Чтение 17–й страницы книги ~Пруд двух лун~

- Как?

Изолт удрученно улыбнулась.

- Это одна из наших проблем. Я хотела попробовать перепрыгнуть его...

- Но в нем же двести футов!

- Да, я знаю. Наверное, сейчас я не смогу, потому что дети во мне уже начали тяжелеть, и я плохо себя чувствую... Надеюсь, на военном совете мы сможем что-нибудь придумать.

- Мы с Гоблин могли бы забраться туда вместо тебя, - предложила Финн.

Изолт удивленно взглянула на нее.

- На него нельзя забраться, - возразила она. - Он гладкий, как лед, и закругляется наружу. Еще никому никогда не удавалось взобраться на него.

- Гоблин - эльфийская кошка, - сказала Финн. - Она лазает по этим скалам, а утес не может быть выше и глаже их.

Изолт взглянула на скалу, окружавшую амфитеатр, точно застывшая волна. Кое-где ее высота достигала трехсот футов.

- Твоя кошка лазает здесь?

- Да, с такой же легкостью, будто идет по дорожке. Ты бы ее только видела! У нее такие острые когти!

- Но у тебя ведь нет когтей.

- Нет, но понимаешь, искатель, который занимался моим обучением, на самом деле был вором, и одним из лучших. Он мог бы украсть драгоценный камень из собственной короны Ри, если бы захотел. Я залезала для него во многие дома и замки и обнаружила, что на большинстве стен есть трещины, или плющ, или еще что-нибудь, за что можно зацепиться.

- Говорят, что на этом валу ничего такого нет. Ни единой трещинки.

- Во всех стенах есть трещины. Но если хочешь, я могу обвязать Гоблин веревкой...

- Да, но кошка же не сможет надежно привязать веревку?

- Нет, зато сможет обойти вокруг зубца и спуститься вниз, а мы натянем веревку.

- Но тебе придется сначала выдрессировать ее, а у нас нет на это времени...

- О, я просто скажу ей, что делать, это просто!

- Ты можешь говорить со своей кошкой?

Финн кивнула. Изолт взглянула на нее с интересом. Видимо, эта девочка обладала действительно большой силой, если нашла себе хранителя в столь юном возрасте.

- А как ты можешь быть уверена, что выступ надежен? Мы не хотим, чтобы веревка отвязалась, когда ты будешь лезть по ней.

- О, Гоблин не допустит, чтобы я упала. Она позаботится, чтобы веревка держалась крепко.

Изолт восхищенно взглянула на девочку.

- Это отличная идея. Возможно, мне стоит отвести тебя на военный совет!

Финн гордо вскинула голову.

- Правда?

Изолт улыбнулась.

- Нет, Финн, прости, военный совет действительно не место для маленьких девочек, пусть даже и очень умных. Но я хотела бы посмотреть, как ты забираешься на скалу, и подумать, сможем ли мы найти какой-нибудь способ, чтобы ты смогла перебраться через вал. Но это может быть опасно. Дозор Красных Стражей патрулирует старую башню, да ты и сама слышала рассказ Лахлана о том, как его здесь поймали.

- Я могу замаскироваться! - возбужденно воскликнула Финн. - Я же всего лишь девчонка, солдаты не узнают, что я служу повстанцам, если я замаскируюсь.

- Может быть, - ответила Изолт. - Посмотрим. - Потянувшись, она добавила: - Я должна разбудить моего соню-мужа, если мы хотим когда-нибудь осуществить свои планы. Беги, Финн, поговорим попозже.

С крошечной черной кошкой, молчаливой тенью сидевшей у нее на плече, Финн побежала по лагерю, радостно крича. Она познакомилась с банприоннса и собиралась помочь ей забраться в Лукерсирей! Да Паршивый просто упадет, когда услышит об этом!

Военный совет занял не один час, несмотря даже на то что Лахлан и Изолт сотни раз обдумывали этот план с Мегэн, отшлифовывая его и выискивая упущения. Частично такая задержка была вызвана спорами между различными подразделениями повстанческой армии, но основная причина была в том, что генералы отказывались слушать то, что говорила Изолт. В Эйлианане женщин никогда не учили воинскому искусству, и на тех из них, кто знал, как воевать, смотрели, как на двухголовых овец. Единственной страной, в которой женщины-воительницы были обычным делом, был Тирсолер, но Бертильды обычно вызывали ужас благодаря своей любви к жертвоприношениям и членовредительству.

