Чтение 17–й страницы книги ~Нарцисс в цепях~

- И кто тебе нанес эти раны, Анита? Или что?

Я покачала головой:

- Этот вопрос улажен.

- Черт побери, Анита, как я могу тебе верить, когда ты мне ничего не говоришь?

Я пожала плечами.

- Рука - это все?

- Почти.

- Мне нужно видеть остальные.

В моей жизни много было мужчин, которых я могла бы обвинить, что они хотят заглянуть мне под рубашку, но Дольф в это число не входил. На эту тему между нами никогда не было напряжения. Я уставилась на него, надеясь, что он возьмет свои слова назад, но он молчал. Надо было знать, что не возьмет.

Я вытащила рубашку из штанов и обнажила лифчик. Еще надо было его приподнять, чтобы показать круглую дыру - не шрам - над сердцем.

Он потрогал ее, как и все остальные, качая головой.

- Будто кто-то хотел у тебя сердце вырвать. - Он поднял глаза: - Анита, каким чертом ты смогла все это залечить?

- Можно одеться?

В дверь постучали, и вошел Зебровски, не ожидая приглашения, пока я все еще запихивала груди в лифчик. У него глаза полезли на лоб:

- Я помешал?

- Мы уже кончили.

- Ну и ну! Я думал, что у Дольфа больше сил.

Мы оба на него вызверились. Он осклабился:

- Граф Дракула оформлен и готов к отъезду.

- Его зовут Жан-Клод!

- Тебе виднее.

Мне пришлось наклониться и пошевелить груди, чтобы лифчик сел правильно. Они оба на меня глазели, а я из упрямства не стала отворачиваться. Зебровски глазел, потому что он жизнерадостный козел, а Дольф - потому что злился.

- Ты согласна сдать анализ крови? - спросил он.

- Нет.

- Мы можем получить судебный ордер.

- На каком основании? Я ничего не нарушила, Дольф, только показала, что я не мертва. Если бы я тебя не знала, я бы подумала, что ты разочарован.

- Я рад, что ты жива.

- Но горюешь, что не можешь взять Жан-Клода за задницу. Так?

Он отвернулся. Наконец я попала в точку.

- В этом дело? Ты огорчен, что не можешь арестовать Жан-Клода и добиться для него казни. Он меня не убивал, Дольф. И все равно ты хочешь его смерти?

- Он уже мертв, Анита. Он просто не знает, что надо лежать.

- Это угроза?

Дольф испустил низкий глубокий выдох:

- Анита, он ходячий труп.

- Я знаю, кто такой Жан-Клод, Дольф. Наверное, лучше, чем ты.

- Это я все время слышу.

- Ты что, злишься, что я с ним встречаюсь? Ты мне не отец, Дольф. Я имею право встречаться с кем хочу.

- Как ты можешь терпеть его прикосновения?

И снова гнев, злость.

- Ты хочешь его убить за то, что он мой любовник? - Я не смогла скрыть удивления.

Он не смотрел мне в глаза.

- Ты меня не ревнуешь, Дольф, и это известный нам обоим факт. Тебе не нравится, что он не человек?

- Он вампир, Анита. - Он наконец посмотрел мне в глаза. - Разве можно трахаться с трупом?

Уровень эмоций был слишком личным, интимным. И тут до меня доперло.

- Дольф, какая женщина в твоей жизни трахается с нежитью?

Он шагнул ко мне, дрожа всем телом, огромные руки сжались в кулаки. Почти багровой волной ярость залила его лицо. Скрипя зубами, он проговорил:

- Выметайся.

Я хотела что-то сказать в извинение, но говорить было нечего. Осторожно пробираясь мимо него, не спуская с него глаз, я вышла в коридор. Но он остался стоять, овладевая собой. Зебровски вывел меня из камеры и закрыл за нами дверь.

