты, кое-где уже и деревья...
Мы спустились с холма, земля плодородная, на бесплодной не вымахают такие бурьяны. Приходится привставать в стременах, чтобы не затеряться, однако все в запустении, даже дорога, на которую наконец выбрались, заброшена, забыта, а трава с обеих сторон старательно отгрызает корнями кусочки твердой каменистой земли, стремясь уничтожить даже намеки на дорогу.
Я поглядывал по сторонам, если и находил следы человеческой деятельности, то сейчас только заброшенные сараи, полуразвалившиеся постройки, замершие колодцы... Иногда угадывалось даже поле, там дикая трава, но кустарником зарасти не успело, в то время как дальше строго по линии настоящая чаща.
Я пробормотал:
- И сказал Иван Сусанин полякам: "Водки, ребята, не обещаю - но погуляем хорошо"...
- Иван Сусанин? - переспросил Гунтер. - Кто это?
- Да был такой гунтер в наших краях...
И все же вскоре увидели впереди по дороге живое село, стадо коров, множество гусей в пруду, два десятка домов, но проходы завалены бревнами, а дорогу в село преградили невысокие ворота, я бы их назвал просто шлагбаумом. С той стороны наблюдали за нами двое молодых парней. Когда им показалось, что едем именно к ним, один пронзительно свистнул, сразу же из домов повыскакивали с луками, арбалетами, у кого-то топоры, косы, боевые молоты, палицы...
Гунтер сказал с кривой усмешкой:
- Вольное село.
- Не признают хозяина?
- Да, смельчаки... Но если придут войска Карла, все равно придется искать защиты у сеньора.
- А пока живут, - сказал я, - не платят подати. Вроде бы хорошо, однако же что-то в этом есть и нехорошее. Не находишь?
Он подумал, крякнул:
- Верно, ваша милость. Так вроде смелые люди, но, с другой стороны, они же прячутся от настоящей мужской работы! А как же родину защищать? А как налоги платить, чтобы новую церковь выстроить? Учителей нанять, их же детей грамоте учил бы? Нет, это тоже воры.
Воры поневоле, подумал я хмуро, но смолчал. Может быть, родину и пошли бы защищать, но вот постоянно класть головы в сварах их господина с другими господами - осточертело. Может быть, родину защищать от вторжения армий Карла придется, а может и нет, а вот ежедневно и ежечасно кланяться господам, работать на барщине... есть у них такое?.. словом, выполнять какие-то унизительные повинности - придется постоянно. Вот и выбирают такую свободу, в которой есть нехорошее, но и хоть слабенькое, но оправдание...
Солнце в небе еще невысоко, пастух только-только гонит коров на пастбище, но свернул на луг, чтобы не встречаться с нами, чужаками. Деревня уже проснулась, над домами дымки, козы разбрелись у околицы, щиплют траву и, встав на задние ноги, объедают листья с нижних веток.
У шлагбаума, загораживающего вход, пришлось посторониться: навстречу важно идут гогочущие гуси: толстые, огромные, окормленные. Впереди двигается вожак: ростом с индюка, его не назовешь откормленным, весь из тугих жил, а когда посмотрел на коней впереди, я понял и поспешно подал лучникам знак уступить дорогу.
По ту сторону еще трое с луками, остальные с топорами, мечами, луками и арбалетами наблюдают за нами из-за поленниц с дровами, заборов, сараев. Еще в нашу сторону с нехорошим интересом посматривают три огромные лохматые собаки. Там у себя я больше привык к гладкошерстным, но в этих условиях, понятно, эти кудлатые куда практичнее: и на снегу могут спать, и пока через такую густую поросль доберешься до плоти, рот забьешь шерстью, а там и сам жизнь потеряешь, зубы у псов вон какие...