Тот факт, что у Изолт обе груди были все еще на месте, слегка их приободрил, но ей пришлось одержать победу над несколькими командующими повстанцев, прежде чем они поверили, что она действительно умеет бороться. Катмор Шустрый оказался самым ловким из всех них, когда дело дошло до рукопашной, и все же Изолт одним стремительным движением обезоружила его. Потом вперед выступил усмехающийся Дункан, но она перекувырнулась прямо над его головой, так что он крутанулся, потерял равновесие и плашмя растянулся на земле, получив сильный удар ногой. Еще троих, одного за другим, она уложила так быстро, что солдаты начали смотреть на нее с уважением и выстроились в очередь, чтобы помериться с ней силами.

Показательное выступление затянулось настолько, что лишь далеко за полдень ей удалось довольно устало обрисовать в общих чертах план нападения. Приколов к стене палатки принадлежащую Мегэн карту Рионнагана, Изолт изложила пункты плана, объясняя их по карте при помощи своей шпильки и отвечая на все возражения генералов с терпением, почти для нее неестественным.

Когда зашло солнце, кухарка внесла рагу и хлеб. Поглощая еду, Изолт с удовольствием слушала взволнованные голоса солдат, обсуждавших план. К полуночи все согласились, и осталось проработать лишь мелкие детали. К двум часам ночи каждый командующий точно знал, что должны сделать он и его люди, а Изолт и Лахлану отдали честь высокими глиняными кружками с элем.

Как и все успешные военные кампании, их план был очень простым. Лахлан, Изолт и Дункан с группой солдат должны были пройти через Белочубые горы в лес, подступавший к самым стенам Лукерсирея. Оттуда им предстояло пробраться в город, предоставив ребятишкам поднять гильдию воров и связаться с лидерами повстанцев, уже скрывающимися в трущобах. Солдат назвали Синими Стражами, как и гвардию отца Лахлана.

Йорг должен был связаться с колдунами в лагере повстанцев в Белочубых горах. По всему югу было разбросано около пятисот повстанцев, и они должны были тайно собраться на дальнем берегу реки Бан-Баррах. Оставшиеся в котловине войска, возглавляемые Катмором Шустрым, должны были пройти через Рионнаган и Проникнуть в Лукерсирей с севера. Таким образом, напасть предстояло с трех сторон одновременно, а ворота должны были открыть их союзники в самом городе.

- А как быть с Лодестаром? - закричали солдаты все разом. - Как только у тебя будет Лодестар, ничто не сможет остановить нас!

Лахлан знал, что этот вопрос обязательно зададут, но не собирался рассказывать солдатам о том, что им с Изолт нужно еще получить две оставшиеся части Ключа и соединить их, прежде чем они смогут хотя бы надеяться спасти спрятанную реликвию. Он сказал лишь о том, что Лодестар спрятан в Лукерсирее, что его песня затихает, и что чем ближе к зиме, тем меньше вероятность спасти его вовремя.

- Мегэн Повелительница Зверей говорит, что он погибнет, если его не найти и не взять в руки, - сказал он мрачно, - поэтому мы не можем рассчитывать на силы Лодестара.

Когда они с Изолт, наконец, добрались до своей палатки, именно эта проблема занимала их умы.

- Мегэн сказала, что она свяжется с Изабо и позаботится о том, чтобы она принесла свою часть Ключа в Лукерсирей, - тихо сказала Изолт, раздеваясь. - Но как мы можем быть уверены в том, что Мегэн передала ей это поручение?

- Никак, - мрачно ответил Лахлан. - Мы ни в чем не можем быть уверены.

Изабо лежала на пожелтевшей траве, жуя соломинку, а Лазарь довольно пасся рядом с ней. Солнце пригревало ее руки, но с моря дул пронизывающий ветер. Она перекатилась на спину, взглянула на затянутое облаками небо и вздохнула. Если бы не эти верховые прогулки по лесу, последние несколько месяцев ее жизнь во дворце была бы почти невыносимой. Казалось, Сани все время наблюдает за ней, а Латифа стала несдержанной и раздражительной.

