академию - улыбнулся ему и с привычной вежливостью легонько притронулся
кончиками желтых пальцев к его палочке.
удобней.
столом и так же бесшумно сел к своим бумагам и телефонам.
осенней, но уже заснеженной Москвы не проникал сюда даже легким шорохом
сквозь древнюю толщу каменных стен; не слышно было ни человеческих голосов,
ни шагов в коридоре.
столом человек в штатском; молчали два незнакомых генерала. Молчал и
Бессонов, все более испытывая странное, властно подчиняющее его ощущение
собственной растворенности в непроницаемой тишине, своей неподготовленности
к разговору при мысли, что где-то рядом, за стеной, может быть Сталин, что
сейчас раскроется дверь и сюда, в приемную, войдет тот, чей облик врезался в
сознание прочнее, неизгладимее лиц покойных отца и матери. Наверно, то же
самое испытывали и незнакомые генералы, и усталый человек за столом.
судьбами войны и судьбами миллионов людей, готовых с убежденностью умереть
за него; готовых голодать, страдать, терпеть; готовых смеяться от счастья и
кричать в неудержимом восторге узнавания при слабой его улыбке, при слабом
взмахе его руки на трибуне. Напряженность ожидания, испытываемая Бессоновым,
ощущалась так еще и потому, что имя Сталина, привычное, твердое и звучное,
уже как бы не принадлежало одному человеку; вместе с тем это имя было
связано с одним-единственным человеком, способным делать то, что было
всеобщим, что было надеждой всех.
голоса, казалось, мог привести ожидающих в иное состояние, которое разрушило
бы что-то священное. Грузный, пожилой генерал-полковник, расставив толстые
колени, тихонько меняя положение тела, вдруг скрипнул сапогами под стулом и,
вроде бы испуганный этим звуком, багровея, покосился на соседа - молодого,
подтянутого артиллерийского генерал-лейтенанта. Сплошь увешанный орденами,
начищенный, без единой морщинки на выглаженном кителе, тот сидел, выпрямив
грудь, уставясь на маленького человека в штатском, листающего бумаги за
столом.
ему известным признакам определил присутствие рядом Сталина.
вернувшись, оставил дверь приоткрытой, вымолвил:
кабинет с портретами Суворова и Кутузова на стенах, с длинным столом для
заседаний, официально зеленеющим полосой сукна, с топографической картой на
огромном другом столе, с телефонными аппаратами и шнуром, кольцами свернутым
на ковровой дорожке. В тот момент Бессонов, весь напряженно собранный, видел
только самого Сталина - маленького роста, с первого взгляда не похожий на
свои портреты, он шел навстречу ему чуть развалистой, мягкой походкой в
мягких, без скрипа сапогах; на нем был армейского образца китель, покато
облегавший на конус срезанные плечи. Его толстые усы, густые брови еле
уловимо отливали сединой, узкие, желтоватые глаза смотрели спокойно, и
Бессонов подумал: "О чем он спросит сейчас?"
сам, Сталин размеренно заходил по ковровой дорожке около стола с картой,
держа перед животом левую, будто не полностью разгибающуюся руку.
конце кабинета и задержавшись там, спиной к Бессонову, спросил с
неопределенной интонацией:
событиях, товарищ Сталин?" - но ответил через силу сдержанным голосом:
они могут положить начало большому наступлению и, как мне кажется, новому
периоду войны, если мы не позволим немцам разомкнуть внутренний и внешний
фронт кольца...
насколько последовательно мы сумеем расчленить и уничтожить противника в
окружении.
пошевелилась, как бы останавливая его и соглашаясь с ним.
повернулся от письменного стола, зажег спичку, раскуривая трубку, и, цепко
глядя поверх огня спички на Бессонова, проговорил настойчиво, словно не
расслышал его ответа:
вашей стороны не будет, товарищ Бессонов? Мы хорошо знаем о действиях вашего
корпуса под Москвой и посоветовались с Рокоссовским...
