пустили, это хорошо, но мы не знаем, что делать нам. Ждать ли Лешку? С ним
тоже могло случиться всякое, может, лежит где-либо убитый? Но опять же,
как уходить? Рядом дорога, по ней, наверное, пойдут немцы, и мы могли бы
их задержать, не допустить к деревне. Если бы только были снаряды!..
Панасюк тем временем спокойно сидит, прислонившись спиной к брустверу.
Однако голова его как-то неловко склоняется набок.
неестественно перекатывается на шее, и я поражаюсь: в прищуренных его
глазах смерть.
помирал, - показывает он на пехотную траншею, откуда пришел солдат.
потрясает меня. Ведь вот только что он был жив и имел право жить, ведь он
же действительно отвоевался, и надо же было именно после этого так тихо и
нелепо умереть!
рядом с Лукьяновым. Лукьянов еще дышит. Я дотрагиваюсь до него, но он не
шевелится. Несколько минут я молча гляжу на покойников и думаю: "Кто же
следующий?"
пшенице, пригнувшись, воровски перебегают немцы.
пулемет, рядом валяются пустые ленты. Кривенка здесь нет.
лице растерянность.
на картечь в ящике. Но картечи у нас только десять снарядов. Вдруг он
хлопает себя рукой по бедру.
Теперь и мне становится ясно, что Задорожный не вернется. Не за тем пошел!
И все же не хочется верить этому. Я отгоняю дурное предчувствие. Все-таки
как это он смеет бросить нас? Хочется как-нибудь успокоить Попова, и я
говорю:
Три плохо - очень большое плохо.
закрытый ящик. Мы вскакиваем со станин, и сразу же из соседней воронки
переваливается к нам Кривенок. Гимнастерка выбилась у него из-под ремня,
весь он в земле, грязный и пыльный. В одной руке боец держит моток
металлических пулеметных лент, в другой - широкий эсэсовский кинжал.
Попов.
гимнастерку, с явной укоризной поглядывая на наводчика.
патроны.
тусклой гравировкой "Deutschland uber alles" [Германия превыше всего
(нем.)] и начинает вытирать его о землю. Лезвие и рукоятка в крови. И я
вдруг догадываюсь, где он взял ленту.
посматривает на меня.
пехота пошла, видели?
оглядываюсь поверх бруствера. Видно, как вдали по склонам холмов бредут
вниз редкие группы людей. Задние несут ПТР, кто-то тащит станковый
пулемет. Они переходят открытое место и по одному скрываются в ходе
сообщения, который ведет в тыл. В первой траншее уже никого не видно.
сделаешь, надо ждать Лешку или счастливого случая и готовиться к бою.
Попов остается на огневой, а мы с Кривенком лезем в окоп. Окопчик наш
помелел, бруствер разбит. По обеим сторонам густые оспины минных воронок,
трава пересыпана пылью. Кривенок берет лопату со сломанной рукояткой, я -
простреленную, с порванным ремешком каску, и мы начинаем углублять окоп.
кажется, уже склоняется к вечеру, но палит нещадно. Очень хочется пить. В
голове сумбур, говорить нет никакого желания, дремотная леность овладевает
телом.
бруствер. Кривенок копает в трех шагах от меня, он какой-то непонятный
сегодня, совсем исчезло его сдержанное дружелюбие. Кажется, за весь день
парень не сказал ни одного доброго слова и будто невидимой стеной
отгородился от меня.
меня холодными глазами и молча продолжает выбрасывать землю. - Туго, брат,
будет.
приставать к нему с разговорами. Но чего это он такой злой сегодня? Разве
мы чем-нибудь обидели его? Я некоторое время думаю, стараясь что-то
понять, и одна догадка появляется в моей голове:
взгляд.
дышит. Но я жду. И вдруг он выпрямляется.
что я могу сказать ему. Соврать, что Люся тут ни при чем, у меня не
поворачивается язык, а сказать правду я не хочу.
на каску.
Желтых. Странное впечатление производят на меня вещи убитых. Бушлат
старенький, густо промаслен и запачкан грязью, один погон на плече
оторван, на другом красная полоска нашивки. Я помню, как Желтых пришивал
ее. У него не было тогда иголки, и я дал ему свою с черной ниткой.
и не без любопытства я развязываю лямки. Чужой вещмешок - что чужая душа.
Я нащупываю в нем вафельное полотенце, портянки, наставление по
противотанковой пушке, пару кожаных подошв, перчатки мотоциклиста с
длинными широкими нарукавниками и на самом дне какую-то замысловатую
шкатулку с лаковой крышкой... Эти находки несколько удивляют меня.
но разве не видел ты, сколько оставалось в ротах таких вот никому не
нужных котомок после удачных и неудачных атак? Знал же, но, видно, не мог
преодолеть искушения припрятать, сберечь какую-нибудь безделушку, а жизнь
свою беречь не умел..."
котомку и снова беру каску. Сухая, накаленная солнцем земля, как гравий,
противно скрежещет по стали. Мне не видно, что делается на поверхности, но
Попов молчит, и в голову лезет всякое.
тщательно начищал свои хромовые сапоги, только что сшитые
сапожником-партизаном, и был убит через час, даже не запачкав как следует
тех сапог. Встает перед глазами отрядный старшина Клыбов, известный у нас
скупердяй и барахольщик, у которого нельзя было выпросить лоскут на
заплатку и который возил с собой три воза разных трофеев. Снаряд ударил
как раз в повозку, где сидел старшина, и разбросал по кустам все богатство
хозяина вместе с его потрохами. Помню, видел я в госпитале, как хирург
оперировал одного солдата и, наверное, около часа ругался. Оказывается,
Мережковский Дмитрий
Шилова Юлия
Пехов Алексей
Доценко Виктор
Орлов Алекс
Чернецов Андрей