Старая кухарка, как и Изабо, была очень встревожена новостью о пленении Мегэн. Одна мысль о том, что ее любимая опекунша оказалась в руках ужасного Оула, приводила Изабо в глубочайшее уныние. Если Главный Пытатель так жестоко мучил ее, то что же они сделают с Архиколдуньей Мегэн Ник-Кьюинн?

Подлинная личность Мегэн вызвала у Изабо такой же шок, как и новость о ее пленении. Она всегда знала ее как Мегэн Повелительницу Зверей. Довольно странно было узнать, что ее опекунша оказалась банприоннса, потомком самого Кьюинна Львиное Сердце. В душе она ругала колдунью за ее одержимость секретностью и недоверие. Неужели Изабо вела бы себя по-другому, знай она об этом?

Латифа боялась не только за жизнь Мегэн, но и за свою собственную тоже. Она уже шестнадцать лет была тесно связана с повстанцами и являлась одной из самых полезных и ценных осведомительниц Мегэн. Если под пыткой Мегэн выдала имена ведьм и повстанцев, которые знала, Латифа была уверена, что ее схватят.

Однако через неделю прошла молва, что Архиколдунья сбежала. Болтали что-то о колдовстве и странных зверях; все, что было известно наверняка, так это то, что Главный Искатель Гумберт повесился в своей комнате, услышав эту новость. Его преемник, Главный Искатель Реншо, велел своим людям прочесать все леса и холмы в окрестностях Лукерсирея, но Мегэн и след простыл.

Изабо приходилось скрывать свое волнение, притворяясь столь же перепуганной, как и все остальные слуги. Она не поднимала глаз и усердно трудилась, ожидая, когда Мегэн свяжется с ней. Несмотря на толпы людей, окружавших ее каждый день, одиночество пронизывало ее до костей. Ей так хотелось найти во дворце подругу! Всю жизнь она мечтала о компаньонке, которая чувствовала бы так же, как она, подруге и наперснице, которой она могла бы рассказывать свои секреты.

Изабо поднялась на ноги и пошла вдоль дамбы, глядя на прозрачные волны, набегающие на песок. В нескольких сотнях ярдов в молу было отверстие, через которое можно было спуститься вниз, к песчаным дюнам. Несмотря на то, что проржавели всего лишь две железные опоры, этого было достаточно, чтобы Изабо смогла пролезть.

Она с легкостью спустилась по лестнице, хотя та оказалась такой длинной, что к тому времени, когда Изабо, наконец, почувствовала под ногами песок пляжа, у нее заболели руки. Она села, расшнуровала башмаки и провела по песку босыми пальцами. Дюны были усеяны раковинами и остатками сухих водорослей, и она насобирала их, пока шла к воде. Длинная гряда чуть выдающихся из воды скал уходила в море, образуя небольшую лагуну, где в кристально чистой воде резвились рыбки, мерцавшие флюоресцирующим светом. Через секунду Изабо уже шлепала в пене. Она подоткнула свои юбки так, что они по колено открывали голые ноги. Все равно вряд ли кто-то еще подойдет так близко к побережью, так что никто и не увидит, самонадеянно подумала она.

Изабо выросла так далеко от моря, что множество историй о его опасности, которые она слышала, превратились для нее в сказки, которым она не очень верила. Она не испытывала никакого страха перед водой, научившись плавать в очень раннем детстве у выдр. Многие ее сверстницы во дворце не решались даже подставить голову под струю колонки, боясь, что оттуда протянется перепончатая рука Фэйрга и задушит их. Изабо довольно презрительно относилась к подобным страхам, но не настолько, чтобы осмелиться зайти глубже, чем по колено.

Этот одинокий берег был одним из немногих в Эйлианане мест со спокойной водой и естественной бухтой. Устье реки было перегорожено несколькими массивными шлюзами, соединенными каналами. Под их защитой в Бертфэйне стояли военные и торговые суда, не боясь ни шторма, ни нападения.

Шлюзы построили ведьмы еще во времена Эйдана Белочубого, после окончания Второй Фэйргийской Войны. Мегэн говорила, что это был триумф инженерной мысли, позволявшей поднимать и опускать корабли когда угодно, но не пропускавшей Фэйргов. Их спроектировал тогдашний предводитель клана Мак-Бреннов, он сам наблюдал за строительством, и за четыреста с лишним лет они ни разу не подвели.

