какой-нибудь постоялец? И почему мать сохранила листок - из-за меню или
из-за самого послания? Меню было изысканное по случаю празднования 14
июля.
заколки, вкладыши для ручки и скрепки, лежала фарфоровая копилка в виде
свинки. Она была легкая, но в ней что-то бренчало. Мне не хотелось ее
разбивать, но глупо было ее выбрасывать вместе с другим мусором, даже не
поглядев, что в ней. Разбив ее, я нашел пятифранковую фишку из казино в
Монте-Карло, такую же, как та, что я бросил в церковную кружку несколько
десятилетий назад, и почерневшую медаль на ленточке. Я не мог разобрать,
что это за медаль, но, когда я показал ее доктору Мажио, он сразу сказал:
Ваша мать была замечательная женщина.
матерью в годы оккупации. Заслужила ли она эту медаль, стащила ее или
получила на память от любовника? У доктора Мажио на этот счет не возникало
сомнений, мне же трудно было представить себе мать героиней, хотя я был
уверен, что она сумела бы сыграть и эту роль не хуже, чем роль grande
amoureuse [великой любовницы (фр.)], которую играла для английского
туриста. Она убедила отцов-иезуитов в своей добродетели даже в
сомнительной атмосфере Монте-Карло. Я очень мало о ней знал, но вполне
достаточно, чтобы признать умелую комедиантку.
напротив, было составлено точно, ясно, подписано графиней де Ласко-Вилье и
засвидетельствовано доктором Мажио. Она превратила свой отель в
акционерное общество и выделила одну именную акцию Марселю, другую доктору
Мажио и третью своему поверенному, которого звали Александр Дюбуа. Сама
она владела девяноста семью акциями и документами о передаче ей трех
остальных акций, тщательно приколотыми к завещанию. Акционерное общество
владело всем имуществом гостиницы, вплоть до последней ложки и вилки. Мне
было завещано шестьдесят пять акций, а Марселю тридцать три.
Следовательно, я становился хозяином "Трианона" и мог сразу приступить к
осуществлению своей мечты или, вернее, с той маленькой оттяжкой, которая
уйдет на поспешные похороны матери - здешний климат вынуждал нас
торопиться.
перенесли на маленькое кладбище в горной деревушке на Кенскоффе, где ее и
закопали среди невысоких надгробий с подобающим католическим обрядом.
Марсель плакал, не стесняясь посторонних, возле могилы, напоминавшей
сточную канаву на городской мостовой, потому что вокруг стояли домики,
которые гаитяне строят для своих покойников; в день поминовения усопших
туда приносят хлеб и вино. Пока на гроб швыряли положенные комья земли, я
обдумывал, как бы поскорее избавиться от Марселя. Мы стояли под мрачной
сенью иссиня-черных туч, которые как всегда собирались в этот час над
вершиной горы к под конец ринулись на нас яростным потоком; мы со
священником во главе бросились к своим такси; могильщики бежали следом.
Тогда я этого еще не знал, а теперь знаю, - могильщики вернулись на
кладбище засыпать землей могилу моей матери только на рассвете; никто не
станет работать ночью на кладбище, разве что какой-нибудь упырь, вышедший
из могилы по приказу houngan'а [жрец (креол.)], чтобы во тьме свершить
свое дело.
мне множество мудрых советов, к которым я, глупец, не прислушался,
подозревая, что он хочет приобрести отель для какого-нибудь клиента. Я
отнесся к нему с недоверием из-за той единственной акции, которой он
владел в акционерном обществе матери, хотя у меня хранился передаточный
документ с его подписью.
миниатюре на мою гостиницу, с башенкой и резными балконами. В саду росла
сухая пирамидальная сосна, похожая на иллюстрацию к роману конца
девятнадцатого века, и единственным современным предметом в комнате, где
мы сидели после ужина, был телефон. Он казался нелепым анахронизмом в
музейной экспозиции. Тяжелые складки красных драпировок; шерстяные
скатерти с бомбошками на столиках; фарфоровые статуэтки на камине, и среди
них две собачки с такими же добрыми глазами, как у самого доктора;
портреты родителей (цветные фотографии в овальных рамах, наклеенные на
лиловый шелк); экран из плиссированной материи, закрывающий ненужный
камин, беллетристика в застекленном книжном шкафу (медицинские книги
доктор держал во врачебном кабинете) в старинных переплетах из телячьей
кожи. Все это принадлежало другой эпохе. Я посмотрел заголовки, когда он
выходил "мыть руки", как он вежливо объяснил по-английски. Тут стояли
"Отверженные" в трех томах, "Тайны Парижа" без последнего тома, несколько
полицейских романов Габорио, "Жизнь Иисуса" Ренана и, как ни странно в
таком соседстве, "Капитал" Маркса, переплетенный в такую же телячью кожу,
как и "Отверженные", - издали эти книги и не различишь. Лампа под розовым
стеклянным абажуром, стоявшая на столе, где сидел доктор Мажио, была - и
весьма предусмотрительно - керосиновой, ибо даже тогда свет подавали с
перебоями.
Мажио.
вижу, что здесь можно многое улучшить. Мать не обслуживала богатую
клиентуру и не стремилась превратить "Трианон" в гостиницу-люкс.
удастся.
была бы неуместна, ведь в прежние времена здесь не принято было курить. Он
держал блюдце бережно, словно оно было из бесценного фарфора. Доктор был
человеком очень крупным и очень черным, но обладал необычайной
деликатностью, он бы не смог, я уверен, дурно обойтись даже с
неодушевленным предметом, даже с неподатливым стулом. Для человека
профессии доктора Мажио на свете нет ничего бесцеремоннее телефона. Но
когда он зазвонил во время нашего разговора, доктор так деликатно поднял
трубку, словно взял руку больного, чтобы проверить пульс.
восстания негров на Гаити в начале XVIII в., объявивший себя впоследствии
императором] - спросил меня доктор.
подлыми. Спаси нас бог от маленького Кристофа.
доллары.
деньги, мы живем в долг. Всегда можно убить кредитора, но никто не убивает
должников.
скажет. Надеюсь только, что вам не придется увидеть его имя написанным
электрическими лампочками над городом. Если же этот день настанет, лично
я, поверьте, спрячусь в первую попавшуюся нору.
упрямство или свое мужество. В противном случае мне не пришлось бы
дожидаться его возле высохшего бассейна, где бывший министр лежал
неподвижно, как туша в лавке мясника.
треть отеля?
но я попытаюсь получить ссуду в банке.
парадного костюма и наклонился ко мне, словно хотел поведать какую-то
тайну.
ваши акции. Облегчите ему это дело, продайте их дешево. Он гаитянин и
привык жить на гроши. Он выживет.
родины яснее, чем судьбы своих сородичей.
останусь и выживу.
время съездил к директору банка. Последние два сезона были для
Порт-о-Пренса очень удачными. Я изложил, как собираюсь поставить дело в
отеле, и директор - он был европеец - не стал чинить препятствий и дал мне
ссуду. Единственное, на чем он уперся, - это на сроке ее погашения.
распоряжениями, повар и садовник тоже обращались только ко мне; Марсель
отрекся от престола без всякой борьбы, но, встречаясь с ним на лестнице, я
замечал, что от него разит ромом, поэтому, позвав его для разговора, я
заранее налил ему стаканчик. Он выслушал меня молча и принял все, что я
предлагал, без единого слова. То, что я ему обещал, было, по гаитянским
Корнев Павел
Гуревич Георгий
Самойлова Елена
Лукин Евгений
Посняков Андрей
Афанасьев Роман