соответствующий вывод! Фигура ты вполне сформировавшаяся и, я думаю,
способна на необширные обобщения, - пристыдил его Гриншпон. - Где зубная
паста?
Миша был автором открытия, что из любого сколь угодно сдавленного рядовым
потребителем тюбика можно извлечь еще как минимум три порции пасты. Это не
мелочность, а хозяйственность, уверял он, с которой начинается бережное
отношение ко всему государственному имуществу. Сожители соглашались, что да,
действительно, большое начинается с пустяков, но в то, что оно может
зародиться из фокусов с тюбиком, не очень верилось.
- сказал Рудик.
Раньше Мучкин занимался упражнениями у себя в комнате. Фельдмана быстро
вывели из себя метрономические громыхания о пол. Он стал подсыпать кнопки.
Мучкину было некогда выколупывать их из пяток, он стал холить фигуру на
скользком кафеле умывальной комнаты.
вовремя. Неимоверным усилием воли, перед самым носом преподавателя, они
заставили себя последние метры пройти прогулочным шагом. Когда бегут,
значит, опаздывают, если идут спокойно, значит, идут вовремя. По крайней
мере, так считали некоторые преподаватели. В том числе и лектор по философии
Золотников. Профессор не успел заговорить о гносеологических
нему Золлотников. По субботам он был склонен к минору.
приходилось дежурить в общежитии - проживающие там 1 давно примелькались. -
А что, - посмотрел он в окно, - через нашу спортплощадку уже троллейбусную
линию протянули? Артамонов изготовился покраснеть, но тут под язык
подвернулась неплохая отмазка:
верхнего ряда, он так и не вспомнил бы, с кем спал минувшей ночью.
схимника и начал озираться по сторонам, пытаясь" по лицам угадать, что здесь
произошло до него и как 1вести себя дальше. Недаром говорится, что друзья
познаются в беде. В аудиторию бесшумно вошел Нынкин и тихо, словно со сна,
произнес:
стоящего как в" ступоре Пунтуса, спокойно прошел на любимое место у батареи
отопления. Приступы смеха утихли. Золотников опять приступил к
гносеологическим и классовым корням идеализма. Но, видно, сегодня ему не
суждено было обмолвиться по этому вопросу - на пороге возник Решетнев.
предложил варианты Золотников.
руку, попросил тишины:
Наверняка должны знать, что собственное время, отмеряемое движущимся телом,
всегда меньше, чем соответствующий ему промежуток времени в неподвижной
системе координат. Относительность. Поэтому мои часы, когда я иду, а вы меня
ждете, должны всегда немного отставать.
на лекции в последний раз. Во-вторых, все. что вы мне нагородили, имеет
место при скорости света. А вы плелись под окном как черепаха. Садитесь,
релятивист!
Даже преподавал. В те горячие годы он рвался к истине, как абсолютно черное
тело поглощая на ходу все добытое человечеством в этой области. Истина
ускользала, терялась. Асимптотическое приближение к ней Золотникова не
устраивало. Он взялся познать мир логически. Решив по неопытности, что так
будет гораздо проще. Он забросил физику в самый пыльный угол и с головой
ушел в философию. Истина вообще скрылась из виду. С тех пор Золотников стал
относиться к жизни исключительно с юмором, что было на руку студентам. Из
педагогических систем он стал предпочитать оптовую. Заниматься людьми
поштучно, решил он, - удел массажистов. Стоит ли. напрягаться, если у нас в
стране от идеализма, как от оспы, привито все население. Более того, человек
у нас уже рождается материалистом, генетически наследует первичность бытия.
Золотникову выпустить совместно учебник, намекнув на связи в издательстве.
Золотников согласился на соавторство. Причем, не раздумывая. Он знал, что
студенты в учебниках читают только курсив, и то если он помечен сноской -
(курсив мой). Он не знал, насколько тертым был этот калач Малинский.
ферм считалась классической. Перед войной по его проекту был построен
железнодорожный мост через Десну, который во время оккупации смогла
подорвать с десятого раза только сводная партизанская бригада. За каждую
неудачную партизанскую попытку Сталин дал Малинскому по году. После
реабилитации ничего не оставалось, как пойти философом в периферийный вуз.
Пособие вышло. По вине типографии или чьей-то другой на обложке красовалась
только фамилия Малинского, хотя из 300 страниц он сочинил всего 50.
осложнением. Золотников стал рассказывать всем подряд историю с выпуском
учебника и доказывать методом от противного, что написал книгу он, а не
Малинский. Он заставлял слюнявить химический карандаш и дописывать жирным
шрифтом свою фамилию на обложке. Таким образом он докатился до горячки.
Форма, правда, была не тяжелой, почти бесцветной, зато выперло ее в сторону
совершенно неожиданную - Золотников с явным запозданием возжелал обучить
подопечных всяким философским премудростям, чтобы студенты обогнули тернии,
выпавшие ему.
ваших глаз! Мне нужны ваши глаза! Приходилось без проволочек показывать ему
свои глаза.
говорил Нынкин.
приступить к написанию рефератов. Будто не студентам, а ему предстояло их
защищать.
Почему?
улавливаю связи вашей активности с природными явлениями!
напротив - распалялся. Он метал взгляд по галерке и сразу выискивал тех, кто
занимался не тем. Захваченная врасплох тишина в аудитории стояла как в
инсектарии. Кроме жужжания трех не впавших в спячку синих мясных мух, ее
ничто не нарушало. Этого Золотникову оказывалось мало. Его мог взбудоражить
любой пустяк, как например, с Пунтусом.
темные очки!
светозащитные очки!. Я что, похож на сварочный аппарат!? - Он нервничал еще
сильнее, если ему отвечали спокойно.
тетрадь!
остановиться Золотников не мог, сказывалась расшатанность нервной системы.
Его потащило вразнос.
разговоров! Вы мешаете заниматься делом соседям! Нынкин, покажите конспекты!
высовывался - все не вовремя. Высунувшись, начинал бормотать, пытался ввести
в курс какого-то своего дела.
Свою тетрадь, пожалуйста, свою! Без уловок! Тетрадь Черемисиной мне не
нужна! - Его фасеточные глаза засекали в окружающей среде до сотни изменений
в секунду.
законспектировал ни одной лекции. Тем более, ни одного первоисточника. Он
пользовался общежитскими конспектами. Кочевание с курса на курс и ежегодное
переписывание на скорую руку выветрило из произведений классиков весь смысл,
доведя их до абсурдных цитаток, которые наполняли душу агностицизмом и
ревизионизмом.
Шилова Юлия
Гуревич Георгий
Мичурин Артем
Бажанов Олег
Володихин Дмитрий
Белов Вольф