На противоположной стороне залива начинался Стрэнд - длинная песчаная гладь, плавно перетекавшая в соленые болота Эррана. Стрэнд, покрытый дюнами, в которых охотились песчаные львы и каждую весну ревели и боролись морские бычки, тянулся по всей длине Клахана.

До того, как пришли люди, сюда каждый год с весенним приливом приплывали Фэйрги, чтобы выращивать в дюнах своих детей. Мужчины охотились на морских коров, добывая их жирное мясо и густой мех; женщины учили малышей плавать в спокойных водах и собирали морской виноград, чтобы засушить его на зиму.

Именно на Стрэнде состоялось большинство битв с Фэйргами. Именно здесь за три года до рождения Изабо погиб Партета Отважный. Здесь юный Джаспер поднял Лодестар против Фэйргов и прогнал их обратно в море. Навсегда, - как непременно заканчивались все повествования.

При мысли о Фэйргах у Изабо свело живот, поскольку их снова видели в северных морях. Облако наползло на солнце, окрасив воду в стальной серый цвет. Она развернулась и поспешила обратно. Ее следы уже стер прилив, а мокрые ноги заледенели.

Подъем по ржавой лестнице был нескончаемым. Изабо взглянула наверх, чтобы посмотреть, сколько ей еще осталось, и похолодела. За ней кто-то наблюдал, опершись на мол, так что она могла различить лишь темные очертания головы и плеч. Кровь застучала у нее в ушах. Она не знала, что ей делать. Вода уже начала подниматься, и Изабо боялась, что не сможет найти еще одно отверстие в молу, специально спроектированном так, чтобы не пропускать людей. У нее не оставалось никакого выбора. Чувствуя, что ноги точно свинцом налились, она продолжила подниматься.

- А ты храбрая, если отваживаешься гулять по берегу, - раздался низкий женский голос. - Неужели ты не боишься Фэйргов?

Изабо осторожно ответила:

- По правде говоря, я немного разочарована.

- Да? И почему же? Не удалось увидеть ни одного Фэйрга? А тебе хотелось?

- Я никогда раньше не видела моря. Оно такое спокойное... Я всегда слышала, что оно опасное и кишит странными и удивительными существами. Должна признаться, я действительно надеялась увидеть что-нибудь - ну, морского змея или летучую рыбу. Но я видела только птиц.

- Сегодня было необычно спокойно, просто день выдался тихим и теплым. Сейчас же лето, поэтому волн нет.

У женщины было одно из самых привлекательных лиц, какие Изабо когда-либо доводилось видеть. Оно было прямоугольным, с твердой линией челюсти и чистой оливковой кожей. Ее шелковистые волосы были коротко острижены, образуя прямую челку на лбу и два черных блестящих крыла на скулах. Глаза, окаймленные густыми черными ресницами, сияли серебристой голубизной. Она была закутана в просторный темный плед.

- Не позволяй морю ввести тебя в заблуждение, - сказала женщина. - Оно опасно даже летом, когда в воде кишат морские гадюки, а молодые морские бычки начинают пробовать силы. Кроме того, море и пески всегда коварны. Существуют ядовитые рыбы, которые выглядят, как камни, мурены и песчаные скорпионы - их яд убивает за считанные секунды, так что всегда нужно смотреть в оба.

- Я ни за что больше туда не спущусь! - Изабо протиснулась в узкое отверстие.

- Я еще не упомянула о рифах, водоворотах и морских змеях, - поддразнила ее незнакомка.

- Хватит, хватит! - Изабо отряхнула ноги и надела свои башмаки. - Ну и курица же я! После всего того, что мне рассказывали, все равно при первой же возможности отправилась поплескаться!

Незнакомка рассмеялась, тихо, но очень заразительно.

- Ты вполне можешь ходить плескаться, если знаешь, что делаешь.

- Но я-то как раз и не знаю! А вот ты, похоже, знаешь. Ты родилась где-то в этих краях, раз столько знаешь о муренах и песчаных скорпионах?

