предложил ему у меня переночевать. Он ночевал у меня целую неделю и,
похоже, вовсе не спешил приступать к работе - если она вообще была. Вот
тогда-то он и познакомился с Лайзой. Она была на пятом месяце, и я думать
не думал, что он воспылает к ней. Нельзя сказать, чтоб она выглядела
наилучшим образом. Ну а дальше ты знаешь, как все развивалось.
поднялась на ноги. Надо сказать, мне это немало облегчило дело: она ведь
была совсем никудышная, когда вышла из больницы.
слова "любовь", "любовники" оставь для колонки светских сплетен. Она же
надула меня, когда решила завести ребенка. Может, думала заставить меня
жениться, но я вовсе не собирался делать такую глупость. Я сказал, что
оплачу ей аборт, но давать деньги на ребенка не стану. С меня и одного
вполне достаточно - тебя. В те дни этот ее аборт кучу денег мне стоил -
такие вещи были ведь не совсем законны, и не моя вина, что получилось
неладно и Лайза больше не могла иметь детей. Когда она об этом узнала, то,
видно, впала в отчаяние и вспомнила про Капитана. Уж очень он был
_убедительно_ добрый. Он ведь может в чем угодно убедить - особенно когда
врет.
посмотреть это письмо.
стать фермером - он не из таких.
рассказывал мне про Дрейка - как тот захватывал караваны мулов, на которых
везли золото через Панаму.
выражение... словом...
как следом рождается другое "думаю". Эти "думаю" плодятся как кролики...
есть еще "я недоумевал".
чеку...
нему? Если Лайза умрет.
лучше бедняжки Лайзы. Но будь осторожен. Капитан из людей опасных. Не
знаю, почему я так говорю. Просто инстинкт подсказывает. И то, как он
обошелся с тем парнишкой в подземке. Подземка. Он из тех, кто действует,
так сказать, под землей, в подполье.
раздумывать, получать ли деньги по чеку, если выплата по нему может быть
приостановлена?
дозванивался в Панаму, а семичасовая разница во времени едва ли облегчала
дело). Мне было в известной мере стыдно, но это чувство было таким
поверхностным, что мигом испарилось, как только я выплатил отцу пятьдесят
фунтов. Воспользовавшись моим новообретенным богатством, я даже устроил
себе пир из копченой лососины и сухого бордо в одном из ресторанов Сохо,
который при обычных условиях был бы мне не по карману, но еда в
одиночестве не принесла того удовольствия, какого я ожидал. И не из-за
денег, а, наверное, из-за мысли, что я так еще и не написал Капитану о
болезни Лайзы, о том, что она, по всей вероятности, даже находится на
пороге смерти.
новое письмо с пометкой "Срочное". Его принесли, как раз когда я садился
завтракать - пить чай с гренками, и я не сделал ни глотка, не съел ни
крошки, пока дважды не перечитал его.
приезжать. Есть некоторые сложности - затруднения, - а я не хочу, чтобы
тебе хоть в чем-то было не по себе. Надеюсь, ты получила деньги по чеку,
который я тебе выслал, потому что из-за этих сложностей я пока не могу
ничего больше тебе послать. Напишу тебе снова, как только смогу, и,
клянусь, это будет достаточно скоро. Скажи Джиму, чтобы он тоже не
тревожился. Мулы в пути, это точно. Просто на дороге попалось несколько
выбоин. Неожиданных и порой довольно глубоких. Ей-богу, очень мне жаль,
что это письмо получилось такое деловое - я ведь только хотел написать,
как я по тебе тоскую. Не проходит часа, чтоб я не тосковал по тебе. Но,
Лайза, теперь уже недолго осталось ждать нашей встречи - я уверен,
недолго.
спать, подумай обо мне". Сначала он написал: "Когда будешь ложиться
спать", а потом по какой-то таинственной причине переправил "когда" на
"перед тем как" - разве что хотел избежать сексуального оттенка. "Вместе
мы редко были несчастливы, верно?" Весьма скромное утверждение для
любовника, подумал я. Если он был ее любовником. Любовь, в моем
представлении, должна говорить другим языком. Возможно, это была ложь во
благо со стороны мужчины, хотевшего успокоить женщину и удержать на
расстоянии.
моем столе, черновик письма, написанного мною год тому назад. Когда дело
касалось любовных писем, я всегда набрасывал сначала черновик, и это
послание было адресовано девушке по имени Клара, в которую, как мне
казалось в ту пору, я был влюблен; я недоумевал - опять "недоумевал", - не
было ли у Капитана тоже такой привычки писать черновики и не может ли так
быть, что он послал Лайзе не тот экземпляр, ибо письмо его было уж очень
похоже на предварительный набросок, не предназначенный для чужих глаз? В
конечном счете в черновиках нет ничего плохого. Я всегда делаю черновые
наброски, когда пишу статью. В обоих случаях - будь то любовное письмо или
статья - я усиленно тружусь над тем, чтобы произвести максимум впечатления
на читателя. Даже поэт, сказал я себе, пишет черновики, и ни один критик
не обвиняет его за это в неискренности. Поэт часто сохраняет свои
черновики, и, случается, их публикуют после его смерти. А вот черновики
Капитана, подумал я, судя по окончательному варианту - если это был
окончательный вариант, - пожалуй, действительно настолько неотшлифованны,
что их едва ли кто-то станет публиковать.
"Всякий раз, ложась в постель (меня поразило сходство между этой фразой и
тем, что писал Капитан), я вытягиваю руку и пытаюсь представить себе, что
я ласкаю тебя, самые сокровенные твои местечки..."
ведь и было написано - как бы это грубо ни звучало - с целью возбудить и
Клару, и себя самого. Я писал в своем стиле, но не менее искренне, чем
Капитан, - быть может, даже искреннее. Я ничего не опустил приличий ради.
Написал, стремясь доставить удовольствие нам обоим, и к черту приличия.
что от сопоставления этих двух писем мне стало стыдно. Стыдно потому, что
я больше не испытываю желания протянуть руку и приласкать Клару, когда
ложусь в постель, и даже не тружусь ей написать. Я расстался с нею -
вернее, мы расстались - недели через две-три после того, как я написал то
письмо. Любовь я воспринимал как эпидемию гриппа, которая налетает и так
же быстро проходит. Каждый роман был своего рода вакциной. Он помогал
легче пережить следующую эпидемию.
не тосковал по тебе". Уж эта-то фраза никак не могла быть правдой, но
зачем Капитан упорно громоздил подобную сентиментальную ложь - какой от
нее прок, если он был далеко, в Панаме, а Лайза Сидела в своем подвале в
Кэмден-Тауне? Он уже столько лет обманывал Лайзу в письмах, тогда как я
грешил против правды всего несколько месяцев, преувеличенно изображая свои
чувства. Кто же из нас был большим лжецом? Безусловно, Капитан,
удерживавший Лайзу в плену своей ложью и лишавший ее свободы в
благодарность за преданность!
вопросом: не говорит ли во мне зависть - зависть человека, никогда не
знавшего настоящей любви?
день скончалась. Оставалось лишь похоронить ее. Никакого завещания она не
оставила: если у нее и были деньги, они лежали на каком-то неизвестном
счету. Оплатив неизбежные расходы, я сказал себе, что ничего ей больше не
должен, а несколько дней спустя отправил Карверу на этот таинственный
апартамент телеграмму за подписью Лайзы. Я сказал себе, что так будет,