Будь я в компании другой женщины, мы бы тут же обсудили, что сейчас произошло. Будь я в компании нескольких женщин, мы бы тоже обсудили. Но Зебровски был копом. А копы на личные темы говорить не будут. Если ты случайно узнаешь о чем-то личном, по-настоящему больном, ты будешь на фиг молчать - разве что сам объект захочет об этом говорить. К тому же я не знала, что сказать. Если жена Дольфа обманывает его с трупом, я не хотела об этом знать. У него два сына и нет дочерей - кто еще это мог бы быть?

Зебровски провел меня через замолчавшую комнату персонала. Когда мы вошли, к нам повернулся человек. Он был высокий, темноволосый, с сединой на висках. Четкие суровые черты лица начали расплываться на краях, но он был красив мужественной красотой, что-то вроде Мальборо. Что-то в нем было знакомое. Но лишь когда он повернулся и стали видны следы когтей на шее, я его узнала. Орландо Кинг был одним из первых охотников за скальпами в стране, пока его чуть не убил один одичавший оборотень. Легенды не сходились в том, что это был за зверь: кто говорил - волк, кто - медведь или леопард. Подробности разрастались так обильно, что я сомневаюсь, чтобы кто-нибудь знал правду, кроме самого Кинга. Кинга - и оборотней, которые чуть его не убили, если, конечно, не все они погибли при этой попытке. У него была репутация охотника, от которого еще никто не уходил, который никогда не прекращал преследования, пока не убивал свою дичь. Он зарабатывал хорошие деньги, читая лекции в стране и за ее пределами. Заканчивал он обычно тем, что снимал рубашку и показывал шрамы. Как на мой вкус, это слишком отдавало цирком, но ладно - не мое же тело. И еще он иногда консультировал полицию.

- Анита Блейк, это Орландо Кинг, - представил его Зебровски. - Мы его пригласили помочь обвинить графа Дракулу в убийстве.

Я сердито взглянула на Зебровски, но он лишь осклабился в ответ. Он будет обзывать Жан-Клода кличками, пока я не перестану реагировать. Чем раньше я это сделаю, тем раньше ему надоест.

- Миз Блейк, - заговорил Орландо Кинг глубоким, рокочущим голосом, который я помнила по его лекциям, - я очень рад видеть вас живой.

- А я очень рада быть живой, мистер Кинг. Последний раз, когда я вас слышала, вы читали лекции на западном побережье. Надеюсь, вам не пришлось прервать поездку, чтобы участвовать в раскрытии моего убийства.

Он пожал плечами, и что-то в этом было, создававшее иллюзию, что он выше, шире, чем на самом деле.

- Нас, тех, что посвятили свою жизнь борьбе с монстрами, так мало. Как я мог не приехать?

- Я польщена, - ответила я. - Я слышала вашу лекцию.

- Да, вы потом подходили ко мне поговорить.

- Польщена еще раз. Вы за год встречаете тысячи людей.

Он улыбнулся и тронул меня за левую руку - едва-едва.

- Но среди них мало тех, чьи шрамы под стать моим. И в этом бизнесе нет даже вполовину таких симпатичных.

- Спасибо.

Он был старше меня поколения на два, и я решила, что его комплимент - не заигрывание, а привычка.

Зебровски скалился, и по этой ухмылке можно было понять: он не считает, что Кинг всего лишь вежлив. Я пожала плечами и не стала обращать внимания. Давно уже я поняла: если делаешь вид, что не замечаешь, когда мужчина с тобой заигрывает, почти всем им надоедает, и они перестают.

- Я рад снова видеть вас, миз Блейк. Тем более живой. Но я знаю, что вы спешите, чтобы успеть до рассвета выручить вашего бойфренда-вампира.

Едва заметная пауза послышалась перед словом "бойфренд". Я вгляделась в его лицо - оно было нейтральным. Ни осуждения, ни порицания - только улыбка и доброжелательность. После ража, в который вошел Дольф, приятный контраст.

- Спасибо, что вы понимаете.

- Я был бы рад возможности поговорить с вами до моего отъезда.

Опять мелькнула мысль, не закидывает ли он удочку, и я сказала единственное, что пришло мне в голову:

- Для обмена опытом?

- Именно.