- Нет. На твоем месте я держалась бы от моря подальше, - сказала она, и ее голос резко изменился. Он стал более холодным, более сдержанным, как будто она, как и Изабо, вспомнила о том, что ей следует быть осторожнее. - Оно опасно, и кроме того, люди его не любят. Похоже, ты нездешняя, но должна знать, что клаханцы очень суеверно относятся к морю. Не вздумай гулять по Дан-Горму с песком на юбке. - Остановившись, она протянула руку и добавила: - Мне пора. Помни, что я тебе сказала - держись от моря подальше. До свидания.

Изабо схватила ее за руку и горячо поблагодарила. В тени дерева она еле различила лицо своей новой знакомой. Сверкнули ослепительно белые зубы - женщина улыбнулась, а потом ушла. Только тогда Изабо подозвала Лазаря.

Несмотря на то, что всю дорогу до опушки они проскакали бешеным галопом, Изабо все же опоздала. Она поспешила мимо кухни в конюшни, зная, что должна привести себя в порядок, прежде чем показываться на кухне. Если слуги увидят ее мокрые волосы, они точно ее заподозрят.

Риордан Кривоногий курил длинную глиняную трубку и чистил сбрую. Взглянув на нее, он переполошился.

- Ты была у моря! - обвиняюще сказал он. - Только посмотри на себя! Рыжая, ты не можешь плескаться и играть в море. Ты что, не понимаешь? Взгляни на свое платье!

Она попыталась свести все к шутке, но он ухватил ее за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза.

- Рыжая, никто, кроме ведьм и волшебных существ, не осмеливается смотреть на море. Ты что, хочешь, чтобы тобой заинтересовался Оул? Держись от моря подальше!

Она кивнула, сказав:

- Я поняла.

Она знала, что беспокойство Риордана было обоснованным и уж точно не хотела привлекать к себе внимание Оула. И все же очень расстроилась. Прогулка вдоль моря привела ее в восторг, ибо было что-то такое в этой огромной массе воды, колышущейся и перешептывающейся, что очаровывало взгляд и душу. Кроме того, ей очень понравилась ее черноволосая знакомая. Всю дорогу домой Изабо раздумывала, увидит ли она ее когда-нибудь снова. Это казалось маловероятным, и почему-то Изабо это расстроило.

Поздно вечером Изабо подметала маслобойню, пытаясь подавить зевки, от которых у нее сводило челюсти, когда вдруг услышала настойчивый писк. Подняв голову, она увидела огромную черную крысу, примостившуюся на верхушке маслобойки. Она бегала туда-сюда, беспокойно дергая длинным хвостом. Надо приходить, сказала она Изабо своим пронзительным писком. Большая крыса-мать звать.

Осторожно, малышка, сказала она, прикрыв зевок ладонью. Здесь есть кошка, которая съест тебя, не успеешь ты и глазом моргнуть!

Крыса боязливо пискнула и побежала по краешку большой бочки. Надо приходить, повторила она, встав на задние лапки и испуганно блестя глазами-бусинками.

Потом, пропищала Изабо в ответ, подумав, что крыса хочет показать ей свое гнездо с малышами. Пора спать. И, убрав метлу, она устало зашагала по лестнице, ведущей в ее комнату, продирая слипающиеся глаза и жалея, что устроила сегодня такую дальнюю прогулку. Крыса немного пробежала следом за ней, но испуганно удрала прочь при виде сидящей на площадке кухонной кошки, моющей лапой полосатую рыжую голову. Бегство привело ее в амбар, где беспечная служанка забыла закрыть один из зерновых ларей, и все мысли о не доставленном сообщении вылетели у нее из головы, как только она увидела столько пшеницы сразу.

БЕГСТВО ИЗ СТРАНЫ ТУМАНОВ

Чем ближе к Эррану подъезжали циркачи, тем более диким и бесплодным становился пейзаж. К востоку суша тонула в стоячих солончаках, там и сям перемежаемых мелкими солеными озерами и лиманами. У горизонта серовато поблескивало море. Лиланте, за всю свою жизнь не видевшая водного пространства, большего, чем лесная заводь, смотрела на него во все глаза. Оно то показывалось, то снова исчезало из виду, скрытое высокой травой, в которой петляла дорога.