Что народ здесь вольный и способный постоять за себя, я убедился сразу. Вроде бы простолюдины, но у каждого либо меч, либо огромный тесак, почти все в удобных куртках из толстой кожи, стрела не пробьет, да к тому же там и сям нашиты полоски железа. Особенно толстые и длинные - на плечах, что сразу напомнило погоны. Этим людям носить доспехи не с руки, но вот такая железка на плече защитит от удара сабли, тесака, а то и меча, если сталь получше.
Мы ехали медленным шагом, вблизи шлагбаума я вскинул руку и сказал громко:
- Дорога идет через это село!.. В вашу жизнь вмешиваться не собираемся. Каждый сам выбирает свою дорогу. И сам отвечает за выбор.
К шлагбауму подошел кряжистый мужик, от всей фигуры веет силой и властностью, окинул нас волчьим взглядом из-под нависших бровей.
- Добро пожаловать, дорога свободна.
Подростки бросились к шлагбауму, жерди заскрипели, через мгновение проход освободили. Я пустил коня вперед, на него смотрели с восторгом и опасливостью - какой громадный и черный, - рыцари ехали за мною следом, следом замершие в седлах лучники.
Мы проехали через середину села, Гунтер хмыкнул и указал на большой котел на площади, там варится по меньшей мере туша быка, еще на бревнах рассаживаются парни с трубами, трещотками, молодежь выкатывает тяжелые бочки.
- У них праздник, не иначе...
Нас рассматривали с любопытством, без страха, а одна женщина прокричала:
- Это что же столько статных мужчин едет мимо?.. А ну слезайте! Будем праздновать вместе!
За моей спиной Зигфрид сказал громко:
- Сэр Ричард!
- Что? - ответил я.
- Зовут же!
- Ну и что?
- Обидим же отказом!
- Ну да, - сказал я саркастически. - Да они рады, что мы уберемся...
Но нас уже окружили, по большей части женщины, смеялись и шутливо стаскивали с седел, местные мужчины криво улыбались, но не протестовали.
Я кивнул, разрешая нашим ненадолго покинуть седла, и тут же кони оказались без всадников. Правда, Гунтер строго велел коней не расседлывать и стеречь по очереди, доспехи не снимать, оружие держать под рукой. Выпьем по чаше вина с позволения его милости, а потом снова в путь.
Играли, как оказалось, свадьбу. Жениха и невесту посадили на возвышение, музыканты нещадно дудят и стучат трещотками, молодые задорные голоса завели песню, девушки и парни встали в хоровод, пошли сперва скованно, затем все веселее, взбодрились, начали выкидывать коленца, в полном смысле слова, только теперь понял, что выкидывать коленца - это вот так плясать, когда из-под длинных, до щиколоток, юбок вдруг проглядывают на мгновение округлые голые колени...
Мир прекрасен, в близость наступающего Зла не верится, тем более - дудки и рожки свистят, дудят, будоражат кровь, а бубны и барабаны заставляют плясать даже нервы, ноги сами начинают притопывать, приплясывать.
Жизнь бурлит, а у людей живучести и приспосабливаемости больше, чем у муравьев: Зло рядом, уже завтра кто-то из этих людей может погибнуть, потому и пляшут так, словно в последний раз, потому и страсти спешат излиться в один день, но кто тратит много, тот и получает много. Потому и выжили, потому и живут так весело и вольно, что живота не щадят...
Голова слегка закружилась, слишком много красивых, даже слишком красивых молодых женщин, все налитые здоровым соком, яркие, поспевшие, раскраснелись от танца, обнаженные плечи в легких сарафанах сперва волнующе блестят в закатном солнце, теперь еще больше привлекают и горячат взор в отблесках багрового костра, вокруг которого пляска.
У женщин на груди стреляют таинственными бликами монисты, у всех парней на поясах кинжалы, ножи, но такие же и у женщин на узких поясах, здесь любая девчонка приучается давать отпор мелкой нечисти, забравшейся в хлев, пытающейся пролезть в курятник, к домашним кроликам или к уткам.