Я просто не понимаю, как действую на мужчин. Я не настолько привлекательна - или, быть может, не вижу в себе этого качества. Мы пожали друг другу руки, и он не стал удерживать мою ни на секунду дольше, чем нужно, не стискивал ее, никак ничего не сделал такого, что делают мужчины, когда заинтересованы. Может, я просто становлюсь параноиком насчет мужчин?

Зебровски вывел меня через море столов забрать Натэниела. Полицейская, детектив Джессика Арнет, одна из новичков в группе, все еще развлекала Натэниела. Она глядела в его сиреневые глаза так, будто в них была гипнотическая сила. Ее не было, но Натэниел действительно умел слушать. Среди мужчин это бывает редко, и потому ценится даже больше, чем красивое тело.

- Натэниел, нам пора.

Он тут же встал, но успел бросить детективу Арнет такую улыбку, что у нее глаза заискрились. В обычной жизни Натэниел - стриптизер, так что охмуряет он совершенно инстинктивно. Он, кажется, одновременно и осознает, и не осознает своего действия на женщин. Когда сосредоточится, то понимает, что делает. Но когда он просто входит в комнату и к нему поворачиваются головы, он не замечает.

Я тронула его за локоть:

- Скажи тете детективу "до свидания". Мы уже спешим.

- До свидания, тетя детектив, - сказал он. Я подтолкнула его к двери.

Зебровски вывел нас наружу. Наверное, не будь с нами Натэниела, он бы продолжал задавать вопросы. Но Натэниела он видел впервые и не очень знал, что при нем можно обсуждать. Так что он молча довел нас до комнаты оформления задержанных, где в одном из трех кресел сидел Жан-Клод. Обычно здесь все время толпится народ, приходит, уходит, а поскольку места здесь как в чулане, кажется очень людно. А сейчас место занимали два торговых автомата да регистратор за своим зарешеченным окошком - новое название, поскольку слово "тюремщик" из моды вышло. Впрочем, три тридцать утра.

Жан-Клод, увидев меня, встал. Белая сорочка была в пятнах, рукав разорван. Не было впечатления, что его били или как-то обижали, но обычно он фанатично относится к одежде. Такое могло быть вызвано лишь серьезными причинами. Борьбой, быть может?

Я не подбежала к нему, но обняла его, прижала ухо к его груди, держась за него, как за последнюю в этом мире прочную опору. Он гладил меня по волосам и что-то приговаривал по-французски. Я уже достаточно стала понимать, чтобы разобрать, что он рад меня видеть и что я очень хорошо выгляжу. Но все остальное было просто приятным шумом.

Только ощутив присутствие Зебровски у себя за спиной, я отодвинулась, но тут рука Жан-Клода нашла мою руку, и я ее взяла.

Зебровски на меня глядел так, будто впервые видит.

- Чего тебе? - Это прозвучало враждебно.

- Я никогда тебя не видел такой... мягкой. Ни с кем.

Это меня поразило.

- Ты же видел, как я целовалась с Ричардом.

Он кивнул:

- Это было другое. Вожделение. А это... - Он покачал головой, подбирая слова. - С ним ты будто в безопасности.

Мне стукнуло в голову: а ведь он прав!

- А ты умнее, чем кажешься, Зебровски.

- Мне Кэти читает вслух книжки для самообразования. Сам я только картинки смотрю. - Он тронул меня за руку: - Я поговорю с Дольфом.

- Вряд ли это поможет.

Он пожал плечами:

- Если уж Орландо Кинга можно было обратить насчет монстров, то всякого можно.

- То есть?

- Ты когда-нибудь читала, или слышала, или видела его интервью до инцидента? Зебровски пальцами показал кавычки, произнося слово "инцидент".

- Нет. Тогда, кажется, меня еще не интересовала эта тема.

Он скривился:

- Да, я все забываю, ты еще была в пеленках.

- Так расскажи.

- Кинг был мотором и звездой движения, которое хотело объявить ликантропов не людьми, чтобы их можно было убивать на месте и без суда. Потом его поцарапали, и - але-оп! - он смягчился.

- Близость смерти делает с человеком такое, Зебровски.