Последние месяцы выдались напряженными. Они изъездили весь Блессем, заехав даже в Дан-Горм на Купальские празднества. Поскольку в голубом городе находился штаб Красных Стражей, Лиланте и Брану пришлось провести две недели в доме надежных друзей повстанцев в Блессеме. У старой леди, которой принадлежал дом, был чудесный сад, в котором Лиланте смогла спокойно пустить корни.

Когда Энит вернулась, чтобы забрать своих подопечных, с ними был еще один фургон - в нем ехал друг, которого они встретили на Летней Ярмарке, столь же боящийся толпы, как Лиланте и Бран. К смятению древяницы, Дайд большую часть времени проводил с незнакомцем - смуглым низкорослым человеком с крючковатым носом, сардонической улыбкой и деревянной ногой. Вопреки всем своим усилиям, Лиланте ревновала, замкнувшись в холодном молчании. После двухнедельной разлуки она надеялась хоть на какой-то намек, что юноша скучал по ней, но он, похоже, едва замечал, что они снова вместе.

За свое путешествие по Блессему циркачи собрали уйму интересной информации. В исчезновении детей обвиняли странных крылатых существ, которые гипнотизировали их родителей, превращая тех на время в неподвижные столбы. Этих же серых привидений видели перед тем, как взорвалось помещение Древней Гильдии Устроителей Фейерверков, напоследок ошеломив всех каскадами ракет, стреляющих звезд и огненных колес. Тело главного мастера Гильдии не нашли среди погибших в обугленных развалинах фабрики, а один из городских пьяниц клялся и божился, что видел, как его вместе с множеством набитых мешков и бочонков уносили привидения. Поскольку точно такое же крылатое существо несколько месяцев назад спасло ули-биста от разгневанной толпы, сочли, что они в союзе с повстанцами. Дайд нахмурился, и прошептал на ухо бабушке:

- Но ведь среди нас никогда не было подобных существ?

Энит покачала головой, полуприкрыв глаза, а Гвилим с горьким юмором фыркнул:

- Серый дух, который безмолвно появляется из тумана и зачаровывает свою жертву? Несомненно, что это месмерды! Это означает, что Чертополох запустила свои прекрасные пальцы и в этот пирог. Полагаю, ули-бист понадобился для ее Теургии - должно быть, он обладал какой-то магической силой, которую она хотела использовать для своих нужд.

Энит решила отправиться в Эрран, чтобы навестить друга Гвилима, который мог помочь им понять причины странных действий Маргрит Эрранской. Сейчас, когда планы повстанцев находились в таком хрупком равновесии, Энит Серебряное Горло не хотела никаких неожиданностей.

К тому времени, когда солнце село, они добрались до края болота, окутанного таинственным шепотом камышей, осоки и тростника. Над ними, хрипло крича, пролетали синеногие цапли. Дорога перед ними была укрыта толстым одеялом тумана, голые ветви деревьев протягивали к ним свои костлявые пальцы.

Моррелл посадил Нину на сиденье рядом с бабушкой, а сам пошел перед лошадью, положив руку на рукоять кинжала. На них наплывал туман, небо потемнело, став странно зеленым. Их тени, длинные и плоские, бежали перед ними. Несмотря на то, что солнце все еще било им в спины, зловещие грозовые облака уже подступали к нему со всех сторон. Они взглянули на туман, стелющийся над дорогой, потом на Энит. Моррелл и Нина ободряюще им улыбнулась и сказала:

- Не бойтесь, я не собираюсь на ночь глядя забираться в болота. Давайте разобьем лагерь, а утром продолжим путь.

Они разбили лагерь, и лошади принялись недовольно щипать чахлую траву. Когда Лиланте пустила корни в почву, то нашла ее кислой и неплодородной, в отличие от жирной земли Блессема.

На следующее утро фургоны утонули в тумане. Все были встревожены, вспоминая истории об Эрране, которые им доводилось слышать. Утверждалось, что тот, кто осмеливается путешествовать по Муркмайру без разрешения, очень храбрый человек. Ходило множество рассказов о людях, которые вошли в болото и больше не вернулись, Говорил и о тех, кого находили через несколько лет с безумными глазами и заплетающимся языком - они были не в состоянии описать те ужасы и чудеса, которые там видели.