совсем понимаю причину моего назначения, или ответить, что это назначение
для меня неожиданно, - глуповатая искренность. Что ж, значит, мою
кандидатуру выдвинул Рокоссовский. Не думал, что будет именно так".
По-моему, здесь тоже возражений нет, - Сталин вяло помахал рукой, гася
спичку - Подойдите к карте.
стола. Теперь он стоял так близко к Сталину, что чувствовал сладковатый,
табачно-пряный запах его одежды, а сбоку видел широкую, пробитую сединой
бровь, серую, шершавую кожу щеки, тронутую выемками оспинок; и когда Сталин,
помолчав над картой, медленно поднял желтоватые глаза, в них был какой-то
размягченный блеск внутренней довольной усмешки.
заговорил Сталин. - Под Москвой, как известно, мы тоже думали об окружении
противника. Но не хватило сил. И в том числе вашему корпусу. Канны снятся
каждому генералу, товарищ Бессонов. Но мы, коммунисты, верим в объективные
обстоятельства. Гитлеру, как говорят, не хватило под Москвой какой-нибудь
одной свежей танковой дивизии и длинного лета. Некоторые утверждают:
появилась некая закономерность - они наступают летом, мы их бьем зимой. Нет,
в войне не может быть такой закономерности. Старые песни... Так Канны,
говорите, товарищ Бессонов? - повторил Сталин, хотя Бессонов не употребил
этого слова, и пососал трубку, она погасла; он, однако, не стал зажигать ее,
кончиком трубки плавно обвел над картой район Сталинграда. - Здесь
гитлеровские разбойники оказались в котле - и это первые наши Канны, товарищ
Бессонов. Согласны?
длительной паузы, - которую мы вам даем из резерва Ставки, посылается на
усиление трех фронтов, завершать разгром немцев в окружении. Вы будете
добивать Паулюса, завершать операцию "Кольцо". Какие у вас соображения по
этому поводу, товарищ Бессонов?
остановился на прошлогодней обстановке под Москвой и так настойчиво повторил
три раза слово "Канны", говоря об обстановке под Сталинградом, сложившейся в
результате ноябрьского контрнаступления наших фронтов. - Я хотел бы сказать,
товарищ Сталин, что все сейчас зависит от быстроты ликвидации этой огромной
немецкой группировки. Не исключена возможность попытки прорыва немцев
изнутри кольца или их деблокирующего удара к окруженной группировке сквозь
внешний фронт. Мне сказали, что действия наших войск по ликвидации
окруженной группировки в последние дни замедлились, а немцы ожесточенно
сопротивляются и даже контратакуют...
Бессонов, едва лишь произнес последнюю фразу, но Сталин, поднеся зажженную
спичку к трубке, слегка кивнул.
переброске немецких сил из Западной Европы на Сталинградское направление
есть... Продолжайте.
товарищ Сталин.
волосы рыжеватых усов; минуту спустя заговорил с особенно заметным акцентом:
группировки мы должны провести силами фронта Рокоссовского и в основном
войсками вашей армии, товарищ Бессонов. Не позже двадцать третьего декабря.
Дело еще в том, что до Сталинграда наши солдаты, даже командиры не привыкли
как следует окружать и насмерть бить окруженного врага. Слово "немец" долго
звучало как очень активная сила. Это психологический фактор. Его переломить
надо в сознании. Навсегда. Так ведь это, товарищ Бессонов? Или не так?
сознания солдата еще не ушло отступление сорок первого года. И лето сорок
второго. Но перелом происходит или произошел... Солдаты стали понимать, что
война пошла другая, что не немцы, а мы стали окружать.
ни согласия, ни возражения, и, не то покашливая, не то перхая саднящим
горлом, он начал расхаживать по кабинету, по толстой, глушащей шаги дорожке;
левая, согнутая в локте, негибкая его рука была выставлена немного вперед,
перед животом, узкие, покатые плечи немного ссутулены; но Бессонову
Корнев Павел
Суворов Виктор
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур
Володихин Дмитрий
Афанасьев Роман