Он усмехнулся:

- Она не сделала меня лучше, чем я есть.

Когда-то я держала руками его живот, сводя края раны, чтобы не вылезли внутренности, пока мы ждали "скорую". Это случилось перед самым рождеством года два назад. В письмо Санта-Клаусу в том году я включила только одно пожелание: чтобы Зебровски был жив и здоров.

- Если Кэти не может сделать тебя лучше, то не может никто и ничто.

Он осклабился шире, потом лицо его стало серьезнее.

- Я поговорю за тебя с боссом, посмотрю, нельзя ли смягчить его сердце, не прибегая к близкой смерти.

Я посмотрела в это чуть грустное лицо:

- Это потому, что ты увидел, как я его обнимаю?

- Ага.

Я порывисто обняла его:

- Спасибо.

Он оттолкнул меня к Жан-Клоду:

- Ты лучше успей его завернуть в покрывало до рассвета. - И посмотрел мимо меня на вампира: - Берегите ее.

Жан-Клод слегка поклонился:

- Я готов беречь ее настолько, насколько она позволит.

Зебровски рассмеялся:

- Слушай, а он тебя знает!

Мы так и оставили Зебровски заливаться смехом, а регистратора глазеть, потому что ночь уже становилась тоньше. Приближался рассвет, а у меня было еще много вопросов. Натэниел вел машину, мы с Жан-Клодом сидели сзади.

Глава 13

Я по привычке застегнула привязной ремень, но Жан-Клод остался сидеть вплотную ко мне, обнимая меня за плечи. Меня начало трясти, и я не могла остановиться. Будто я так долго его ждала, что начала разваливаться. Я не плакала, только позволила ему держать себя, пока меня трясло.

- Все хорошо, ma petite. Ничего уже не грозит нам обоим.

Я потерлась головой об его испачканную сорочку:

- Дело не в этом.

Он дотронулся до моего лица, приподнял его к себе в чуть подсвеченной тьме машины.

- В чем же тогда?

- У меня был секс с Микой.

Я глядела ему в лицо, ожидая гнева, ревности, какой-то вспышки в глазах. А видела только сочувствие и не понимала.

- Ты - как только что поднявшийся вампир. Даже те, кому предстоит стать мастерами, не могут побороть голода в первую ночь или в первые несколько ночей. Он непобедим. Вот почему многие вампиры нападают на ближайших родственников, когда впервые встают. Это те, о ком они думают в сердце своем, и потому вампиров тянет к ним. Только с помощью Мастера Вампиров может этот голод быть направлен в другую сторону.

- Ты не сердишься? - спросила я.

Он засмеялся и обнял меня:

- Я боялся, что ты будешь на меня сердиться за то, что я передал тебе этот ardeur, огонь, жгучий голод.

Я отодвинулась, чтобы заглянуть ему в лицо.

- А почему ты меня не предупредил, что я не смогу его контролировать?

- Когда речь идет о тебе, ma petite, я больше всего стараюсь избегать недооценки. Если кто-нибудь, кого я знал за все эти века, мог бы выдержать этот тест, то это ты. Я тебе не сказал, что ты потерпишь неудачу, так как давно уже не пытаюсь предсказать, что может сделать сила с тобой или посредством тебя. Обычно ты сама себе закон.

- Я была... беспомощна. И я... я не хотела его контролировать.

- Конечно, не хотела.

Я покачала головой:

- Ardeur - это навсегда?

- Я не знаю.

- Сколько пройдет времени, пока я научусь им владеть?

- Месяц или два, может быть, меньше. Но даже когда ты научишься им владеть, поосторожнее в присутствии тех, к кому ты вожделеешь сильнее всего. От них голод вспыхнет в жилах палящим огнем. Ничего стыдного в этом нет.

- Это ты так говоришь.

Он держал мое лицо в ладонях:

- Ma petite, уже больше четырехсот лет прошло, как я впервые очнулся и ощутил, как бушует во мне ardeur, но я помню. И все эти годы я помню, что плач по плоти еще острее и хуже, чем плач по крови.

Я сжала его запястья, прижала его руки к своему лицу.