Гвилим Уродливый был единственным из всех, кого они знали, кто видел своими глазами Башню Туманов, но он не любил рассказывать о своей жизни там и становился тем мрачнее, чем ближе они подходили к болотам. Он не хотел возвращаться в Эрран, но шпионы Энит сказали ему, что Маргрит Эрранская уехала в Риссмадилл на Ламмасский конгресс. Только тогда он поддался на их уговоры, хотя было очевидно, что перспектива возвращения на болота совершенно его не привлекает.

Поглощая кашу, все спорили о том, как лучше поступить. Энит, которая не могла пройти больше нескольких шагов, должна была остаться, как Нина, с фургонами.

- Чтобы составить бабушке компанию, - быстро сказал Дайд, когда девочка надула губки. Он считал, что Лиланте тоже должна остаться, хотя согласился с Энит в том, что клюрикон с его невосприимчивостью к магии может оказаться полезным в Эрране, где все было ею буквально пропитано.

Лиланте, глотая слезы, сказала, что тоже хочет пойти. Гвилим обозвал ее дурой.

- Я бы и ногой - да даже и своей деревяшкой - не ступил за границу Эррана. Пусть даже Маргрит Ник-Фоган и в отъезде. Будь у тебя в голове хоть немного здравого смысла, девушка, ты бы тоже так поступила. - Лиланте ничего не сказала. Он сардонически рассмеялся: - Я, проклятие Пряхам, должен идти, поскольку я единственный, кто знает дорогу через болото.

- Кто-то должен остаться и помочь охранять фургоны, - возразил Дайд.

- Можно подумать, что от древяницы будет больше толку, чем от старухи и ребенка. Одному из нас придется остаться, вы знаете это, ребята. - Дайд заколебался, не желая упускать возможности взглянуть на Эрран, а Моррелл захохотал.

- У меня нет никакого желания тянуть банприоннса за нос, Дайд, так что можешь идти. Я останусь, хоть высплюсь заодно.

- Замечательно, - ответил Дайд и начал готовиться к походу по болотам. Он не стал одеваться, как обычно, пестро, а натянул серую тунику и светло-коричневые штаны. Гвилим заткнул за пояс два кинжала, а за голенище - Сан-до. В руках у него был высокий посох, за вырезанием и полировкой которого он провел последние несколько недель.

Лиланте с решительным выражением лица тоже приготовилась, собрав еду, теплый плед и кинжал. После минутного колебания Дайд вытащил один из своих золотистых шариков и отдал его Лиланте.

- На случай, если что-нибудь пойдет не так, - сказал он. - Позови меня через шар. Я найду тебя.

Она кивнула и улыбнулась, чувствуя, как странно одеревенели ее щеки. Они попрощались с остальными и пошли за Гвилимом по тропе, а подавленный Бран засеменил за ними по пятам.

По обеим сторонам над тиной и камышами клубился туман, распространяя запах гниения. Он заглушал все звуки, и путники вертели головами, напрягая слух. Вскоре они дошли до развилки, и Гвилим молчаливо повернул налево. Следующие три часа они молча шагали по болоту, угадывая в серой дымке смутные очертания деревьев.

Наконец, они остановились передохнуть, перекусив припасенной едой и запив ее изрядно разбавленным водой сливовым вином. Вдруг путники услышали всплеск воды и они увидели плывущую трясинную крысу, большую, словно кошка. Она оскалила на них острые клыки, и Лиланте отшатнулась, не в силах сдержать крика.

Вскоре тропинка кончилась, и им пришлось пробираться по хлюпающей грязи и плавучим островкам. Гвилим прокладывал путь, пробуя землю перед собой посохом и с трудом удерживаясь на своей деревянной ноге, чтобы не соскользнуть в грязь.

Через час с небольшим такого передвижения к запаху болот примешался запах горящего торфа. Гвилим ускорил шаги, подведя своих спутников к землянке, вырытой в невысоком холме. Если бы он не указал на нее, Дайд и Лиланте непременно прошли бы мимо, поскольку крыша была покрыта торфом и так же густо поросла осокой и мхом, как и весь берег. Дверь, сделанная из топляков, таких же серых, как и само болото, была всего четырех футов в высоту. Гвилим постучал по ней, и грубый голос ответил:

- Айи?