Я собирался сказать отечески строго, что погуляли малость, оттянулись и хватит, пора ехать дальше, как вдруг раздался женский крик. Музыка мгновенно оборвалась, мужчины вокруг нас хватались за оружие. Гунтер выругался, меч как будто сам прыгнул из ножен в его ладонь. Ульман и Тюрингем встали возле него уже с оружием, на меня смотрят в ожидании приказов, но не приближаются.
Из темного тумана в нашу сторону словно катится высокая морская волна. Солнце с той стороны, слепит, я не сразу различил десятка два крупных животных, размером с бизонов. Мчатся, плотно прижавшись друг к другу, но это не бег копытных, а стремительное прыжковое приближение хищников. Баррикады из бревен их не пропустили, но шлагбаум рассыпался, будто из спичек.
Мужчины с яростным криком бросились навстречу. Заблестели клинки. Гунтер закричал:
- Килган, Алан!.. Коней, коней держите!
Испуганные животные вставали на дыбы, старались оборвать повод, двое лучников бросились к ним. Я не отрывал взгляда от бегущих в нашу сторону зверей, похожих на чудовищных кабанов, немногим мельче, чем чудовище, которое мы завалили с Тудором.
Выскочивших навстречу мужчин кабаны смяли, как высокую траву. Молот наконец вырвался из моей ладони. Я направил его навстречу громадному зверю, что несется чуточку впереди, явно вожак.
Страшный удар потряс его и отшвырнул в глубину стада. Сразу двое зверей сбилось с победного бега, один захромал, другой завертелся волчком, а вожак остался лежать неподвижной тушей. •
Остальные, добежав до котла с вином, в бешеной ярости гонялись за людьми, опрокидывали, хватали огромными, вытянутыми, как у гигантских крыс, пастями. Иные врывались в дома, оттуда слышались душераздирающие крики.
Я бросал и ловил молот, каждое попадание с силой отшвыривало чудовище. Гунтер и копейщики умело встретили уцелевших выставленными копьями, впервые по ушам резанул пронзительный визг раненых зверей, а потом, к моему удивлению, уцелевшие повернулись и разом бросились прочь.
Молот догнал отставшего, тот и так хромал, я услышал хруст костей. Остальные унеслись быстрее, чем мчались сюда. Их осталось, как мне показалось, меньше половины.
На месте празднества ходили наши люди и местные сельчане, торопливо добивали чудовищ: Женщины тоже сновали с длинными ножами в руках, отовсюду слышался плач, гневные крики.
Гунтер подбежал, отрапортовал, преданно глядя в лицо:
- У нас только двое с легкими ранами!
- А местные? - спросил я.
Он отмахнулся:
- Человек десять насмерть, около двадцати ранено. Ничего, у них большая деревня. Это даже не потеря.
Ульман подошел, держа двух коней в поводу.
- Если бы не мы, они потеряли бы раз в пять больше.
- Точно, - подтвердил Гунтер.
Ульман взялся за стремя, предлагая мне поставить ногу.
Я покачал головой.
- Надо бы помочь им... Хотя бы полечить.
Гунтер и Ульман удивленно переглянулись, Гунтер сказал твердо:
- Ваша светлость, мы и так для них явились, как спасение небесное. Уже местный колдун сказал, что нас послали их боги, хотя, понятно, это Пресвятая Дева Мария направила наш путь, чтобы устыдить их и подтолкнуть на путь веры.
Я поколебался, спросил:
- А у наших в самом деле легкие раны?
- Царапины, - заверил Гунтер. - Лечить их не надо, чтобы в другой раз были осторожнее.
- Ты прав, - согласился я. - Это лучший путь учебы, когда прищемят пальчик. Все по коням!
Зигфрид сказал тоскующе:
- Эх, опять по коням... Хотя бы раз услышать: по бабам...
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 [ 17 ] 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
|
|