Изогнув губы в улыбке, Гвилим кивнул своим спутникам и распахнул дверь. Они согнулись и вошли, и лишь клюрикон оказался достаточно низкорослым, чтобы стоять в полный рост в темной и дымной комнате.

Она оказалась крошечной, обставленной грубо сколоченными из все тех же топляков скамьями и столом, украшенным болотными цветами. У очага, в котором горел торф, помешивало что-то в горшке маленькое существо - это была болотница по имени Айя. Обернувшись, она оскалила в улыбке свои клыки. Лиловато-черная кожа была покрыта островками темного меха. На ней было надето коричневое платье и платок, накинутый на покатые плечи. На руках и ногах у нее было всего по четыре пальца, а большие черные глаза ярко блестели. Она почти не говорила на общем диалекте, но ее морщинистое лицо и звуки, которые она издавала, оказались на удивление выразительными. Большую часть своей жизни Айя нянчила сына и наследника банприоннса, но в конце концов стала такой старой, что ступеньки многочисленных дворцовых лестниц, стали для нее слишком тяжелым испытанием, Айен Мак-Фоган устроил так, чтобы она вернулась на болота, чего ей страстно хотелось.

Она всплеснула темными морщинистыми лапками и застонала, когда Гвилим сказал, что ему нужно у нее кое-что узнать. Каждый раз, когда он пытался заговорить, она затыкала уши и принималась раскачиваться вперед-назад.

- Плохой человек, бан не любить, - простонала она. - Плохой человек уходить, плохой человек не попрощаться, даже с мой маленький мальчик, бан очень злиться, мой мальчик грустить.

Гвилим взял ее за лапки и решительно сказал:

- Айя, мне очень жаль, что пришлось уйти вот так, даже не попрощавшись, но что еще мне оставалось делать? Айен знал, что я должен был уйти.

- И-ен хотеть уходить сильно-сильно.

Гвилим обернулся, его деревянная нога заскребла по полу.

- Месмерды не пропускают ее единственного сына. - Он сделал нетерпеливый жест, потом развернулся обратно. - Айя, скажи, что произошло здесь с тех пор, как я ушел?

- Яркие люди.

- Яркие люди?'

- Солнце сиять на руки, ноги. - Она попыталась объяснить, что имеет в виду, махнув лапками на свои ноги, потом указав на серебряные кинжалы за поясом Дайда. - Яркие. Сиять. На солнце. Звенеть.

- Серебряные люди?

Она энергично закивала, и они непонимающе переглянулись.

- Яркие люди, серебряные люди, ярко сияют люди на солнце, - тихо повторил Бран.

Болотница радостно кивнула, но Гвилим переспросил:

- Прости, Айя, но я не понимаю. Что еще ты можешь мне рассказать?

- Мой мальчик, маленький мальчик, мальчик жена.

- Айен?

- И-ен.

- Что эта злыдня с ним делает? - Гвилим топнул о земляной пол своей деревяшкой. Все удивленно уставились на него, и он сжал кулаки: - Бесполезно, мне нужно поговорить с Айеном. Он единственный, кто сможет рассказать нам что-нибудь полезное.

- Но... ты говоришь о прионнса? О сыне Чертополох?

Гвилим кивнул и неуклюже сел на одну из покрытых осокой кроватей, выдолбленных в земле.

- Айен ненавидит эту злыдню точно так же, как и я, - ответил он мрачно. - Мы должны как-то передать ему весточку. Я готов прозакладывать полкороны, что Маргрит не взяла с собой этого мерзкого Хан'кобана, и он где-нибудь рыщет. Не говоря уже о месмердах, болотниках и виспах, которые докладывают обо всем, что видят. Уродливый, что ты здесь делаешь?

- Уродливый здесь потому, что лучше всех знает, что делать, - твердо сказал Дайд. - Уродливый здесь потому, что в душе он добрый человек, хотя и немного желчный. Уродливый здесь потому, что хочет помочь своему другу циркачу.

- Уродливый здесь потому, что он болван, - отрезал Гвилим, улыбаясь в бороду.

- Я идти мой мальчик, я ходить спрашивать мой мальчик, - сказала Айя, подняв к ним свое беспокойное, черное, точно морской виноград, лицо.